Пастырское богословие приобрело особую значимость и самостоятельный статус в связи с необходимостью готовить семинаристов к приходскому служению. Оформление гомилетики как особой богословской науки совпало с оживлением в 1830‑х гг. проповеди в академиях.
С 1830‑х гг. началось усиление интереса к церковно-исторической науке. Результатом стало постепенное выделение в начале 1840‑х гг. в особый предмет истории Русской Церкви. В начале 1850‑х гг. от церковной истории отделилась и приобрела самостоятельный статус наука о церковных древностях.
Вероисповедные проблемы, которые возникали в духовной жизни российского общества и требовали богословского и историко-генетического изучения, определили введение учений о вероисповедных ересях и расколе, а также противомусульманских и противобуддистских (в КазДА). Это введение оказалось долгим процессом, начавшимся в 1844 и окончившимся в 1858 г.
Самостоятельное развитие новых курсов подразумевало научное углубление со стороны их авторов – преподавателей, а также исследовательский интерес со стороны слушателей – студентов. Но научная постановка требовала определенного учебного пространства, а все богословские науки по-прежнему теснились в одном отделении. Поэтому при всей добросовестности преподавателей либо учебные курсы читались не с должной подробностью и глубиной, либо приходилось жертвовать целостностью и полнотой и читать отдельные части курсов. Проблемы, связанные с научной постановкой конкретных богословс ких дисциплин, будут рассмотрены в 2.3, где речь пойдет о повышении научно-педагогического уровня преподавателей академий. Заметим лишь, что вопрос о повышении уровня преподавания и тем более о его научности становился все более болезненным и дискутируемым.
Развитие учебного богословского курса поставило еще одну проблему: введение новых предметов разрушило прежний богословский курс, так или иначе сбалансированный в 1808–1814 гг. Терялись связь и координация между отдельными богословскими дисциплинами, преемство и логика развития богословского знания. Под угрозу ставилась не только перспектива – углубленное изучение конкретных областей богословия, но и реальность – единое богословское образование, само представление о научной богословской системе. В конце 1830‑х – начале 1840‑х гг. было решено централизованно и продуманно провести кампанию по совершенствованию богословского образования. В 1837 г. при СПбДА был образован специальный Комитет для пересмотра учебников духовных академий и семинарий, в сентябре 1840 г. его сменил Комитет для рассмотрения конспектов, действовавший до 1845 г.[398] Состав комитетов менялся – старались привлечь лучшие академические силы, но во главе всегда стоял ректор СПбДА. По предложению Комитета по пересмотру конспектов в 1845 г. была принята новая систематизация богословского курса: 1) Священное Писание, 2) герменевтика, 3) богословская энциклопедия, 4) догматическое богословие, 5) нравственное богословие, 6) обличительное богословие, 7) церковное красноречие (богословие собеседовательное и церковная словесность), 8) каноническое право, 9) библейская история, 10) церковные древности, 11) общая церковная история, 12) русская церковная история, 13) патристика. При этом Священное Писание, как и все древние и новые языки из небогословских предметов, предлагалось изучать в обоих отделениях. Богословскую энциклопедию и библейскую историю с археологией, как предметы, начальные для богословского научного познания, авторы проекта предлагали перенести в низшее отделение, в добавление ко всем небогословским наукам. Все же прочие богословские науки, включая церковную историю всех периодов, патристику и церковную словесность, по-прежнему предполагалось читать в высшем отделении[399]. Этот проект был утвержден как руководство к действию для всех академий. Но и сами члены Комитета, и члены Синода понимали, что достичь того единообразия, которое было отправным пунктом Устава 1814 г., уже невозможно.
Единство богословского курса и последовательность его изучения, установленные Комитетом 1845 г., соблюдались лишь отчасти. Многое зависело от наличных сил академической корпорации, а также от богословских воззрений епархиального архиерея или ректора. Так, в КазДА с 1845 по 1854 г. в качестве отдельных богословских предметов читались: 1) Священное Писание и 2) герменевтика – в обоих отделениях; кроме того, в высшем отделении: 3) догматическое богословие, 4) основное богословие, 5) сравнительное богословие, 6) нравственное богословие, 7) пастырское богословие, 8) церковное красноречие, 9) церковная археология, 10) каноническое право, 11) патрология, 12) библейская и общая церковная история, 13) русская церковная история[400]. Примерно такая палитра богословского курса сохранялась вплоть до начала 1860‑х гг. Так, в МДА в эти годы в богословский курс входили: 1) чтение Священного Писания (обоих Заветов), 2) библейская герменевтика, 3) общее богословие, 4) догматическое богословие, 5) учение о вероисповеданиях, 6) нравственное богословие, 7) пастырское богословие, 8) церковное красноречие с историей проповедничества, 9) церковное (каноническое) право, 10) патристика, 11) церковная словесность, 12) церковная археология[401]. К богословским же наукам относились дисциплины церковно-исторического класса: 13) библейская история, 14) общая церковная история, 15) русская церковная история, 16) учение о русском расколе. В КДА в это же время читались отдельными предметами все те же, что и в МДА, но «учение о вероисповеданиях» было поставлено в виде «обличительного богословия», «церковное законоведение» – в виде «канонического права», отдельными предметами были церковная археология и литургика, а церковная словесность была выделена в особый одноименный класс[402].
