Миссис Хадсон возмущенно взглянула на мисс О’Мэлли:
— Почему, скажите на милость, ребенок так легко одет — ни пальто, ни хотя бы одеяла на плечах? Разве вы не обязаны заботиться о детях, находящихся под вашей опекой?
Мисс О’Мэлли побелела.
— Я не работаю в приюте, мэм, — пролепетала она. — Я только выполняю поручения монахинь за скромную оплату.
— Но на дворе зима. Как вам не стыдно так бессердечно относиться к детям!
— Но я… — начала было мисс О’Мэлли.
Доктор Хадсон стал закрывать дверь, тесня мисс О’Мэлли к выходу с словами:
— Еще раз спасибо, что доставили мисс Ланге. Если нам что-нибудь понадобится, мы пошлем матери Джо телеграмму. Всего хорошего.
Мисс О’Мэлли фыркнула, развернулась и зашагала с крыльца.
Доктор Хадсон запер дверь и с явным удовлетворением подмигнул жене.
Миссис Хадсон улыбнулась ему и положила изящную легкую руку на плечо Пии. Девочка вся сжалась и непроизвольно отпрянула. К счастью, миссис Хадсон, похоже, ничего не заметила, лишь сморщила нос, словно учуяла вонь, и убрала руку.
— Как тебя зовут, дорогая?
Пия оглядела себя. Не она ли источник неприятного запаха? Она в первый раз заметила кричащую разницу между своими лохмотьями и одеждой Хадсонов. Рядом с миссис Хадсон в блестящем платье и доктором в темно-синем пиджаке она выглядела так, словно извалялась в грязи. Все ее вещи — платье, чулки, ботинки — были коричневые, под цвет старой фотографии, и проигрывали даже в сравнении с дверным ковриком клюквенно-красного цвета.
— Боже мой, — засмеялась миссис Хадсон. — Ты что, язык проглотила? — Теперь она успокоилась и медленно раскачивалась туда-сюда, баюкая ребенка.
— Извините, мэм, — произнесла девочка. — Меня зовут Пия Ланге.
— Что ж, Пия, несмотря на мою первую реакцию, я рада твоему приезду и буду благодарна за помощь с детьми. — Миссис Хадсон улыбнулась и с любовью взглянула на сына, которому было не больше двух месяцев. Младенец, совершенно довольный, моргая, смотрел на мать. — Это наш младшенький, Леонард Джеймс. Мы зовем его Лео. Очень славный малыш, но у нас есть и другие дети, и я совершенно выбиваюсь из сил.
— Какой красивый ребенок, — улыбнулась Пия и не солгала: мальчик унаследовал от матери легкую рыжину в светлых волосах, а от отца — мужественный подбородок. Девочка вспомнила Олли и Макса в этом возрасте, и печаль стиснула ей сердце. В глазах встали слезы — и от тоски по братьям, и от облегчения, и от неверия в свою удачу, — но Пия надеялась, что никто этого не заметил.
— Ты справишься тут одна, дорогая? — спросил жену доктор Хадсон. — Мне нужно ненадолго вернуться в кабинет.
— Иди, — ответила миссис Хадсон. — Спасибо тебе. — Она чмокнула мужа в щеку и повернулась к Пии: — Ты наверняка голодная, но сначала тебе надо вымыться. Потом я представлю тебя девочкам и накормлю, а там уж покажу твою комнату. Ты не возражаешь?
Пия чуть было не ущипнула себя, чтобы проверить, не сон ли это. С тех пор как она услышала, что ее «пристроили на работу», она злилась на мать Джо, думая, что та хочет только сильнее ее наказать. Возможно, она ошибалась. Вероятно, старая монахиня знала, что Хадсоны добрые люди и шансы воспитанницы выжить здесь будут выше, чем на улице. А может, настоятельница вообще ничего не знала про Хадсонов, и Пии просто повезло.
— Да, мэм, — ответила она, — конечно я не возражаю.
— Тогда пойдем со мной. — Миссис Хадсон направилась к двери в другом конце прихожей. Потом остановилась и оглянулась: — Только будь добра, сними обувь.
Девочка, сгорая со стыда, скинула драные ботинки. Чулки были немилосердно грязными, из дырки на носке торчали два чумазых пальца. Мутти пришла бы в ужас. Именно так отреагировала и миссис Хадсон.
— Боже правый! — воскликнула она, морща лоб, и с сочувствием посмотрела на Пию: — Не смущайся, ты не виновата. Когда избавимся от этой рвани и отмоем тебя, надо будет тщательно вытереть пол. — И она снова пошла к двери.
Готовая провалиться сквозь землю, Пия последовала за миссис Хадсон в длинный коридор с высокими окнами, выходящими в боковой двор. Напротив окон находились комнаты с сияющей резной мебелью и пестрыми коврами. Столики и тумбочки были покрыты салфетками с цветочным узором, в креслах и на кушетках лежали вышитые подушки. На полках теснились книги, вазы и фарфоровые статуэтки, стены украшали картины маслом и зеркала. Пия пыталась обуздать любопытство, но ей еще не приходилось видеть такого красивого и богато украшенного дома. К счастью, миссис Хадсон, похоже, не возражала.
