— Ну, мы же защищаемся.
— Защищаетесь. Только вы нас и выдергиваете из нашей реальности, не?
— Ты про культистов? Если так, то и тут прав. Хочешь сказать, что мы одинаковые?
— Ну не то чтобы одинаковые, вы поуродливее нас все-таки, но в целом да. Каждый убивает, чтобы жить.
— Давай еще по одной, философия твоя на трезвую плохо заходит.
Выпили, спели.
— Получается, что мне нужно убивать больше демонов, чтобы ты мог становиться сильнее?
— Не только я. Схема простая. Становлюсь сильнее я, а заодно и ты. Каждый новый ранг будет давать новые возможности. Вот только с такими темпами ты быстрее сдохнешь, чем мы новый ранг получим.
— Звучит так себе, но похоже на правду. Две недели прошло, а я только тридцать шесть душ тебе добыл. А процентное отношение можем изменить?
— В смысле, чтобы распределялись души не пополам, а мне больше шло?
— Да. Нахрен мне души, если у меня нет толковых заклинаний? Фонарик зажигать? Есть вещи и попрактичнее.
— Хм. Звучит неплохо. Давай изменим условия договора, я только за. Не будешь жалеть?
— Буду жалеть, если сдохну, так и не достигнув цели. Оставляй мне десятую часть, остальное отгружай себе. Уговор действует до первого повышения ранга, после заключим новый.
— По рукам.
В воздухе появилась алая печать, коснувшись которой, я ощутил, как ладонь резануло болью. Отдернув руку, увидел, как на стол падает капля крови.
— Договор на крови — лучший договор,— извиняющимся тоном пролепетал Чертила. А после с меня списались его недостающие сорок процентов.
Внимание, потеряно двадцать семь единиц поглощенных душ. Текущее количество очков душ — 10.
Пили с демоном до утра. Оказалось, что девяносто процентов населения ада не обладают разумом, а только яростью и желанием выполнять волю хозяина. Аристократ направляет подчиненного на сбор душ, и он с радостью начинает жатву через посредника в лице апостола.
Апостол заключает пакты, добывая тела для низших, низшие вселяются для сбора душ посредством убийства. Собранные души апостолом передаются аристократу, как и души, собранные низшими, лишь он решает, кого из низших возвысить, а кого нет. Ну и способностями апостола он тоже одаривает на свое усмотрение.
На улице уже рассвело, а застолье и не думало завершаться. Нет, весь алкоголь уже был выпит, но у нас оставались печеньки и безлимитный запас кофе. Правда, праздник пришлось отложить. Звонил телефон уже десятый раз за утро. Маша, и чего ей нужно в такую рань?
— Да, Машунь.
— Станислав Всеволодович, вас вызывает главврач. Вы где? — тон официальный, холодный, но где-то за ним чувствуется волнение.
— Маш, я дома. Только из разлома вернулся.
— Срочно приезжайте.
— Я так сильно нужен?
— Главврач требует, чтобы вы немедленно приехали, — твердит, как попугай, одно и то же ровным тоном. Видимо, точно что-то случилось.
— Опять завал на работе?
— Хуже.
— Ну ладно, я хоть еще и пьян, но выезжаю.
— Приведите себя в порядок, а то...
А то что — я так и не узнал, так как сбросил вызов. Че там Еремеич разбухтелся? Премии лишит? Так он мне ее и не платит. Ладно, поеду узнаю, чего от меня хотят.
Чертила протестовал, орал, что я нарушаю его демонические права и он требует продолжения банкета. Кое-как загнал его обратно в татуху, пообещав угостить пельменями. Что это такое, он не знал, но слово понравилось. Хотел пакт со мной заключить, чтоб я его не обманул, совсем оборзел.
Умылся ледяной водой, но хмель согнать это не помогло. Только опухшая морда вроде поменьше стала. Вызвал такси, смотрясь в зеркало. Перед выездом решил почистить зубы, и взгляд упал на щетку Веры. Твою мать, надо еще с банком разобраться. А то верну жену домой, а дом этот у нас уже отберут.
Через час родной госпиталь заглушил мои печали своим гулом. Здесь снова нескончаемый бой. Раненые, больные, одержимые. И персонал, трудящийся, не жалея психики своей. Маша заметила меня, но отвела взгляд. Странная какая-то.
Покачиваясь, как водка на лолнах... Чет не то. Во! Как лодка на волнах, я подошел к ресепси... ресепши... ресепшионисистке. Господи, слово-то выдумали, мрак. Я, конечно, пьян, но и по трезвой такое произнести не смогу.
— Машулик. Добрейшего тебе. Еремеич у себя?
— Нет.
— А нахрен вы меня вызывали?
— Иди уже, пьянь. Главврач ждет.
— А, я у тебя спрашиваю, тут ли он, а ты говоришь, нет, это сарказм. Понял, забавно. Ну, я поплыл.
Коридор изгибался, словно змея, гипнотизируя своими вывертами. Протопал мимо лазарета, дверь была открыта. Юлька, увидев меня, оживилась. Странная какая-то. То морду воротит, то снова глазки строит, опять рассталась с очередным хахалем?
В дверь главврача я постучался, уже стоя в кабинете.
— Тук-тук. Приветствую тебя, о владыка всех слуг госпитальных! О великий министр! — я поклонился, едва не рухнув на пол, понятно. Резкие движения под запретом, буду держать марку. — Еремеич, ну че там?
