И тут Пия поняла: она в церкви. И лежит на огороженной скамье.
Но как она сюда попала? И почему?
Наконец сердцебиение выровнялось, и звон в ушах пропал. Вокруг слышались приглушенные голоса и слабые стоны, напоминающие сетования пострадавших горняков, которые возвращаются домой после обрушения шахты. Где-то плакала женщина. Человек рядом с Пней, видимо с другой стороны занавески, глотал ртом воздух, при каждом вдохе булькая, как забитый водосточный желоб. Потом ноздри наполнил сладковатый тошнотворный запах гниющей плоти, и Пия все вспомнила.
Люди гибнут от инфлюэнцы.
Мутти мертва.
А она оставила Олли и Макса дома запертыми в тайнике.
Пия резко вскочила и сбросила одеяло; приступ паники внезапно придал ей сил. Ей срочно надо домой, к братьям. Девочка спустила ноги со скамьи, и в голове поплыла тяжелая темнота, чуть не опрокинув ее наземь. Пия закрыла глаза, обеими руками схватилась за край скамьи и глубоко вдохнула, скрипя зубами, — все тело немилосердно болело. Когда головокружение прошло, девочка снова открыла глаза и оперлась на дрожащие руки. Грудь казалась каменной, а ноги тряслись, как желе. Обратной стороной запястья Пия вытерла пот с верхней губы и стала выбираться из ограждения.
Центральный проход церкви был заставлен больничными койками, и на них лежали люди с синими кровоточащими лицами. Сестра в марлевой повязке и заляпанном фартуке привязывала к большому пальцу ноги еще дышавшего пациента коричневый ярлык; другая заворачивала его в простыню. Лежавшая рядом женщина с обильно текущей изо рта кровью просила о помощи. У нее на ноге тоже был ярлык. Пия оглядела ряд коек с живыми и мертвыми пациентами, завернутыми в простыни; некоторые больные еще корчились от боли, но у всех на ногах болтались коричневые бирки. Ощущение, что вокруг только мертвые и умирающие, внушало почти невыносимый ужас. В груди словно ворочался булыжник, который давил на легкие, как в день парада, только во много раз хуже. Пия глянула вниз, на ноги. И у нее на пальце был ярлык. Пия наклонилась, чтобы сорвать его, но голову повело, и она упала набок, отчего жуткая боль пронзила все кости. Из горла вырвался стон. Девочка медленно села, стараясь не обращать внимания на боль в локте и бедре, и сняла с пальца бирку. Опять накатила дурнота, и Пия уронила голову на руки, с нетерпением ожидая, когда приступ пройдет: каждая секунда промедления означает мучения для Олли и Макса. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мир вокруг перестал кружиться. Девочка дотянулась до подлокотника скамьи и, опираясь на него, поднялась на ноги. Теперь ничто, даже инфлюэнца, не остановит ее.
— Что это ты делаешь? — произнес женский голос. — Немедленно вернись в постель.
Медсестра в грязном фартуке и белой маске бросилась к выгородке и отвела Пию обратно на импровизированную кровать. Пия пыталась сопротивляться, но тщетно: мышцы дрожали, а легкие с каждым вымученным дыханием обжигала боль. Может быть, если чуть-чуть полежать, силы вернутся к ней? И сестра даст ей поесть — то печенье или немного супа, чтобы подкрепить силы? Тогда она пойдет домой к Олли и Максу. Они, наверно, голодны и испуганы. От одной только мысли о том, что братья заперты в ящике, колени у Пии подгибались.
Когда медсестра вела ее к постели и укладывала на подушку, краешком сознания Пия успела отметить, что больше не боится чужих прикосновений. Если только прежний страх не маскировался ее нынешними страданиями.
Девочка попыталась договориться с сестрой.
— Мне надо домой, — хрипло объяснила она. — Мои братья…
— Ты никуда не пойдешь, — отрезала сестра и укрыла ее одеялом. — Ты больна.
— Где я?
— В церкви Святого Петра. Больницы переполнены. Как тебя зовут?
— Пия Ланге.
— Сколько тебе лет?
— Тринадцать.
— Могильщики нашли тебя на Ломбард-стрит. Думали, мертвая, но ты начала стонать и метаться. Радуйся, что тебя привезли сюда, а не бросили в телегу с трупами. Те люди спасли тебе жизнь, но надо оставаться в постели.
Пия снова попыталась встать, но не смогла.
— Вы не понимаете, — возразила она. — Мне нужно вернуться к братьям. Они одни дома!
— Ш-ш-ш, — попыталась успокоить ее сестра. — Я уверена, что с твоими братьями ничего не случится. А тебе сейчас нужен покой. — Она налила в стакан воды из графина и помогла Пии поднять голову, чтобы попить. Девочка сделала несколько больших глотков — она и не знала, какую жажду испытывает, пока вода не смочила пересохшее горло. Потом Пия снова легла; руки и ноги дрожали от слабости.
— Но Олли и Максу всего четыре месяца, — настаивала она. Голос у нее перерывался, зубы стучали. — Отец на войне, мама умерла, а я… — Слова застряли в горле, и девочка осеклась. Внутренний голос кричал ей, что нужно встать, оттолкнуть медсестру и убежать из церкви. Но она не могла собраться с силами, даже чтобы снова сесть. Тело, тяжелое и неповоротливое, казалось чужим.
Сестра плотнее укрыла девочку одеялом.
— Ну-ну, тихо, — произнесла она. — Знаю, ты расстроена и напугана, но наверняка поправишься. Худшее уже позади. Не всем так везет. — Она взяла из эмалированного таза тряпку, отжала ее и промокнула тина лбу Пии.
