– Бандиты! – ответил я громко, так, чтобы все слышали. – Бабла с меня требуют.
– Михаил Супонин! – крикнула женщина. – Не выполняйте…
Я резко шагнул назад и столкнул Михася в воду. Спину обдало брызгами и витиеватым матом. Ну вот и хорошо.
Мало кто знал, что конец пристани, там, где разрослись ивовые кусты, это не конец пристани. В кустах есть проход, за которым пристань продолжается. Там стоит ангар Михася. И там пришвартованы его личные плавстредства: баркас, лодка и гидроцикл. На гидроцикле мы в старые добрые времена по вечерам вовсю рассекали по Москва-реке. Добирались аж до Филевского парка, куда мне сейчас как раз и нужно. Вот только как рулить с гранатой? Ладно, разберемся.
Шаг, еще шаг. Все стоят на месте, только Михась пытается выбраться на берег, шлепая по камням мокрыми руками. Еще шаг – и вот я уже вижу тень от кустов.
– Липатов! – крикнул я напоследок. – Липатов!
– Не отдавай им флешку, – ожил от моего окрика друг. – Слышишь? Пусть…
И резко осекся. А потом также резко, механически, задрал голову вверх, выставив мускулистую шею. Нож в руке женщины стрельнул по глазам солнечным зайчиком…
И тут я понял, почему меня так взволновала картина на билборде. Потому что там был запечатлен последний миг перед концом. В следующую секунду опоясанный кольцами Сатурн врежется в Землю, и – все! Художник, рисовавший картину, знал это. И смог передать свои ощущения. «Остановись, мгновенье», – так, кажется, у классиков… Липатов удобно подставил шею, и на лезвии ножа, замершего в наивысшей точке замаха, вспыхнула колючая искорка. Остановись, мгновенье! Я развернулся и, прижав гранату к груди, нырнул в гущу кустов.
Глава 7
Сквер между Тверским бульваром и Бронной был насковозь пропитан солнцем. Я прошел под липами и остановился перед фонтаном.
Закурил.
Пахло московской пылью – особенный запах, к которому я, как не москвич, до сих пор не смог принюхаться. Газоны с вытоптанными проплешинами тропинок, огороженные прямоугольными блоками живой изгороди, выгоревший до белизны асфальт. Цепочка пустых машин, припаркованных наискось к тротуару. На одной из лавочек неподвижно лежит, цепляя взгляд ядовито-малиновой расцветкой, воздушный шарик. Ни людей, ни дуновения ветра. Ряды поникших от жары лип застыли, как нарисованные, и даже листик не шевельнется… От этого все окружающее кажется статичной декорацией.
Живым был только фонтан: большая гранитная чаша с расположенными по периметру форсунками. Тонкие струи били к центру, соединяясь в одну большую, похожую на сосульку гирлянду. Над водой дрожала еле заметная радуга, брызги пятнали асфальт черными кляксами.
На миг стало страшно. А что если они и без гаджетов научились в мозг проникать? Что если все это – виртуальная реальность? Где люди, где движение? А чтоб вас всех!
Но тут же отпустило. Вон по Пушкинской площади проехала ярко-рыжая поливальная машина, мигнул светофор, из-за угла затянутого строительной сеткой дома на Бронной вышла молодая пара… И ветер обозначился, встряхнул верхушки деревьев, подхватил воздушный шарик и небрежно поволок по газону.
Вот так и становятся параноиками. Удивляться нечему, с такой-то насыщенной жизнью. Да и насмотрелся всякого за эти три дня…
Медбрат сказал: «Она загадала ждать тебя три дня». Сказал он это ни к селу ни к городу… если не учитывать то обстоятельство, что я как раз думал об этом.
Женщина… точнее девушка – она ведь кричала мне вслед там, на ночном шоссе, чтобы я приходил в чебуречную на Бронной. А какие еще варианты у меня остались? Сидеть с этими робин гудами всю оставшуюся жизнь? Охотиться по ночам на геймеров, днем пить водку и рассуждать на философские темы? Врач мне это прямо предложил, когда вез от Филевского парка.
В принципе, тоже вариант. Пересидеть, пока ажиотаж спадет. В ребятах я уверен. Во-первых, если хотели бы сдать, уже давно сдали бы. Во-вторых, на них самих много чего висит, у Компании к ним свой счет. Ну и идейные борцы с Системой мне сейчас, после всего произошедшего, весьма импонировали.
Пока ехали с Врачом до Матвеевской, я ему все рассказал. Отдавал себе отчет, что это у меня чисто нервное, а так-то язык разумнее было и попридержать… Но после разговора заметно легче стало. Не зря в Америке анонимные алкоголики друг другу на проблемы жалуются. Реально помогает. Врач качал сочувственно головой, вставлял свои реплики, материл Компанию и «говногаджеты» – и чувствовал я, что искорка на ноже, занесенном над горлом лучшего друга, уже не так колет глаза, не выбивает слезу…
По Бронной пронеслась «скорая» с почти незаметной на ярком солнце мигалкой. Сирены не включала – улица была пуста. Я выбрал лавочку в теньке у фонтана, сел, снова закурил. Идти или нет в эту чебуречную – до сих пор не решил. А вывеска, вот она, через дорогу: изогнутый козырек над дверью. Сегодня полдня по сети лазили, изучали информацию. Кафе располагалось в подвале, в двух залах. Стилизовано все под советские времена. Однако интерьер к делу не относился. Главным было то, что ни хрена не понятно, как оттуда выбираться в случае шухера. Если прижмут, то лихо умчаться на гидроцикле в закат однозначно не получится.
