Наконец, нашли что-то вроде курса лекций по государственному устройству империи. Геловани дёрнулся было немедленно уволочь эти "коробки" на Землю, но потом сообразил, что без проектора они, наверное, бесполезны. А проектор, оказывается, забрать с собой нельзя. Римма объяснила, что музей дальше уже не разбирается. Сначала таких вот демонстрационных колец, как наверху, было много – шесть штук. Их поделили между собой большие группы – или Семьи – Свободных. А одно кольцо попытались разобрать совсем, и тут-то и выяснилось, что минипроекторы при отделении от основной системы работать перестают.
То есть – нужно либо тащить на Землю весь музей (займёт время, да и Римма встала на дыбы), либо разбираться на месте.
Бросили клич: кто хорошо знает тангу. Откликнулись четверо, прилетели двое: высокий и неумеренно худой дед с впалым животом и окладистой бородой, и неопределённого возраста девушка, похожая на школьную учительницу. Она вскоре смылась, ей было неинтересно слушать и переводить про какую-то древнюю политику. Дед остался, он был внимателен и въедлив. Благодаря ему удалось найти ещё и лекции по истории. Римма болтала с ним на каком-то общем вербальном языке, Геловани общался исключительно мысленными образами.
Потом эти мысленные образы он переводил в слова и заносил в конспект.
Получилось примерно следующее: да, древняя Империя была именно империей в полном и прямом смысле этого слова: монархия, персонализированная наследственная власть – плюс централизованное управление огромным количеством миров, которые друг от друга весьма и весьма отличались. Сформировалась Империя из независимых миров-государств в ответ на враждебные вылазки некоей внешней силы, которую именовали «герма»; из скупых описаний Геловани понял, что это были такие же люди, как и остальные жители Империи, но предпринимающие захват незаселённых, однако уже застолблённых планет в чужих секторах. В какой-то момент их стало так много, что пришлось отражать агрессию вооружённой силой; вспыхнула долгая, на тысячелетия, война. Война прекратилась только тогда, когда последняя планета «герма» была занята имперцами…
И оказалось, что сформировавшаяся государственная машина практически всех устраивает. Провинции имели свободный доступ к технологиям и информации всех остальных культур; споры разрешались по давно сбалансированным имперским законам; любая планета, заплатив не слишком крупную сумму, могла подключиться к транспортной сети практически мгновенного перемещения на самые невероятные расстояния; ну и, наконец, только находясь в составе Империи, планета могла рассчитывать на полный объём нанотехнологической поддержки.
Именно нанотехника была основой экономики старой Империи. Она позволяла поддерживать высокий уровень потребления и высокую плотность населения при минимальной нагрузке на биосферу. Крошечные, от амёбы до молекулы размером, роботы делали множество дел: возводили дома, плотины, искусственные острова, переделывали непригодные для дыхания атмосферы, добывали рассеянные в земле редкие металлы и тут же создавали из них что-то полезное, почти мгновенно сращивали сломанные кости, синтезировали – буквально плели из молекул – полноценную искусственную пищу… У людей впервые в истории появился избыток свободного времени; взлёт искусств был феерический.
Что интересно, управлялись нанороботы другими нанороботами, которые прививались людям, это управление осуществляющим. То есть человек мог, просто помавая руками, вырастить из земли дом, или дворец, или космический корабль…
Само производство нанороботов было сосредоточено в руках государства, и всякие опыты по самодеятельной их модернизации и прочему категорически запрещались. Видимо, в этом был смысл: неуправляемое размножение мутировавших «горнорабочих» привело к гибели одной из густонаселённых планет; были неприятности и поменьше масштабом. Поэтому провинции получали «закваску» для какой-то конкретной задачи, а после выполнения задачи роботы самоликвидировались. Вместо «срока годности» в Империи использовался куда более надёжный «срок существования».
У императора, помимо других привилегий, была и такая: он имел возможность управлять всеми штаммами нанороботов, выпущенных на его предприятиях. Любыми. Каким бы дальнейшим самодеятельным модификациям они ни подвергались. При необходимости он имел возможность уничтожить их. Это диктовалось правилами безопасности – чтобы кому-то не удалось, скажем, используя роботов-химиков и роботов-биоинженеров, собрать пластиковую бомбу в теле горячо любимого императорского кота.
Император Бэр существовал в действительности. Как раз в его правление произошла та катастрофа с мутантами. Бэр лично возглавил спасательные мероприятия и пропал без вести. По истечении необходимого срока трон занял его дядя, правивший недолго и тоже не слишком счастливо…
И что это нам дало? – подумал Геловани. Фотографию бы, простую бумажную фотографию… а также полное досье, несколько аналитических докладов, выводы экспертов-правоведов…
Хватит, сказал он себе, пока хватит. Мы узнали то, что хотели: такой император был. Пропал без вести. И ещё: в музее наверняка есть и другая информация о нём, более полная. Покопаться бы… ну, дней бы так пятнадцать-двадцать…
Всё равно этих дней нет.
– Возвращаемся, – скомандовал он и внутренне позвал: "Исса!"
"Есть!" – ответил тот.
