— Не знаю, сэр. Я просто… чувствую. Не могу объяснить.
— Но как? Как ты узнала?
— Когда взяла его на руки, сэр.
— То есть ты почувствовала неладное, когда прикоснулась к нему?
В изумлении Пия подняла голову. Доктор проверяет ее на здравомыслие? Или знает что-то о том странном чувстве, которое всю жизнь преследует ее? Как бы там ни было, она не позволит возложить вину за смерть Лео на себя. Пия посмотрела доктору прямо в глаза. Теперь или никогда.
— Да, сэр. Именно так.
Доктор Хадсон сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
— Я слышал о таком явлении, но… Что-нибудь подобное случалось с тобой раньше?
Пия, Не отводя взгляда, кивнула.
— Да, сэр. Много раз.
— Понятно. — Он слегка покачал головой с сомнением и замешательством на лице. — Давно у тебя эта способность?
— Сколько себя помню, сэр. Я долго не понимала, в чем тут дело, но после начала эпидемии предчувствия обострились. Потом, когда мама заболела и умерла, я поняла, что мои ощущения реальны.
— Почему ты не сказала нам об этом раньше?
— Потому что я… я боялась, что вы сочтете меня… ненормальной.
Доктор сжал пальцами переносицу и зажмурился, словно страдал от лютой головной боли. Непонятно было, гневается ли он, сдерживает слезы или недоумевает, как мог нанять сумасшедшую в няньки своим детям. Возможно, он размышлял, куда лучше ее отправить — в тюрьму или в психушку. Стены коридора перед глазами Пии пошатнулись. Ей нужно доказать, что она не врет. Но как?
И она придумала.
Пия осторожно взяла доктора за руку. Он удивленно открыл глаза, но руки не отдернул. Она сжала его кисть ладонями и стала прислушиваться к себе в ожидании подсказки — малейшего стеснения в груди или глухого стука в голове. Только бы получить намек на заболевание, а не на угрозу жизни хозяина. Девочка закрыла глаза, отогнала страхи и постаралась сосредоточиться. Рука у доктора была крупная, с теплой кожей и мозолистой ладонью. И тут Пия почувствовала пульсирующую боль в предплечье и жжение внизу живота.
Она отпустила руку доктора и взглянула на него.
— Вы до сих пор чувствуете свою отрезанную руку, — проговорила она. — И еще вам больно… мочиться.
Доктор Хадсон в изумлении открыл рот.
— Как ты… Невероятно. Я даже жене не говорил, что…
— Я просто почувствовала, сэр.
Доктор в полном ошеломлении уставился на Пию.
— Это невероятно, — пробормотал наконец он. — Я лечусь от инфекции мочевыводящих путей и уже чувствую улучшение, поэтому странно, что ты все еще можешь… — Он помолчал, провел ладонью, по лицу сверху вниз и протяжно вздохнул. — Почему же ты не доверилась мне раньше, Пия? На фронте я работал с женщиной, обладающей такими же способностями.
По спине у Пии пробежали мурашки.
— Правда?
Доктор кивнул.
— Одна сестра знала о начале гангрены, прежде чем появлялись медицинские симптомы. У нее было какое-то шестое чувство, позволяющее определять местоположение засевших в теле пуль и внутренних кровотечений. Поначалу я думал, что из-за тягот войны она начала фантазировать, но, поработав с ней некоторое время, заметил, что в девяти случаях из десяти она оказывалась права. Благодаря ей мне удалось спасти многих раненых.
Пия чуть не вскрикнула от облегчения. Она всегда считала, что только у нее есть этот проклятый дар и что ее запрут в сумасшедшем доме, если узнают правду.
— Так вот, Пия, — продолжил доктор Хадсон, — я тебе верю. Не знаю, сумел бы я спасти Лео, даже если бы ты рассказала мне о своих ощущениях, но с нынешнего дня помни: я буду серьезно относиться к твоим подозрениям относительно здоровья моих родных. И больше всего я сожалею о том, что сомневался в тебе.
Девочка боялась расплакаться и сумела только кивнуть. Смерть Лео была слишком большой ценой за признание ее правоты, но Пии казалось чудом, что в ее способности поверили.
Во время бдения у гроба сына доктор Хадсон стоял около диванчика, схватившись рукой за резную спинку и плотно сжав губы. Несколько минут назад Пия привела девочек из игровой комнаты и теперь ожидала дальнейших указаний в другом углу гостиной, глядя сквозь слезы на бедного маленького Лео. Никто не шевелился и ничего не говорил.
Сердце Пии болело за Хадсонов, и она невольно представляла собственную семью на похоронах близнецов: мутти у гроба, отца с измученным взглядом. Она вообразила, как родители узнали о ее преступлении, вообразила их разочарование и гнев, горе и страдание. Она повинна в смерти братьев и заслуживает самой худшей судьбы. От этой мысли в груди у нее запульсировал холодный плотный клубок, и девочка закусила губу, сдерживая готовые вырваться рыдания.
Словно увидев Пию впервые, миссис Хадсон обратила к ней затуманенные слезами глаза.
— Откуда ты знала? — слабым голосом спросила она.
Пия растерялась: что ответить и следует ли вообще отвечать? Она перевела взгляд на хозяина, надеясь, что тот придет ей на выручку.
Доктор сделал шаг вперед и обнял жену здоровой рукой.
— Мы с Пией уже поговорили об этом, — сказал он. — И я ей верю.
