Лишь в отдельных случаях высшей духовной школе удавалось осуществлять полноценную подготовку выпускника к занятию кафедры, включающую теоретическую подготовку, знакомство с опытом отечественных и зарубежных университетов, возможность сбора материала для самостоятельной научной работы.
Все эти причины приводили к тому, что наиболее эффективным и реально значимым был период самоподготовки и самосовершенствования преподавателей, уже исполняющих свои обязанности. Их подготовка была целенаправленной, были конкретизированы запросы к тем или иным элементам подготовки, появлялось умение работать с источниками и литературой, оценки и интерпретации были более зрелыми, а отчасти и профессиональными. Однако регулярной системы повышения квалификации и стажировки молодых преподавателей в других академиях или российских университетах налажено не было, организация таковых зависела от личной инициативы и энтузиазма самих преподавателей.
Дополнительным и эффективным средством для повышения уровня научно-педагогических кадров стали научные командировки за границу уже работающих преподавателей. Их участие в учебном процессе зарубежных университетов и научная работа в библиотеках, архивах, музеях показали свою высокую эффективность. Но и эти командировки опирались на личную инициативу преподавателей-специалистов или на конкретные проекты духовно-академических Советов. Для всего Духовно-учебного ведомства они не стали системой, а отдельные командировки нередко были скованы ограниченностью средств духовно-учебных капиталов в целом и доходами самих преподавателей духовного ведомства.
Тем не менее, несмотря на проблемы и лишь частичное достижение желаемых результатов, поиск оптимальных моделей для подготовки научно-педагогических кадров в области богословия дал определенный опыт, а критическое осмысление этого опыта – ряд идей по построению более эффективных вариантов такой подготовки. Можно выделить и систематизировать наиболее значимые из этих идей:
– подготовка научно-педагогических кадров должна начинаться в процессе основного образовательного цикла, включая изучение общих принципов и методов богословской науки, а также практическое освоение элементов научно-богословского исследования;
– специальная подготовка научно-педагогических кадров должна продолжаться не менее двух-трех лет, проводиться под постоянным научным руководством со стороны ученого-специалиста и кураторством самой высшей богословской школы, обеспечиваться стипендиями;
– подготовка должна сочетать теоретические и практические элементы; под последними следует понимать привлечение стипендиатов к преподаванию и помощи в научном руководстве студентами;
– теоретическая подготовка должна, в свою очередь, сочетать самостоятельную научную работу над конкретной научной проблемой и углубление в специальную область богословия, то есть изучение источников, научных трудов, включая самые современные, научной и преподавательской методологии;
– подготовка научно-педагогических кадров должна сопровождаться непосредственным – практическим – изучением опыта отечественных и зарубежных научных школ и учебных институтов, при этом важно выбирать лучшие образцы и лучших специалистов в области подготовки стипендиата;
– должна быть продумана система использования специально подготовленных научно-педагогических кадров с учетом области их специализации.
Глава 3Практическая деятельность системы научно-богословской аттестации в XIX – начале XX в.
3.1. Кандидатские и магистерские испытания
1814–1869 гг.
Учебный институт академии, возглавляемый ректором академии и управляемый ее Внутренним правлением, должен был готовить новые научно-педагогические кадры, а Конференция – проверять результаты этой подготовки посредством экзаменов (испытаний). Это единство научного и учебного центра, закрепленное реформой 1808–1814 гг., неразрывно сопрягало аттестацию научной квалификации со всем подготовительным процессом. При такой постановке естественным образом итоговые испытания, завершавшие учебный курс, становились экзаменами, проверяющими уровень научной квалификации.
Учебный курс академии вскоре после введения Устава 1814 г. разделился на два отделения (две ступени), каждое из которых продолжалось два года и завершалось испытаниями[764]. Устав рекомендовал проверять успехи студентов испытаниями двух видов: предварительными и решительными[765]. В связи с разделением курса обучения на два отделения такие испытания стали проводить в конце каждого двухлетнего отделения. Предварительные проводились самими преподавателями – профессорами классов, но в присутствии двух-трех членов Конференции «для отвращения могущего случиться пристрастия со стороны профессоров»[766]. Однако первые годы после преобразования академий и на таких испытаниях – летних, в конце учебного года, – иногда присутствовали преосвященные и ревизоры от КДУ. Так, например, через год после преобразования МДА, в июле 1815 г., К Д У отправила на ревизию этой академии своего члена, ректора СПбДА архимандрита Филарета (Дроздова). Испытаниям по всем изучаемым предметам был подвергнут первый – в 1814–1816 гг. единственный – курс[767].