В условиях единого общеобязательного учебного плана многопредметность становилась неизбежной. Такая ситуация лишала академии возможности и даже надежды на принципиальное повышение научного уровня образования. Необходимо было искать способы решения этой проблемы. Предпринимались попытки облегчить учебные планы, при дав им большую цельность и выделив научную доминанту. Эти попытки проводились в двух направлениях: 1) упразднение предметов, не представлявших самостоятельной ценности, то есть «движение вспять», противостоящее процессу дифференциации; 2) переведение предметов в разряд «по выбору», то есть возврат в том или ином виде к Уставу 1814 г.
Однако первый путь был малоэффективен, ибо большая часть нововведенных предметов уже не могла быть безболезненно изъята из академического курса. Их присутствие в высшем богословском образовании было следствием развития отечественной богословской науки или уточнения места и роли духовных академий в жизни Церкви. Лишение же отдельных областей богословской науки самостоятельности, уже завоеванной ими, закрывало перспективу их научного развития и изучения. А их развитие неизбежно требовало внимания всех студентов или хотя бы их части.
Второй путь – введение «параллельных» отделений – был менее болезненным и применялся чаще. Но это так и не превратилось в научную богословскую специализацию. По-прежнему на выбор предлагались предметы второстепенные, просто для разгрузки основного курса. Так, во всех академиях предлагался выбор одного из новых языков; в МДА учение о расколе изучалось параллельно физико-математическим наукам; Конференции СПбДА в 1861 г. удалось, как и раньше, ввести параллельное изучение исторических и физико-математических предметов[403].
Но эти попытки не могли существенно изменить ситуацию многопредметности, курс по-прежнему был перенасыщен, и каждой из наук уделялось слишком мало времени. В условиях единого общеобязательного учебного плана необходимо было искать иные способы решения этой проблемы, причем не только в связи с перегрузкой студентов, но и в связи с возросшими научными требованиями к богословскому высшему образованию. Наметилось еще два подхода: 1) работа над учебными программами каждого предмета и 2) поиск более тесной взаимосвязи отдельных предметов. В первом направлении работали многие преподаватели: выделялись разделы, наиболее интересные, важные и трудные с научной точки зрения, менее развитые и мало освещенные в существующих учебниках и пособиях, наиболее ярко демонстрирующие студентам специфику каждой области богословия. Во втором направлении работу вести было сложнее, ибо для этого нужны были междисциплинарные обсуждения, а эта традиция вырабатывалась с большим трудом. Тем не менее, использовались взаимные связи догматического богословия и патристики, церковной истории и патристики, канонического права и церковной истории, пастырского богословия и литургики, пастырского богословия и церковного красноречия, методическое единство всех церковно-исторических наук. Но слабое развитие наук, ставших самостоятельными, не всегда делало этот поиск плодотворным, а иногда принуждало к механическому объединению. Поэтому удовлетворительного решения эти поиски также не давали.
Однако проблемы, связанные с научным аспектом духовно-академического образования, не ограничивались многопредметностью и объемом выделенного времени. Важнее были сами научные принципы, исследовательская направленность в преподавании – то, что отсутствовало в дореформенной духовной школе, без чего невозможно было живое развитие богословия. Святитель Филарет, оценивая значение Устава 1814 г. для русского богословского образования, выделял основное отличие до– и послереформенного его состояния: «Богословия была преподаваема только догматическая, по методе слишком школьной. Отсюда знание слишком сухое и холодное, недостаток деятельной назидательности, принужденный тон и бесплодность поучений. ‹…› При преобразовании 1814 г. введено преподавание деятельной богословии; таким образом, богословское учение сделалось ближе к употреблению в жизни»