Жар бросился Пии в лицо. Зачем она спрашивает? Какое это имеет значение?
— Я ведь заболела, — напомнила она. — А когда меня выпустили из лечебницы, братья пропали.
— Так твоя мать умерла, пока ты была больна? — продолжала допрос сестра Уоллис.
Пия медленно кивнула, надеясь, что никто не прочтет правду в ее глазах. Она обязательно расскажет миссис Хадсон, как все было на самом деле. Но не здесь. Не сейчас. Не в присутствии этой женщины.
— Ты обращалась в полицию? — спросила миссис Хадсон.
Пия покачала головой.
— Не было возможности: меня сразу отправили в приют Святого Викентия.
Миссис Хадсон с изумлением смотрела на нее, прижимая к себе Элизабет. Вся эта информация, казалось, ошеломила хозяйку.
— Какой ужас, — проговорила она. — Я так тебе сочувствую, Пия.
— Я тоже, — произнесла сестра Уоллис. — Но, боюсь, не в силах помочь. Во время эпидемии остались сиротами тысячи детей. Все равно что искать иголку в стоге сена.
— Но вы ведь помогали младенцам в приюте, — напомнила Пия.
— И Куперу, — добавила миссис Хадсон.
— Это другое дело, — возразила сестра Уоллис. — Я не детектив, и у меня нет времени заниматься расследованием. Извините. — Она взяла саквояж и направилась к выходу.
— Прошу вас! — взмолилась Пия. — Я сделаю все что угодно. Кто-то должен знать, что случилось с братьями, даже если… — Она чуть не задохнулась от страшного предположения. — Даже если… они умерли.
Сестра Уоллис снова повернула к ней мрачное, устрашающее лицо.
— Как я уже сказала, ничем не могу помочь. Особенно при том, что ты по-прежнему врешь. Если твои братья такие же, как ты, это еще раз доказывает: чем меньше на земле немцев, тем лучше. — Эти слова она произнесла с презрением, почти выплюнула.
Миссис Хадсон ахнула и вскинула брови. Затем лицо ее приняло жесткое выражение.
— Как вы смеете говорить такое о Пии да и вообще о людях! — Она покрепче перехватила Элизабет, решительно подошла к двери и распахнула ее. — Прошу вас уйти, прежде чем я не наговорила вам лишнего.
— И это после всего, что я для вас сделала? — обиделась сестра Уоллис. — Вот как вы со мной обращаетесь?
— Я выполнила свою часть договора, — заявила миссис Хадсон. — Но не позволю вам оскорблять Пию и ее семью, особенно бедных маленьких братьев. Мне страшно даже подумать такое, а вы без зазренья совести говорите это вслух. Я катастрофически ошиблась в вас и смертельно разочарована.
— А при чем здесь я? — удивилась сестра Уоллис. — Это Пия скрывала правду о себе.
— А вы сказали, что не знаете ее, — возразила хозяйка. — Так что вы тоже не были честны со мной.
— Но я…
— Довольно, сестра Уоллис, — перебила миссис Хадсон, придерживая открытую дверь. — Всего доброго.
Сестра Уоллис метнула в Пию еще один ненавидящий взгляд, опустила голову и удалилась.
Миссис Хадсон захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, тяжело дыша и прижимая голову Элизабет к груди, словно защищая дочь. Пия так и стояла на нижней ступеньке, не зная, что сказать. Если сестра Уоллис не собиралась ей помогать, зачем она спросила, когда умерла мать Пии и не отправляли ли близнецов в приют Святого Викентия? Но, что еще важнее, откуда она знала, что Пия лжет? Неужели ей что-то известно? И что теперь думает миссис Хадсон, услышав все это? Девочка взглянула на хозяйку, ожидая лавины вопросов.
Миссис Хадсон выпрямилась и открыла рот, чтобы начать.
И тут Элизабет закашлялась.
Встав напротив миссис Хадсон по другую сторону смотрового стола в кабинете, Пия придерживала одной рукой ножку Элизабет, а другой гладила малышку по плечу. Девочка лежала на животе в одном подгузнике, хныча и пытаясь встать. Лицо у нее покраснело, текли слезы и сопли, и с каждый вздохом она задыхалась и издавала лающий кашель, от которого у няни бежали мурашки по спине. Младшей дочери Хадсонов стало плохо буквально за несколько минут. Пия чувствовала тесноту в груди, боль в ухе и воспаление в горле. Доктор Хадсон установил, что у нее двусторонний отит и тяжелый бронхит. Пия молилась о том, чтобы не появился другой диагноз, еще страшнее.
— Пусти, — всхлипывала девочка. — Всё. Всё-о-о-о.
— Еще чуть-чуть, милая, — уговаривала миссис Хадсон. — Папа уже почти закончил, а потом я угощу тебя печеньем и почитаю книгу. — Она сквозь слезы взглянула на Пию, потом на Софи и Маргарет: они стояли в дверях, обнявшись и испуганно наблюдая за происходящим. Колыбель Купера, который, к счастью, спал, находилась в приемной. — Все будет хорошо, девочки. Не волнуйтесь.
На металлическом столике рядом с доктором Хадсоном лежали пропитанные спиртом ватные шарики. Он поднес к перевернутой стеклянной банке зажженный фитиль, немного подержал его внутри и быстро поставил банку на голую спинку дочери. Невидимая сила втянула кожу куполом внутрь полости, и девочка заревела. Это была последняя из шести банок; они торчали у Элизабет на спине, как наросты у гусеницы.
— Вот и все, — сказал доктор. — Теперь пусть полежит минут десять.
