Теперь никого из них не было рядом: ни мутти, ни Олли с Максом, ни Финна. Возможно, и отец не вернется.
А ее засунули в приют.
Как получилось, что жизнь так быстро превратилась в кошмар?
Однажды в воскресенье после литургии Пия заметила, что окно за алтарем приоткрыто. Может, наконец удастся сбежать из приюта? Когда после службы все выходили из часовни, Пия пропустила остальных вперед, а сама спряталась под скамьей. Через некоторое время в часовне никого не осталось, и Пия вылезла из укрытия, ринулась за алтарь и попробовала открыть окно полностью. Она не знала, как перелезть через ограду двора, но надеялась что-нибудь придумать. Поначалу окно не поддавалось — может, из-за слоев старой краски, — но Пия глубоко вдохнула и налегла сильнее, кряхтя от усердия. Наконец рама со скрежетом наполовину раскрылась.
Девочка наклонилась и начала вылезать в узкую щель, вытянув вперед руки, чтобы смягчить падение в кусты за окном. Приземление будет не из приятных, но она справится. Пия высунула голову и плечи и уже протискивала под рамой туловище, как вдруг кто-то схватил ее за лодыжки и дернул назад. Ударившись подбородком о подоконник и оцарапав руки деревянной рамой, она больно упала на пол, ушибив грудную клетку. Хватая ртом воздух, Пия повернулась и взглянула наверх: там стояла мать Джо.
— Что, во имя всего святого, вы делаете, мисс Ланге? — пронзительно воскликнула она.
— Я… я… — забормотала Пия.
— Сию же минуту встаньте!
Пия, задыхаясь, встала и принялась отряхивать платье. Кожу на подбородке саднило, локти болели.
— Там была… ну… птица, — лепетала она. — Птенец. Он застрял в окне, и я…
Мать Джо подняла костлявый палец.
— Замолчите! — рявкнула она так, что Пия вздрогнула. — Ни слова больше, мисс Ланге. — Она закрыла окно, потом сложила руки на груди, спрятав узловатые кисти в рукавах сутаны, и гневно воззрилась на Пию. — Сейчас я задам вам вопрос. И помните: Бог все слышит.
— Да, мать Джо.
— Вы принимали только что святое причастие?
— Да, мать Джо.
— И это значит, что сейчас внутри вас находятся кровь и тело Христово?
— Да, мать Джо.
— Знаете ли вы, что лжец приговаривается к вечному проклятию, и я имею право подвергнуть вас любому наказанию, которое сочту необходимым, чтобы убедиться, что вы не повторите своего греха?
— Да, мать Джо.
— Очень хорошо, мисс Ланге. Теперь немного подумайте и ответьте мне снова, что выделали, высунувшись из окна.
Пия уставилась в красный ковер на полу и закусила щеку изнутри.
— Так что же, мисс Ланге?
— Я пыталась сбежать, — ответила Пия.
— Почему вы собирались это сделать? Вам здесь не нравится? Мы плохо заботимся о вас, давая вам крышу над головой и пищу?
— Нет, мать Джо.
— Тогда почему же, скажите на милость, вы не пошли после окончания службы, как и положено, в отделение для младенцев? Почему пытались вылезти в окно?
— Потому что считаю, что мои братья еще живы. Разве сестра Агнес не говорила вам об этом?
Мать Джо нахмурилась.
— Говорила, — признала она и скептически взглянула на Пию: — Так вы что же, хотели сбежать на поиски братьев?
Пия кивнула.
— Да, мать Джо.
— Понятно. — Монахиня вздохнула и в раздумьях отвела взгляд, а потом заявила: — Полагаю, ваш отъезд отсюда можно устроить. Но только после того, как закончится эпидемия и город оправится от ее последствий.
Пия изумленно заморгала, не веря своим ушам.
— Правда? — спросила она. — Вы серьезно, мать Джо?
— Слова у меня не расходятся с делом, мисс Ланге.
На глаза девочки набежали слезы, и она чуть не вскрикнула. Наконец-то она будет свободна и отправится на поиски Олли и Макса!
— Спасибо, мать Джо! — Ей даже захотелось обнять монахиню.
— А пока, мисс Ланге, попытка к бегству и ложь настоятельнице должны быть наказаны. Приведите себя в порядок и следуйте за мной.
Пия спустилась следом за матерью Джо по крутой лестнице в подвал, ощущая странное сочетание дурного предчувствия и облегчения. Как ее накажут за попытку вылезти из окна? Заставят чистить картошку или мыть посуду? Скрести пол в столовой или стирать простыни? Или три раза огреют кожаным ремнем? Какую бы цену ни пришлось заплатить, Пия не жалела, что ее поймали, ведь в итоге мать Джо согласилась отпустить ее. Ее беспокоило только одно: что она будет делать и куда пойдет, после того как заглянет домой узнать, получил ли отец у нынешних жильцов ее записку, и попробует разузнать про судьбу Финна. Денег у нее не было. Семьи и дома тоже. Но освобождение из сиротского приюта — это уже первый шаг в поисках Олли и Макса.
Спустившись в подвал, мать Джо пересекла столовую и вошла в кухню — помещение с кирпичными стенами, похожее на печь и пахшее холодной землей, скисшим молоком и сырым луком. Две краснолицые монахини помешивали похлебку в огромных котлах, стоявших на угольной печи, третья нарезала на деревянном столе буханки хлеба невероятно длинным ножом. В углу три мальчика лет пяти-шести чистили горы картошки, по щиколотку утопая в очистках. Еще один мальчик разливал молоко в кружки, расставленные в ряд на скамье. Он поднял на Пию глаза и случайно пролил чуть-чуть мимо. Монахиня, нарезавшая хлеб, отчитала его за невнимательность и отвесила такую затрещину, что мальчонка подскочил. Из кухни мать Джо и Пия вышли в узкий коридор и проследовали мимо комнаты с грязным постельным бельем и пустыми корытами. Пия терялась в догадках, куда ее ведут, если не на кухню и не в прачечную.
