Это бремя страха, гнева и расизма восходит к, в общем-то, варварскому и хищническому отношению европейцев к коренному населению Америки, далее принявшему форму бесчеловечного и существовавшего три столетия института рабства. Тяготы, с которыми столкнулись европейские переселенцы, добавили к их бремени расизма страх и боль. В них стали преобладать и доминировать агрессивные субличности, субличности-индивидуалисты, честолюбивые, самоуверенные субличности, оставлявшие мало места для сочувствия совершенно отличным от них людям или своим соперникам. Столетия спустя массовая культура США остается обремененной этим агрессивным, индивидуалистским, честолюбивым и самоуверенным образом мыслей, который подпитывает (и подпитывается) общество крайними современными версиями поддерживаемого ими капитализма и материализма.
Другие этнические группы несут собственные Грузы. В истории происхождения той или иной этнической группы могли быть периоды вражеских вторжений и завоеваний, эпидемии, голод, природные катастрофы и другие события, оставившие свое бремя на культуре. Сама эмиграция, а также то, что послужило ее причиной, также оказывается для группы источником бремени. Далеко не все эмигранты по доброй воле оставили свои дома и страну; до сих пор у них может оставаться сильный страх нищеты или политических гонений. Мучительный процесс разрыва родственных и профессиональных связей на родине, встреча с новой и подчас недоброжелательной культурой только добавляют тяжести. В этом отношении бремя афро-американцов особенно жестоко, поскольку их предки были насильно вырваны из своих племен, доведены до звероподобного состояния и превращены в рабов. Для этой группы поверх бремени страха наложились бремена гнева и бессилия. Усугубляя тяготы афро-американцев, сейчас дела обстоят так, что культура, наделившая их этим бременем, является преобладающей в той стране, где они в настоящее время живут.
Как и в случае отдельных людей и семей, бремя, связанное с культурой, может создать дисбаланс, противостояние и сложности с властью внутри этнической группы. Кроме того, оно может привести к противостоянию между группами и среди групп.
Этнические группы несут не только то или иное бремя, но и ценности и обычаи, которые, возможно, были полезными или адаптивными в том контексте, из которого группа происходит, но отличаются от ценностей и обычаев массовой американской культуры и могут оказаться в разной степени совместимыми с нею. То есть, как чувствительный, сочувствующий ребенок плохо вписывается в семью, где принято вести себя жёстко и конкурировать, культурные характеристики отдельных этнических групп не вписываются в общество, в котором среди преобладающей группы ценятся способность к сильной конкуренции и мобильность. Ниже более подробно буду обсуждать некоторые крайности, существующие в среднеамериканской культуре, и то, какие семьи и люди в ней формируются, а затем некоторые типичные характеристики групп, развивающихся в разных контекстах.
АМЕРИКАНСКИЙ СРЕДНИЙ КЛАСС
МАТЕРИАЛИЗМ
Первая и главная характеристика США это капиталистическое общество, где корпорациям нужно много сотрудников среднего звена, готовых поставить интересы и процветание корпорации, а также собственное продвижение в ней, выше, чем интересы своей собственной или родительской семьи. Также необходимы миллионы потребителей, уверенных, что недостающие в семейной жизни тепло и близость можно восполнить благодаря дорогим товарам, которые им можно купить.
Чтобы влияние частей, ценящих семью, поубавилось, из СМИ несутся материалистические послания, формирующие культуру «сперва Я»; культуру, в которой стремление к персональному успеху в виде достатка или статуса перевешивает все относящееся к системе взаимоотношений. По мнению Тодда Гитлина (Gitlin, 1983),
Мир телевидения непреклонно оптимистический, стерильный и материалистичный. В прайм-тайм мы (за редкими исключениями) видим людей, одержимых персональными амбициями. Если они не целиком поглощены амбициями и страхом оказаться в конце концов лузерами, эти персонажи считают амбиции и страхи чем-то самим собой разумеющимся... Личные амбиции и консьюмеризм движущие силы их жизни... и это еще не считая вклинивающейся рекламы, несущей идею, что человеческое стремление к свободе, удовольствиям, достижениям и статусу может быть удовлетворено в реальности потребления (с. 268-269).
ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ И СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ
Еще одно бремя страха появилось у целого поколения американцев после Великой Депрессии, сделавшей миллионы людей готовыми на что угодно ради достижения финансовой стабильности. Для этого поколения самый главный вопрос, возникающий при появлении перспективы переезда, «Как это скажется на моей карьере», а не «Как это скажется на моей семье, на детях, на родителях?». По мере их восхождения по корпоративной лестнице семьям часто приходилось переезжать, иногда раз в два-три года. Как описывает Роберт Белла и его коллеги {Habits of the Heart Bellah et al., 1985) в своем фундаментальном исследовании преобладающих ценностей среднего американца, «быть привязанным к определенной работе, в определенном местоположении равносильно тому, чтобы оказаться застрявшим, загнанным в ловушку, лишенным возможности развиваться как личность» (с. 186). Межличностные связи едва успевают пустить корни, как приходится снова их выкапывать и приживаться на новом месте, за тысячи миль от прежнего места.