Кресло повернулось, а на нем сидела до боли знакомая рожа, но не Еремеич. Петрович.
— Петрович, а ты че тут? Главврача замещаешь?
— Станислав Всеволодович, во-первых, я уже месяц как являюсь главным врачом. А ты на работе не показываешься. А во-вторых, для тебя я теперь Евгений Петрович.
— О как. Ну, с повышением тебя, — обида сдавила сердце, и логика ее не смогла отогнать. Я понимаю, что постоянно от работы отлынивал и Еремеича еще послал, но где-то в глубине души все же надеялся, что все наладится, верну Веру, стану главврачом, заведем ребенка, заживем! В этом списке только на один пункт стало меньше. — А чего вызывал?
— Вызывал для расторжения трудовых отношений.
— С хера ли?
— Не выражайся. Договор с тобой мы расторгаем, потому что за месяц ты ни разу не появился на работе, а сейчас вот ввалился, и, судя по всему, с похмелья. Мне такие работники не нужны. Да, ты много сделал для госпиталя, но своей шеей я за тебя отвечать не буду, а уж тем более прикрывать твои выверты.
— Петрович, ты че несешь?
— Стас, я за тебя в три смены пахал, пока ты катался со своим корешем по халтурам и бабки зарабатывал. Все пахали. Насколько ты помнишь, сверхурочные у нас не оплачиваются. А держать на работе экзорциста, который не будет работать, я не собираюсь. Какой бы у тебя ни был потенциал, ты его разбазарил. Вот, пиши заявление по собственному. — На стол лег чистый лист бумаги.
— Не буду я ничего подписывать. С Еремеичем был уговор, что он меня отпускает по запросу от инквизиции. Так что я продолжаю работать. Власть твою оспаривать не собираюсь, оно мне нахрен не надо, расслабься.
— Ты ее будешь оспаривать одним своим присутствием, заставляя подчиненных думать «почему Петрович, а не Всеволодыч?». Поэтому выбора тут два. Первый — пишешь по собственному. Второй — я увольняю тебя по статье, так как договор у тебя был с Еремеичем, а он здесь больше никто. Бумаги на посещение разломов подписаны им, вот только все разломы за эти тридцать дней ты посещал без каких-либо договоренностей, и главный врач ничего не подписывал. Давай без сцен и громких слов, пиши и уходи. Выходное пособие в полном размере выплачу, без отработки. Напишешь и свободен. Ничего личного, все на благо пациентов.
— И на твое личное благо. Я тебя понял, Петрович, давай ручку. Намалюю каракулю.
— А там не надо малевать, просто распишись, заявление уже заполнено.
— О как. Подготовился. Ну на, подавись, козел, — расписался и вышел из кабинета.
Понимаю его? Да, определенно. Чувствую ли я злость? Еще какую. У меня забрали последнюю отдушину. Все, что позволяло отвлечься от смертей и потерь. Это, наверное, единственное место, где я реально спасал жизни, в остальных местах лишь отнимал...
Настроение упало, хотелось снова очутиться в спальном районе и встретить гопников. Вместо них я увидел Костю.
— Здорова, студент! Как дела? — сказал я, хлопнув практиканта по плечу.
На меня поднялись абсолютно пустые глаза. Взгляд как у мертвой рыбы. В руках практикант держал швабру и просто мыл полы, медленно, заторможенно, механически. Он обошел меня по дуге и продолжил свое дело.
— Маш, а че это с Костей?
— Станислав Всеволодович...
— Да какой я теперь Всеволодович тебе? Просто Стас.
— Уволили?
— Ага.
— Понятно. Дело в том, что, пока вы были в командировке, Косте дали одержимого. Он думал покрасоваться перед Дашей и взял ее с собой. Во время экзорцизма что-то пошло не так и одержимый вырвался, схватил Дашку за шею. Пригрозил, мол, «заключай со мной пакт, либо она умрет». Костя заключил...
— И демон убил Дашку? — Маша кивнула, а на глаза навернулись слезы. — А потом сожрал душу Кости и сделал его пустым. Петрович бесится, потому что я одобрил прохождение практики Костей?
— А еще Костя его племянник.
— Твою мать... Вся жизнь через... Ладно, не буду тебя грузить. Извини за все. Я пошел.
Машка хотела еще что-то сказать, но промолчала. Живешь, идешь к своей цели, не обращая ни на что внимания! Ломаешь стены! А оказывается, что вокруг тебя куча людей, которым этого внимания и не хватило. А потом все начинает рассыпаться. Появилось чувство, что рассыпаюсь и я сам.
Открыл дверь раздевалки, внутри никого. Шкафчик номер восемь, а внутри то немногое, что я сюда принес, кроме страданий. Термос, сумка да пара кроссовок. Забрать все, чтобы не тянуло обратно, и вычеркнуть этап под названием «госпиталь» из жизни. Клац!
Обернувшись, увидел Юлю. Она улыбалась так, будто сокровенная мечта сбылась. Мечтала, чтобы меня уволили?
— Все, Юлек, не поминай лихом. Я уволился. Больше мы с тобой не коллеги, — сказал я, отвернувшись и запихивая свой скарб в сумку.
— У-у-у, бедненький. Иди, я тебя утешу.
Сзади меня обняли нежные руки, одна гладила по груди, а вторая принялась бороться с ремнем.
— Юль, мы это уже десятки раз обсуждали.
— Мне плевать. Твоя жена мертва, а ты свободен. Да ты еще и пьяненький. Никуда не денешься, иди сюда!