Устав 1814 г. предполагал младшие ученые степени – кандидата богословия и магистра академии – для выпускников академии. Поэтому обычным условием для получения ученой степени являлся весь процесс обучения в духовной академии, завершавшийся выпускными – решительными – испытаниями. Ученая степень, которую мог получить выпускник, определялась местом в разрядном списке. При составлении разрядного списка студентов принимались во внимание их успехи, то есть оценки за переводные испытания, сочинения, проповеди и поведение, полученные в течение всего периода академического образования. Разрядный список формировался в процессе учебы: первый вариант составлялся в конце первого года обучения и в конце каждого последующего года в него вносились коррективы. Последние изменения вносились после выпускных экзаменов и их обсуждения на собрании академической Конференции. Те, кто по совокупности результатов попадал в первый разряд, становились потенциальными магистрами, кто попадал во второй разряд – кандидатами. Разумеется, реализоваться эта возможность должна была по представлении сочинения. Таким образом, не только выпускные экзамены академии, но и весь набор четырехлетних оценок за письменные работы, устные переводные и даже промежуточные, частные, экзамены, а также за поведение приобретал значение «кандидатского минимума» и «магистерского минимума». Такая важность всего учебного процесса в системе научно-богословской аттестации ставит перед необходимостью рассмотреть его в данной монографии более подробно.
Включение промежуточных результатов в сумму, определявшую получаемую ученую степень, должно было стимулировать усердие студентов в течение всего учебного времени. В реальности же эта идея приносила как положительные, так и отрицательные результаты. Положительной стороной было серьезное отношение и студентов, и преподавателей к сочинениям. «Умение писать» ценилось высоко, и написание многочисленных сочинений по всем наукам курса считалось главным средством развития творческих способностей студентов. Однако творческие способности развивались в определенном направлении – умение рассуждать по любым вопросам, как богословским, так и общеинтеллектуальным, основываясь, конечно, на определенных фактах, источниках и диалектических построениях. В 1820–30‑х гг. для самостоятельных студенческих сочинений давались в основном темы, сформулированные в лучших традициях средневековой западной учености, в 1840–60‑х гг. ситуация менялась, но медленно. Темы для сочинений в середине 1850‑х гг. формулировались соответствующим образом: «О причинах…», «Представить суждение о…», «Какое значение имело…», «Как примирить…», «Как объяснить, что…», «Как оценить…». Работа над «рассуждениями» формировала некоторые элементы научного подхода: работа с источниками, умение выбирать из них нужные сведения, сравнивать определенные данные, искать причинно-следственные связи. Вырабатывалась определенная самостоятельность и систематичность мышления. Но излишняя увлеченность «рассуждениями» формально-отвлеченного характера стала со временем препятствовать научно-исследовательским тенденциям в академическом образовании. В начале 1862 г. ректор МДА протоиерей Александр Горский, видя, как студенты тяготятся традиционными «рассуждениями», а элементы научного исследования вырабатываются слабо, предполагал давать научные сочинения или статьи для критического разбора и сравнительного анализа[768]. Это должно было подготовить студента к написанию выпускного сочинения, которое к тому времени уже предполагалось научной работой.
Число сочинений, которые студенты писали в течение учебного года, менялось на протяжении всего времени действия Устава 1814 г. Так как в самом Уставе ничего не было сказано ни о количестве сочинений, ни о времени, отпускаемом на их написание, эти параметры менялись, причем как централизованно, так и внутри каждой академии. Число сочинений за год колебалось: большую часть эпохи Устава 1814 г. сочинения писались каждый месяц учебного времени (девять за год), в 1859 г. число сочинений было официально сокращено до шести, однако в 1866 г. вновь увеличено. Но так как требования к сочинениям со временем повышались, то вопрос о сокращении числа сочинений был весьма актуален. О студенческом усердии при написании сочинений на всех этапах вспоминали практически все выпускники академий[769]. Но была и оборотная сторона. Парадоксальной академической традицией посещение лекций было поставлено в противовес трудоемкой работе над сочинениями. Архиепископ Савва (Тихомиров), вспоминая студенческие годы в МДА, сетовал на свои неопустительные посещения лекций, к которому его обязывала добросовестность взрослого человека, «священническая совесть» и опасение оскорбить «почтенных наставников»: «…не мог серьезно заниматься сочинениями, при утомленных силах». Его более молодые и менее добросовестные однокурсники, пропускавшие лекции, больше «сберегали времени и сил для занятий сочинениями»