Поэтому и Врач, и Мини хором советовали на встречу не ходить. Будто мне самому этого очень хочется! Однако Медбрат сказал, что сегодня последний день. Где я потом буду ее искать? Впрочем, «Медбрат сказал» – это тоже не аргумент…
Странный он человек. Мы, как приехали к Врачу, сразу уселись на кухне. Достали водку – для них это традиция, а мне надо было запить впечатления от встречи с другом. И тут появляется в дверях тело: драные джинсы, растянутая грязно-белая майка, длинные сальные волосы какого-то неопределенно-пегого цвета, борода в стиле первых христианских пророков… И совершенно бесцветные глаза. Лицо вытянутое, худое настолько, что проступают контуры черепа. А главное – возраст не определишь никак: то ли пацан совсем, то ли старик. Бледный до синевы, еле ходит, хромает на одну ногу так, что чуть ли не набок заваливается. Отлежал, видимо. Уселся за стол, схватил первый попавшийся стакан, выпил и горбушкой хлеба зажевал…
– Привет, Медбрат! – крикнул Мини как глухому.
Он вместо ответа протянул ему опустевший стакан.
Мини налил. Медбрат снова выпил.
– Я люблю спать, – сообщил он, повернувшись ко мне. – Если умеешь видеть сны, спать лучше, чем не спать.
Голос был хриплый, но глубокий, почти бас. И откуда в этом костлявом теле такие вокальные ресурсы? Капли водки неопрятно стекали с нижней губы и терялись в бороде. Пахло от него грязным телом и застарелым перегаром. Бесцветные глаза смотрели в упор, и мне это было неприятно. А рука Медбрата тем временем слепо шарила по столу. Врач вынул сигарету и всунул в шишковатые пальцы с грязными ногтями.
– Это наш друг Петр, – представил меня Врач.
– Мы знакомы, – сообщил Медбрат буднично.
Придурок какой-то – вот что я подумал. А потом понял, что он не врет. Не знаю, откуда пришла эта уверенность. Медбрат пялился на меня, а остальные молчали…
– Лечить его надо, – сказал я, потому что надо было что-то сказать.
– От чего его лечить? – с профессиональным интересом спросил Врач.
И я понял, что разговор на эту тему будет бесперспективен.
– Меня лечить бесполезно, – сказал Медбрат, так и не отводя взгляд. – Меня лечить – только время тратить. Я им не интересен. Я водку пью и спать ложусь. Им ты интересен.
Он наконец отвернулся, склонившись с сигаретой во рту над предложенной Мини зажигалкой. Двигал головой он как-то неестественно, будто робот, и сальные патлы от резких движений качались по бокам лица. Медбрат затянулся, выпустил дым носом, а я отметил, что нос у него крючковатый, заметно смещенный влево, и из ноздрей торчат пучки черных волос, как будто пауки выглядывают. Очень захотелось, чтобы он побыстрее напился и ушел обратно в сон.
Но все же именно этот чудной персонаж был виноват в том, что я сейчас сидел в сквере у Бронной и наблюдал, как слетевший к фонтану голубь бестолково крутится у края чаши, пытаясь отпить воды из тугой струи. Солнце пробивалось сквозь листву, отчего асфальт передо мной казался раскрашенным в стиле армейского камуфляжа. И было уже почти четыре часа…
Может быть, правильнее дождаться, пока она выйдет? А если в кафе все-таки есть другой выход? Я достал еще одну сигарету: сейчас докурю и пойду. Потому что иначе хрен ли я сюда вообще приперся?
Сегодня утром я заметил, что целый ряд медбратовских фраз прочно врезался в память. А еще он знал про мою ситуацию и знал подозрительно много. Как объяснил Врач, Медбрат черпал информацию при помощи своего пришедшего в негодность нейрофона, причем не только из сети, но и из… ноосферы, то есть из информационного поля, созданного людьми вокруг Земли. Вот этого я не понял, но суть ухватил: Медбрат был ценнейшим прибором, при помощи которого можно делать серьезные дела назло Компании. А ведь именно этим, как я понимаю, и занимаются те товарищи, что однажды ночью прилетели к нам в гости на дельтапланах… Отчего бы мне не поговорить с ними еще и об этом?
По Тверскому бульвару понесся поток машин, словно выключатель повернули. А вдруг действительно я уже под их контролем? Как в фильме «Матрица»… Где-то там, в районе МХАТа, должен был припарковаться Врач. Но сколько ни вглядывался, так и не смог найти на парковке его БМВ. Может быть, и уехал. В конце концов, я ему не сват и не брат, чтобы так обо мне заботиться.
Окна на верхних этажах здания «Известий» горели отраженным светом. Голубь наконец нашел небольшую лужицу воды, приник клювом, я отчетливо видел, как дергается зоб на сизой шее. Со стороны Пушкинской площади в сквер неспешно вошли двое полицейских. Пора.
Демонстративно посмотрел на часы (пять минут пятого), гротескно вздохнул (типа ждал да не дождался) и, отбросив окурок, поднялся с лавочки. Испуганный голубь, оглушительно хлопнув крыльями, сорвался в небо.
Вдоль чугунной ограды газона вовсю сновал народ. Тоже непонятно, откуда взялись, только что никого не было. Быстро прошел по дорожке, замер на обочине, пережидая, пока проедут машины. Здесь не было спасительно тени, и со