— Извините, мать Джо, — сказала она. — Можно спросить, куда мы направляемся?
— Скоро увидите, — ответила монахиня. — Помните, мисс Ланге: терпение — это добродетель.
Она остановилась в конце прохода возле старинной деревянной двери с ржавыми петлями и железным засовом, достала из-под сутаны кольцо с ключами, отперла дверь и пропустила Пию в другой коридор, с булыжным полом и массивными арками. Вдоль стен располагались закрытые двери с квадратными окошками посередине. Здесь висел пещерный запах плесени и сырости, с неровного потолка свисала паутина. Казалось, подвал не использовался веками.
— Что это за место? — дрожащим голосом спросила Пия.
— Изолятор для больных тифом, туберкулезом, желтой лихорадкой, полиомиелитом, а также для буйнопомешанных. А в последнее время здесь держат еще и жертв «лиловой смерти».
— Вы сажаете сюда детей? — удивилась Пия.
— При необходимости, — пожала плечами монахиня.
Пия обхватила себя руками, по коже у нее пробежали мурашки. Болезнь и сама по себе мучительный процесс, но если человека вдобавок поместить в такое холодное жуткое место, это уже просто пытка. Сколько несчастных страдали и умирали здесь? И зачем ее привели сюда? Чтобы ухаживать за каким-нибудь бедным ребенком?
В конце коридора мать Джо остановилась перед железной дверью, похожей на врата в ад.
— Ты побудешь здесь, пока не усвоишь урок.
От страха у Пии скрутило живот. Она подумала о том, чтобы развернуться и побежать — но куда? Снова наверх? В свое отделение? На игровую площадку? Ни выхода, ни надежды на спасение не было. Если ее снова поймают при попытке к бегству, наказание будет еще более суровым.
— Долго я здесь пробуду? — пролепетала она.
— Достаточно.
— Но я…
— Не пытайтесь спорить со мной, мисс Ланге, иначе ваше пребывание здесь только продлится. Мы ведь договорились: как только я сочту, что покидать приют Святого Викентия для вас безопасно, я это устрою. Но сначала вы должны искупить свои грехи.
Пия дрожала и ежилась.
— Да, мать Джо.
Монахиня кивнула и стала искать нужный ключ. Отыскав его, она отперла дверь; петли завизжали, как разъяренная кошка. У задней стенки помещения стояла прикрученная к каменному полу кровать с соломенным матрасом.
Мать Джо жестом приказала Пии войти.
Девочка на ватных ногах побрела внутрь. Сырое помещение было не больше спальни ее родителей. с крошащимися стенами и подслеповатым оконцем в нише под вспученным потолком. Пия слышала о темницах в подземельях крепостей; именно такими она их и представляла: кислый воздух наполнен памятью о человеческих страданиях, стены покрыты черной плесенью и пятнами крови. Скольких детей запирали здесь? Сколько из них здесь умерло? Пия оглянулась, чтобы взглянуть на мать Джо, надеясь, что это всего лишь угроза или предупреждение. Но монахиня сказала:
— Я пришлю вашу порцию ужина. Чтобы облегчиться, пользуйтесь ведром. И я очень советую провести это время в молитвах, мисс Ланге. Молите Бога о прощении за свои грехи и о возможности стать лучшей христианкой.
Во рту у Пии пересохло. Мать Джо всерьез намерена бросить ее здесь. Девочка попыталась что-то сказать, но язык прилип к гортани.
Монахиня оделила ее долгим укоризненным взглядом, затем вышла из камеры и захлопнула за собой дверь; лязг железа эхом разнесся по пустому коридору. Пия, оцепенев от ужаса, замерла. В замке загремели ключи, потом шаги матери Джо прогрохотали по каменному полу, раздался звук другой отворяемой и закрываемой двери, и все стихло. Если кто-то узнает о том, что она сделала с близнецами, подумала Пия, ей предстоит всю жизнь провести в подобном месте: в тюрьме или в лечебнице для душевнобольных. Может быть, она заслуживает того, чтобы ее заперли. В этом тесном холодном помещении она представила, что испытывали Олли и Макс в темном ящике, испуганные и не понимающие, куда делись любящие родичи и почему никто не приходит к ним на помощь. Девочка легла на заплесневелый матрас и свернулась клубком. Ее одолели слезы, за которыми последовали тяжкое чувство вины и горе. Пия закрыла глаза и попыталась ухватиться за мысль об обещании матери Джо. Пия обретет свободу и сможет всерьез приняться за поиски братьев. И не остановится, пока не узнает правду.
Если только ее саму не забудут в подземелье.
Глава двенадцатая
Декабрь
Глядя из окна своей новой комнаты на третьем этаже, как Филадельфия медленно возвращается к жизни, Бернис сощурилась на розоватое зимнее солнце, выглядывающее между зданиями на противоположной стороне улицы. По сведениям газет, инфлюэнцей заразились больше сорока семи тысяч жителей и больше двадцати тысяч скончались в течение первого месяца после парада в честь займа Свободы. Ко второй неделе ноября количество смертей от инфлюэнцы и пневмонии составило всего четверть от подсчетов предыдущей недели, и — вопреки желанию Департамента здравоохранения штата — стали вновь открываться церкви, школы, варьете и бары. Тем не менее праздник в честь Дня перемирия