– Лапусенька, – сказала Римма, – тут к нам попутчики напрашиваются. Славочка Бутусов говорит, что никогда не летал на военном корабле, а ему очень хочется. Возьмём, а?
Глава десятая. ОДНОДНЕВНАЯ ВОЙНА
Когда Артурчик проснулся, вокруг плескала вода. Глаза открываться не хотели. Он попытался сесть и застонал: всё тело болело, как после долгой неудачной драки. Особенно ноги… хуже зубов…
– Давай-давай, разминайся, – сказала мать. Он видел только её сапоги. Посмотрел вверх: мать махала руками вперёд и назад. – А то никакой тебе жизни не будет.
Какая может быть жизнь… Он встал на четвереньки и, чтобы не попасть под мах, отполз немного в сторонку, к борту. Борт… Точно, лодка. Значит, не приснилось и не пригрезилось ночью, когда топали, и топали, и топали, и уже непонятно было, кто ты и где.
А топали, выходит, к лодке.
Теперь нужно найти главное: где тут гальюн? Ага, вон занавесочка на носу…
– Не свались, – напутствовала мать.
Артурчик не свалился.
Потом он всё-таки сделал какое-то подобие зарядки. Руки ещё куда-то годились, а ноги просто сводило судорогой от боли. Вчера прошли никак не меньше восьмидесяти километров. Половина из этого – без дорог, просто по лесу… Нет, не восемьдесят. Больше.
– Ма, сколько мы вчера отмахали?
– Сто четырнадцать кэмэ, – вместо матери ответил милиционер Петя-Рыжик, как раз сидевший с развёрнутой картой. – Не знаю, Лен-Матвевна, как вы обычно ходите, а для меня это рекорд.
Сто четырнадцать! Ого. Рассказать в школе – не поверят…
Лодка была большая. Пятеро поисковиков просторно разместились в носу, перед мачтой. Позади мачты лениво плескали вёслами четверо гребцов, здоровенный бородатый дядька распоряжался парусом, а на руле сидел совсем пацан – лет, может, одиннадцати. Он был сильно загорелый, а длинные волосы выцвели до белизны.
Ветер дул правильный: в спину, ровный, не слишком сильный. Парус, сшитый из нескольких десятков (или больше? Артурчик начал было считать, но сбился и бросил) козьих шкур, выскобленных, продублённых и пропитанных жиром, выпятился, как пузо; мелкие волны звонко подбивали под борт. Берега плыли назад, унылые и нежилые.
Потом впереди показался мост. Это был мост Торговой дороги, по которой к Верхнему везли еду, дерево и кожу, а оттуда – подшипники, всякие пластмассовые вещи, бумагу… А под настилом моста проложен кабель, по которому в город идет электричество – тоже в оплату за продовольствие.
После моста река сделает небольшую петлю, и мы дома…
– Почти не опаздываем, – сказала мать. – А повезёт, так и не опоздаем совсем.
На мосту зачем-то стояли люди – человек пять. Не видно было, земляне это или местные. Они стояли неподвижно и, кажется, смотрели на приближающуюся лодку.
Артурчик подумал, что мачта не пройдёт под мостом, потом отругал себя за такую глупость: лодочники плавают не первый год, как у них может не пройти мачта?
– Что-то не нравится мне этот комитет по встрече… – пробормотала мать. – Давайте-ка ружья на вид.
Чиркнул огневик, затлели фитили. Люди на мосту стояли, не шевелясь. Теперь было видно, что это абы. Один из них оглянулся и посмотрел назад и вниз, за себя…
– Лизка, дура, куда правишь! – вдруг закричал главный лодочник, тот, что ворочал парусом.
Так это девчонка! – поразился Артурчик. Ну, класс! Он стал смотреть на неё: как она, натянувшись всем телом над бортом, прижимает к груди и подбородку эту длинную штуку, которая идёт к рулю. И гребцы вдруг разом ударили в вёсла, и ещё, и ещё. Мост был над головой и поворачивался, и на мосту ругались и кричали. Потом совсем рядом – попало на парус, брызгами на людей, – рухнул жёлтый водопад, в нос ударила вонь светильного масла, а потом в лодку упал и разлетелся искрами и углями глиняный горшок! Петя-Рыжик выстрелил снизу в настил, но пуля не пробила толстые плахи.
Наверху раздался треск, верхушка мачты зацепила-таки за что-то, вниз посыпалась труха и щепки. Гребцы гребли теперь в разные стороны, разворачивая лодку на месте, сейчас она стояла почти поперёк течения.
– Сам дурак! – задыхаясь, запоздало отругнулась Лизка.
– Умница ты, умница! Сгорели бы без тебя…
Артурчик вдруг испугался. Их только что хотели убить и, может быть, всё ещё хотят, просто пока не могут, а сейчас лодку вынесет из-под настила…
Кто-то вылил на угли ведро воды, и всё заволокло угарным паром.
Опять грохнул выстрел, наверху страшно заорали. Артурчик поднял голову. Из-за перил никто не показывался. Вот вынесло совсем… совсем. Теперь ничего не плеснут сверху.