— Кожа начинает краснеть, — заметила миссис Хадсон дрожащим от переживаний голосом.
— Это болезнь покидает тело, — объяснил доктор Хадсон.
— Банки помогут? — спросила его жена.
Доктор кивнул.
— Полагаю, что да. Иначе я бы не стал подвергать ее этой процедуре. — Он похлопал жену по руке. — Не волнуйся, дорогая. Девочка крепкая, она справится.
— Па-а-а-па-а-а! — рыдала Элизабет. — Ой, о-о-ой!
Доктор Хадсон с озабоченным выражением лица погладил ее по голове.
— Прости, детка, — сказал он. — Папа просто хочет, чтобы ты не болела. Уже почти всё.
Миссис Хадсон наклонилась над крошечной испуганной дочерью и стала тихо напевать ей в самое ухо:
Не плачь, моя малышка, мама купит тебе птичку,
Если птичка не будет петь, мама купит тебе колечко.
Слушая мягкий мамин голос, Элизабет наконец стала успокаиваться, хотя дышала по-прежнему прерывисто, а подбородок у нее дрожал. Пия вспомнила, как мутти пела колыбельные Олли и Максу, и теперь страдала не только от жалости к девочке, но и от болезненных воспоминаний. Испуганных Маргарет и Софи было бы правильнее увести из кабинета, чтобы они не видели страданий младшей сестры, но доктор и миссис Хадсон нуждались в ее помощи.
Пытаясь отвлечься от беспорядочных, бешено кружащихся мыслей о братьях, сестре Уоллис, Элизабет и старших девочках, Пия стала осматривать кабинет: ватные шарики на столе, деревянные шпатели для проверки горла, блестящие острые инструменты в стеклянном шкафу, висящее на крючке приспособление для осмотра среднего уха, коричневые бутылки с микстурами и другими медицинскими растворами на деревянной полке. Странно: существует столько способов лечения — припарки из гусиного жира, окуривание серой, луковый сироп, хлорная известь, — но инфлюэнца сильнее их всех. А теперь другая невидимая инфекция пытается одолеть маленькую Элизабет. Не удивительно, что миссис Хадсон не хочет выходить из дома.
Глава двадцать четвертая
— Из-за внезапной болезни Элизабет у нас не было времени поговорить, — обратилась миссис Хадсон к Пии. — Но все-таки объясни мне, почему ты ничего не рассказывала о братьях до происшествия с сестрой Уоллис.
Они сидели в каминных креслах в гостиной, Купер сладко сопел в колыбели, девочки играли на полу в куклы и в кубики. После банок Элизабет три дня и три ночи ставили компрессы из молока и хлеба, поили ее чаем из цветков бузины, капали в уши раствор опия, и лихорадка наконец спала. Девочка стала дышать ровно, носик прочистился. Теперь она, слава богу, смеялась и играла с сестрами как ни в чем не бывало. Все это время миссис Хадсон говорила мало и только о болезни дочери. До этой минуты.
Не решаясь взглянуть хозяйке в глаза, Пия уставилась на цветочный узор ковра. Со дня стычки с сестрой Уоллис в голове у девочки шел бесконечный жаркий спор, и теперь она сомневалась, что у сестры была информация об Олли и Максе. Возможно, женщина намеренно мучила Пию из личной неприязни. Или мстила за несдержанность во время первой встречи в приюте, когда девочка накричала на нее и обвинила в жестоком розыгрыше. А может, надежда на помощь сестры Уоллис с самого начала была лишь самообманом. И все же, несмотря на робость, Пия обрадовалась, что миссис Хадсон сама завела разговор о прошлом. Пора наконец рассказать всю правду, какой бы ни была реакция хозяйки. И желательно до того, как сестра Уоллис придет за оставшейся частью денег.
— Я боялась, что вы меня прогоните, — призналась Пия.
— С чего бы это?
— Когда я расскажу, что случилось с моими братьями, вы, возможно, не захотите, чтобы я заботилась о ваших детях.
— Я доверяю тебе, — заявила миссис Хадсон. — Но сейчас ты меня пугаешь. Пожалуйста, расскажи мне все поскорее.
Пия глубоко вздохнула и поведала хозяйке всю правду, хотя сердце ее при этом отчаянно сжималось. С каждым поворотом истории миссис Хадсон все шире и шире распахивала глаза.
— Никто не хотел мне помочь, — пояснила Пия. — Все боялись открыть дверь, и я их не виню. — Воспоминания о собственной беспомощности, осознание катастрофы перед тем, как она упала в обморок, паника, когда она очнулась через шесть дней, кошмар пропажи братьев — все эти чувства снова обрушились на нее чередующимися волнами ужаса и вины. Глаза застелили слезы.
— Боже мой, — ахнула миссис Хадсон. — Бедняжка. Могу только представить, какие страдания тебе пришлось пережить. — Она встала и присела перед няней в своем шелковом платье с заниженной талией и атласных туфлях, положив на колени Пии платок.
Девочка вытерла глаза в ожидании, что хозяйка укажет ей на дверь, а то и позовет полицию.
— Если бы я знала, что такое случится, — всхлипывала Пия, — клянусь, я бы никогда не оставила близнецов одних. Они, наверно, так испугались.
Миссис Хадсон посмотрела на нее усталым добрым взглядом.
— Понимаю, — сказала она. — Перестань винить себя. Первая вспышка инфлюэнцы была ужасающей. Казалось, настал конец света. В тех обстоятельствах ты сделала все, что могла, большего от тебя никто не потребовал бы. Я уже не говорю о том, что тебе всего тринадцать лет. Даже мне, взрослой обеспеченной женщине, не хватило бы смелости.