— Что значит «худшее позади»? — не поняла та. — Сколько я здесь?
— Шесть дней.
Пия ахнула; паника сменилась ужасом.
— Нет! — закричала она. — Не может быть! Я… — Она снова попыталась встать и опять закашлялась; каждый судорожный выдох сотрясал тело, будто девочку били палкой по спине. Когда приступ закончился, она бессильно упала на скамью.
Сестра наблюдала за ней с жалостью во взгляде.
— Боюсь, что и правда прошла почти неделя. Я ухаживала за тобой с той самой минуты, как тебя привезли. А теперь, пожалуйста, слушайся меня, иначе тебе снова станет плохо.
— Нет, — плакала Пия. — Мне надо домой, помочь братьям!
— Извини, — ответила сестра, — но сейчас тебя никто не отпустит. Ты еще больна.
Пия повернулась на бок, и ее стошнило, хотя в желудке ничего не было, кроме кровавой слизи и желчи. Девочка не могла перенести мысли, что Олли и Макс умирают, запертые в подполе, и никто не возьмет их на руки и не утешит, никто не завернет малышей в теплое одеяло и не поцелует в щечку. Лучше бы могильщики дали ей умереть.
Сестра погладила ее по плечу.
— Постарайся успокоиться и дышать ровно. Ты расстраиваешься, а это тебе не на пользу. Наверняка соседи позаботились о твоих братьях или их забрала патронажная сестра. В любом случае я уверена, что с ними все хорошо.
Пия судорожно сглатывала, пыталась остановить кашель и рвотные позывы. Когда она наконец смогла говорить, то спросила:
— Какая… какая сестра?
— Общество патронажных сестер разослало по городу женщин, чтобы оказать помощь нуждающимся. Для этого призвали студенток-медиков и всех, у кого есть опыт сестринской работы. Наверняка кто-нибудь из них нашел твоих братьев. — Она помолчала, глаза ее потускнели. — Не волнуйся. Скоро ты поправишься, пойдешь домой и…
Пию снова одолела дурнота.
— Вы… вы не понимаете… Я…
— Что? — мягко произнесла медсестра.
Пия попыталась выговорить:
— Они… братья в спальне родителей. У нас закончились продукты, и я… я пошла поискать еду. И спрятала их… спрятала их… — Непрерывные рыдания вырвались у нее из груди.
Глаза у сестры слегка расширились, но выражение лица оставалось спокойным.
— Постарайся не волноваться. Наверняка их кто-нибудь нашел.
Пия закрыла лицо ладонями, плечи у нее тряслись. Почему она не взяла с собой Олли и Макса? Почему не положила их в коляску или не привязала к себе шарфом или одеялом? Тогда, найдя ее на улице, могильщики спасли бы их всех и мальчики по крайней мере выжили бы. Не важно, что случилось бы дальше, но зато братья не умерли бы от голода в темном ящике, одинокие, замерзшие и напуганные.
О боже! Что она наделала!
Девочка отвела руки от лица и посмотрела на сестру. Такого отчаяния Пия не испытывала еще никогда в жизни. Если с Олли и Максом что-то случилось, она никогда себе этого не простит.
— Как вы думаете, есть надежда, что они все еще живы? Спустя шесть дней. Могли дети выжить? Умоляю вас, ответьте мне «да»! Пожалуйста!
По лицу сестры пробежала тень, но женщина сохраняла самообладание.
— Ну же говорю, — успокаивающе произнесла она, — малышей наверняка нашли и позаботились о них.
— Не могли бы вы послать кого-нибудь в переулок Шанк, 408, квартира 4В? Я дам вам ключ. Пожалуйста, помогите им. — Пия сунула руку под одеяло и стала шарить в поисках кармана платья. Но кармана не было. Тогда девочка вспомнила, что лежит в ночной рубашке.
— Где мое платье? — крикнула она. — Что вы с ним сделали?
— Его выбросили. Прости, но оно испачкалось и…
— Но в кармане был ключ! Как теперь попасть в квартиру без… — Но тут она вспомнила, что выскочила из дома, даже не заперев дверь, потому что мальчики заплакали. Голова у Пии снова закружилась. Она застонала и откинулась на кровать. — Дверь открыта. Пожалуйста, пошлите туда кого-нибудь. Я должна знать…
— Все будет хорошо, — снова попыталась успокоить девочку сестра. — Видишь? Раз дверь открыта, кто-то из соседей мог войти и забрать их.
— Нет, прошу вас. Никто не поймет, где искать.
— Нужно кого-то отправить туда. Скажите, что…
— Ладно, ладно, — закивала сестра. — Я попытаюсь найти кого-нибудь, а если не получится, сама схожу после смены. Но до тех пор, пожалуйста, лежи спокойно.
— Вы… вы согласны помочь мне?
— Конечно. — Сестра слегка улыбнулась. — У меня тоже есть младший брат. Его зовут Джонни.
Пия попыталась улыбнуться в ответ в знак благодарности, но физические и душевные силы вдруг окончательно покинули ее.
— Спасибо, — только и прошептала она.
— Пожалуйста, — сказала сестра. — А теперь поспи. В твоем состоянии это лучше всего.
Пия закрыла глаза. С одной стороны, ей хотелось потерять сознание, провалиться в полное беспамятство, лишь бы не думать о кошмарных последствиях своего поступка. С другой стороны, она молила Бога дать ей сил встать и добраться до дома, чтобы спасти братьев, пока еще не поздно. Потом ей в голову пришла очередная страшная догадка: а вдруг сестра попросту обманула ее, лишь бы Пия успокоилась и отстала? Надо бы взять с сестры клятву сходить к ним домой, но сил уже совсем не осталось.