— Предыдущая няня, мисс Бейнбридж, умерла от инфлюэнцы через неделю после парада, — рассказывала хозяйка. Бедняжка. Но она все равно собиралась нас покинуть: она ведь только что обручилась. Никто не заслуживает такой ранней смерти. Слава богу, что она в то время не общалась с детьми. — Миссис Хадсон говорила быстро, словно пыталась выложить всю информацию разом, пока не забыла. — Рассказывают, это ужасная смерть. Доктор Хадсон не посвящал меня в подробности, он меня бережет, но я слышала, что тела кучами громоздились на крыльце домов и в углах комнат, а больные захлебывались собственной кровью. — Потом она вдруг остановилась и широко раскрытыми глазами уставилась на Пию: — О боже, я даже не спросила, что случилось с твоими родителями. Все болтаю и болтаю… — Она опустила плечи и внезапно стала выглядеть беспомощной. — Только не говори, что твои родные умерли от инфлюэнцы.
— Мама, — поправила ее Пия. — А отец на войне. Последнюю весточку он прислал из Франции.
— И ты ничего не слышала о нем после окончания войны?
Пия покачала головой.
— Вряд ли он знает, где меня искать.
— Ах ты боже мой, — покачала головой миссис Хадсон. — Бедняжка. Мне очень жаль. А монахини в приюте не пытались выяснить, что с ним случилось?
— Нет, мэм. — Пия хотела попросить помощи в поисках братьев, но решила, что пока слишком рано: ведь они с хозяйкой только познакомились. — Монахини сказали, что у них нет ни времени, ни средств разыскивать родителей каждого попавшего в приют ребенка.
Миссис Хадсон вздохнула.
— Что ж, думаю, это справедливо. К тому же они наверняка боялись выезжать в город. Прости, что я сразу не спросила тебя о родителях.
— Ничего, мэм.
— Клянусь, с появлением Лео у меня ничего в голове не держится. — Она помахала рукой в воздухе, словно отгоняя муху. — С девочками так не было. После их рождения я отлично себя чувствовала. — И она снова пошла по коридору.
Пия двинулась за ней, вздохнув с облегчением, что хозяйка не поинтересовалась братьями и сестрами.
— Ну так вот, — продолжила миссис Хадсон. — После смерти нашей няни я собиралась найти ей замену, но меня пугала инфлюэнца. А вдруг новая помощница выйдет на работу, не подозревая, что уже больна? А когда я узнала, как быстро распространяется инфекция, то уволила даже кухарку и горничную. Пол — то есть мой муж, доктор Хадсон, в то время еще был на войне. Там он потерял руку: пуля настигла его, когда он оказывал помощь раненым на передовой, и рана загноилась. Он вернулся домой сразу после ампутации. Слава богу, что он хотя бы жив. У меня тогда только-только родился Лео, но муж не сумел бы помочь мне по хозяйству. Однако мы решили, что во время эпидемии нельзя рисковать и нанимать посторонних. Муж говорил, что на фронте больше солдат умерло от испанки, чем от пуль. Да и денег не хватало. Когда мы поженились шесть лет назад, за мной дали солидное приданое, но оно не безгранично, знаешь ли, особенно если есть дети. Сначала им нужны подгузники и одежда, потом игрушки и новая одежда, а еще еда, все больше и больше еды.
Пия изо всех сил старалась усвоить каждое слово миссис Хадсон, но та сыпала фразами как из мешка горохом, и девочка не успевала за ее мыслями. Удивительно, но маленький Лео все это время молчал.
— Вот почему я оторопела, когда увидела тебя, — щебетала миссис Хадсон. — Муж очень решительно настроен не подвергать детей угрозе заражения. Он даже советует мне не покидать дом, опасаясь, что я могу принести с собой инфекцию. Он принимает пациентов прямо здесь, потому что не может управлять повозкой одной рукой, но пообещал мне: если к нему обратится человек с симптомами инфлюэнцы, он будет спать у себя в кабинете, пока не удостоверится в том, что не заразился. Но Пол, благослови его Бог, так заботится обо мне, что сумел найти мне помощницу, несмотря на страх возвращения эпидемии. И вот ты здесь. — Она устало улыбнулась Пии.
Девочка заставила себя улыбнуться в ответ, но в душе у нее поселилась безысходность. Мысль о новой волне испанки ее ужаснула. Значит, Финн, отец и братья, если они живы, все еще подвергаются опасности.
Миссис Хадсон привела Пию в выложенную белой плиткой кухню с широкими окнами, выходящими в неухоженный сад с перголами и купальнями для птиц. Около угольной печи стояла кроватка, куда хозяйка опустила Лео, подоткнув ему одеяльце. Мальчик зевнул и, не проявляя беспокойства, стал глазеть вокруг. Пия ни разу не видела такого спокойного ребенка. Хотя чему удивляться: младенец был сыт и жил в теплом доме, окруженный любовью обоих родителей.
— Да, пока не забыла, — добавила миссис Хадсон. — У тебя интересное имя: очень красивое, но слишком уж необычное. Ты знаешь его происхождение?
У Пии взмокла шея. Девочка потупилась, но потом вспомнила, как отец советовал всегда смотреть людям в глаза во время диалога — тогда собеседник понимает, что ты говоришь искренне. Вот только сейчас Пия не могла быть честной. Если доктор и миссис Хадсон узнают о ее немецком происхождении, они могут изменить свое отношение к ней. Она решительно помотала головой и посмотрела миссис Хадсон в глаза, пояснив:
— Меня назвали в честь прабабушки.
— Как мило! А откуда она была?
— Из Голландии. Она приехала в Соединенные Штаты со своими родителями много лет назад.
— Слава богу, что ты не немка! — воскликнула миссис Хадсон. — Пусть война и закончилась, но я никогда не прошу народ Германии за его преступления, ведь мой бедный муж лишился руки. Еще один вопрос, который я задаю всем нашим потенциальным работникам: из какого ты района?