— И что? — спросила миссис Хадсон. — Что она сказала? Она знала, что мой мальчик заболел?
— Да, дорогая, но…
Миссис Хадсон с исказившимся от рыданий лицом оттолкнула мужа.
— Тогда почему ты ничего не сделал? — крикнула она. — Почему не спас его?
Доктор Хадсон прижал руку к груди. Лицо его выразило еще большее страдание.
— Это не так просто. Пия заподозрила неладное, но она не знала, в чем дело. А я ничего не обнаружил. Ты ведь видела: Лео выглядел здоровым. Иногда мы бессильны что-либо изменить, дорогая. У мальчика мог быть врожденный физический изъян, который медицина еще не научилась распознавать. Ты же знаешь: если бы я мог, я спас бы его. Я отдал бы жизнь за своего сына. — Доктор взглянул на девочек, обливаясь слезами. — За всех вас.
Лицо миссис Хадсон исказила мучительная гримаса.
— Прости меня, — всхлипнула она. — Конечно, ты не виноват. Но… я так тоскую по нему, что не знаю, как пережить эту боль. — И она закрыла лицо руками.
Доктор Хадсон привлек ее к себе и поцеловал в мокрые щеки и в лоб.
— Я знаю, дорогая. Я тоже тоскую по Лео. — Он сделал знак девочкам, они подошли, обняли родителей и горько заплакали. Пия потупилась и тихонько двинулась к двери, чтобы выскользнуть из комнаты.
— Подожди, — окликнула ее миссис Хадсон. — Не уходи.
Девочка остановилась и вонзила ногти в ладони. Ей надо было срочно уйти отсюда, чтобы закрыться у себя в комнате и дать волю слезам.
— Да, мэм?
— Извини, что сомневалась в тебе, — сказала миссис Хадсон. — Даже если ничего нельзя было сделать, ты каким-то образом почувствовала, что мой Лео заболел. Я его мать, но я… — Она запнулась. Подбородок у нее дрожал. — Хотя я его мать, я не догадалась. Теперь я понимаю, что ты только хотела помочь, и ценю это. Искренне ценю.
— Спасибо, мэм, — ответила Пия. — Мне очень жаль Лео и… жаль, что я не смогла сделать больше.
Миссис Хадсон кивнула, и новые потоки слез хлынули у нее из глаз. Потом она опять повернулась к своей скорбящей семье, а Пия вышла из гостиной, тихо закрыв за собой дверь. Она бесшумно проскользнула по коридору, но добравшись до лестницы, бегом взлетела наверх, сдерживая рыдания, пока не оказалась в своей комнате.
Глава двадцать вторая
Несмотря на многократные предложения доктора отнести Лео в похоронное бюро, чтобы его тело предали земле на семейном участке загородного кладбища, миссис Хадсон настаивала, чтобы тело ее единственного сына упокоилось на заднем дворе, в дальнем углу, между ее любимыми клумбами роз. Она не хотела отдавать его незнакомцам и закапывать рядом с жертвами инфлюэнцы. У других тоже бывают могилы во дворах, рассуждала она, а за последние полгода эпидемии дворы определенно становились местом погребения чаще кладбищ. Скорбящую мать не смущало, что двор их дома слишком мал. Только когда она согласилась перенести гроб в семейное захоронение по завершении третьей волны инфлюэнцы, доктор Хадсон позволил ей поступить по-своему.
Поставив на могиле статуэтку ангелочка из серванта в столовой, миссис Хадсон вернулась в спальню и оставалась там четыре дня. Пия тем временем готовила пищу, ухаживала за домом и, конечно, заботилась о девочках. Она непрестанно бегала за Маргарет и Софи, меняла подгузники Элизабет, следила, чтобы в доме не воцарился полный хаос и все были сыты, а также относила еду хозяйке, которая, несмотря на уговоры мужа, почти ничего не ела. В конце концов Пия совершенно выбилась из сил и только теперь поняла, почему миссис Хадсон понадобилась помощница.
Через пять дней хозяйка наконец вышла из своей комнаты — в криво надетой юбке и со спутанными прядями немытых волос, выбивающимися из неряшливого пучка. На исхудалом лице четко обозначались скулы, а кожа казалась тонкой, как рисовая бумага. Точно призрак, миссис Хадсон проскользнула в дверь игровой комнаты, и девочки с восторженными криками и распростертыми объятиями бросились к матери. Та с усталой улыбкой присела и стала осыпать поцелуями их лбы и щеки, а дочери наперебой говорили с ней.
— Тебе уже лучше, мамочка? — спросила Маргарет.
Миссис Хадсон погладила старшую дочь по щеке.
— Да, дорогая. Я грущу, но чувствую себя лучше.
— Я скучала по тебе, — призналась Маргарет.
— И я по тебе, — ответила миссис Хадсон.
— Ты уже поправилась? — поинтересовалась Софи. Миссис Хадсон кивнула.
— Да, дочка, почти.
Элизабет полезла на колени к матери и чуть не опрокинула ослабевшую женщину.
Пия поспешила на помощь.
— Подожди, малышка, — сказала она, подхватив младшую из своих воспитанниц на руки.
Миссис Хадсон устроилась на стуле и похлопала по коленям.
— Идите сюда, мои дорогие, — позвала она дочерей.
Пия посадила к ней Элизабет и отошла, чтобы старшие девочки могли приблизиться к матери. Миссис Хадсон крепко обняла Элизабет, зарывшись носом в ее пушистые волосики, а Маргарет и Софи положили головы на юбку матери.