ИЗОЛЯЦИЯ
Изоляция, образованная в результате такого повторяющегося раз за разом пересаживания с места на место, может усилить материалистичные части в людях. Поскольку семье постоянно приходится производить какое-то впечатление на новых незнакомых людей и получать довольно мало того, что приносят с собой эмоциональные связи, на первый план выходят вопросы статуса и внешнего эффекта. В свою очередь, стремление к материальным благам предписывает мобильность, а мобильность в свою очередь подкрепляет материализм.
Эта круговая зависимость между изоляцией и материалистичностью была очень выразительно описана в классическом исследовании Янга и Вилмотта (Young, Willmott, 1957) влияния на семью переезда из социально очень устойчивой, однородной рабочей окраины Восточного Лондона в район частных домов за городом.
В Бетнэл Грин [окраина] люди обычно состоят в плотной сети личных отношений. Они близко знают с дюжину соседей, живших с ними буквально на расстоянии вытянутой руки... Жизнь в многоквартирном доме с детства закладывала костяк дружеских отношений. В такой обстановке жители Бетнэл Грин очень мало заботились о том, что принято называть «статусом». Разумеется, верно, что у людей разная работа, разные дома... Но людей оценивают не по ним. Личные характеристики вот что на самом деле имеет значение... В долго существующем сообществе статус, который определялся бы работой, достатком и образованием, в целом практически ничего не значит и не учитывается при оценке человека. Оценивают (если вообще оценивают) по более общим характеристикам, как человека с обычной смесью качеств плохих, хороших и в большинстве своем неизменных... Люди находятся в безопасном кругу перекрывающихся маленьких группок, и получают от окружающих нужное им внимание.
Не таков Гринлэй [район частных домов]. Хотя практически никто никого не знает, возможностей раскрыться как личность здесь нет. Судить о людях по их личным качествам нет возможности... Суждению приходится опираться в большей степени на первое впечатление от человека, чем на него самого. Когда людям не остается ничего другого, они начинают судить по внешнему виду, по дому, даже по его мопеду. Дети (особенно они) должны быть хорошо одеты, чтобы у соседей, а тем более у школьных друзей и учителей, сложилось хорошее впечатление о ребенке и его родителях... Можно было бы дойти до обобщения и заключить, что чем меньше признания человек получает в малой группе, тем больше стремление получить безличное признание, зависящее от статуса. Одинокий человек, опасающийся, что на него смотрят сверху вниз, превращается в стяжателя; его имущество бальзам на раны тревоги; тревога подгоняет недружелюбие (с. 161-164).
Янг и Вильмот находят, что изоляцию и закономерно вытекающую из нее материалистичность можно обнаружить даже у тех, кто живет в загородном доме более 6-7 лет, причем по соседству с другими лондонцами. Насколько труднее обстоят дела с построением новой стабильной социальной сети обстоят дела в более гетерогенной Америке, где люди часто оказываются в окружении очень разных людей. Такая изоляция, в свою очередь, усиливает зависимость от телевизора, он становится центром, вокруг которого собирается семья, и это, в свою очередь, приводит к усилению материалиалистичности.
Частая потеря связей с кругом друзей или родных имеет и другие последствия, кроме материалистичности. Проведенный Кэрол Андерсон (Anderson, 1982) анализ литературы по проблеме изоляции семей показал, что среди последствий отмечается снижение степени солидарности в паре; учащение случаев обращения в больницы в связи с проблемами психического здоровья и здоровья вообще; увеличение количества собственных жалоб на те или иные симптомы.
ОЖИДАНИЯ ОТ БРАКА
В очень мобильной культуре американского среднего класса от детей ожидают, что они достаточно рано покинут родительский дом, так что единственными стабильными отношениями среди всех других, преходящих, будут отношения в браке. Таким образом, вместо стабильной сети эмоционально удовлетворяющих отношений люди складывают все эмоциональные яйца в одну брачную корзину. В отличие от того, что диктуется другими культурами, от супруга ожидается нечто намного большее, чем просто партнерство в выполнении родительских обязанностей или борьба за экономическое выживание, или что брак станет мостом, соединяющим две расширенных семьи. Идеализированная американская семья среднего класса союз родственных душ, выбравших друг друга и долгие годы вместе с радостью делящих друг с другом общие интеллектуальные, эмоциональные и сексуальные предпочтения. Такое превозношение романтической любви (в сочетании со страхом близких отношений) в некоторой степени результат Груза больших ожиданий, возложенных на отношения очень мобильной культурой.