– Помню, Петр. Действительно, как вы верно заметили, воспоминания не из самых приятных.
– Так вот у меня была встреча с Георгием Васильевичем. Мы договорились поддерживать контакт, пока он здесь в Москве. Я оставил ему свой электронный адрес. Яблонский перед самым своим убийством ночью отправил мне странное сообщение о чистильщике. Что тот будет зачищать всех свидетелей, проходящих по делу Лосева, что он может стать очередной жертвой чистильщика, именно Яблонский здесь или за границей…
– Когда вы, Петр, прочитали его мэйл?
– К сожалению только утром. Мы с группой поехали к нему в гостиницу – и обнаружили бездыханный труп.
– Как его убили – снова отравление?
– Это детали, которые следователю разглашать не положено-о-о, – тяжело вздохнул Морев. – Не надо вам это знать, Алексей…
– Пусть та-а-к, – в тон ему, растягивая гласные, произнес хмуро Ветров.
– И Гальцев и Фролов в один голос утверждали, что при их задержании, так сказать, вам помогали два неизвестных.
– Было дело, – неохотно кивнул головой Ветров. – Одного вы знаете. Седой майор себя сам защитит. Лучше Лиду надежней охраняйте, – прошелестел одними губами Ветров, – она и Вера единственные, кто видел чистильщика-профи у в лицо. У вас в РУВД это знают?
– У нас в РУВД большие изменения, – отрезал Морев. – От оборотней в пагонах, сливавших оперативную информацию преступникам, тормозивших расследование освободились давно, еще тогда, когда арестовали Гальцева Фролова, если на то пошло.
– И было служебное разбирательство по вашему представлению в службу собственной безопасности? Разобрались с оборотнями?
– Было, Ветров, было. Разобрались с оборотнями? – Посадили их или уволили?
– Уволили, практически всё руководство РУВД, Гуляева – помните… – Дернул щекой Морев. – Только не было полных доказательств служебного преступления. А пока восторжествовала строжайшая персональная ответственность руководителей, не должно быть такого, чтобы за попытки тормозить следствие, разваливать дела и прочие грехи никто из них не отвечает персонально. Будут неопровержимые доказательства, посадят и высокое начальство.
Из группы провожающих Ветрова отделилась Наташа и, схватив отца за руку, воскликнула:
– Папа, папа, проводник зовет всех занять свои места согласно купленным билетам. А ты место еще не занял…
Морев улыбнулся и сказал, взглянув тепло и добро на Наташу:
– Раз дочка советует занять место в вагоне, мы не против. – Он протянул на прощанье руку и шепнул. – Будьте очень осторожны, Алексей. Я вам дам мою новую визитку. – Он быстро сунул в руки Ветрову визитку. – Звонить вы, наверняка, не будете, хотя кто его знает… Так хотя бы пишите – электронный адрес указан… Напишите, и я буду знать, куда вам писать…
Ветров отошел к своим провожающим и на тревожные взгляды одновременно всех трех женщин, снисходительно бросил:
– Ничего особенного… Ну что ж, давайте хорошенько попрощаемся перед долгой дорогой и новыми испытаниями…
Прощаясь с Владом, по-дружески обняв его, Ветров еле слышно шепнул ему на ухо: «Жорку убили. Так что будь настороже, береги себя и Инну, Влад». – «Сам береги себя, старик»
В тамбуре Ветрову стало безумно грустно и зябко оттого, что таким образом обернулось его прощание с родными и близкими друзьями, так вышел боком хитроумный маневр с отъездом за границу прошлого, настоящего с будущим. Неужели и Жорка кому-то сильно помешал в этом жестоком мире? Неужели и он, Ветров, кому-то мешает и его тоже неведомые силы захотят смахнуть, как шахматную фигурку с доски начинающейся снова Игры?
30. Ограбление поезда
Поезд мчался в кромешной темноте ранней осени на всех порах. Так получилось, что по «горящему» билету Ветров ехал в купе один. Ночь стояла безлунная и безветренная, звезд на небе тоже не было видно из-за тяжелых низких туч. Он неотрывно смотрел в окно, как будто был прикован к нему, вспомнив о прикованном к батарее рядом с окном Жорке. Наверное, тот тоже пытался что-то высмотреть в окно пустой квартиры Ветрова. Только нет уже на белом свете Жорки. А в то окно этим вечером, может быть, смотрит его жена Вера, уложив спать дочурку.
Именно в этом поезде Ветров, глядя в черное окно, вспомнил свой мистический сон перед встречей с Владом и почему-то задумался о тайных знаках, которые подает нам судьба. «Не хватало ещё того, что сразу за Жоркой в этом купе меня грохнут ночью» – подумал мрачно и мысленно приказал себе бодрствовать настолько, насколько хватит сил, и сделать, на всякий случай, необходимые непреодолимые баррикады для «непременных» ночных бандитов, заблокировав дверь стандартными подручными средствами и дополнительным – ремнями, палками, клиньями. Во время своего бодрствования и работы по возведению баррикад и блокировке двери Ветров слышал, как в тишине остановившегося поезда пассажиры негромко захлопывали дверцы купе и закрывали их изнутри на цепочки, на всякий пожарный случай. Перед продолжением прерванного пограничниками и таможенниками сна.
А потом через несколько часов, после очередной остановки на польской земле Ветров почувствовал, что в его дверь кто-то осторожно скребется, пользует ее на предмет несанкционированного проникновения. И еще перед тем, как окончательно сомкнуть глаза в мертвом сне, он почувствовал легкое газовое или змеиной шипение в нижнем отверстии двери – «для подачи воздуха извне» – и распространение в купе пьянящего и одуряющего газа без цвета и запаха. Только сознание отреагировало как-то покорно и безвольно: «Надо же вместо живительного воздуха из коридора вагона в купе поникает не смертельный, но кидающий в сон угарный газ, как от деревенской печки с закрытой заслонкой». И не было сил сопротивляться, проверять качество и надежность возведенных у заблокированной двери баррикад – против ночных воров и бандитов.
«Твори, Господи, волю высшую свою. Ведь пути к душе человечьей неисповедимы, ведь не знает слабый и грешный человече, как спасать свою душу и, вообще, надо ли ее спасать от разных темных и прочих сил?»
Около восьми часов утра в дверь его купе постучал проводник – Ветров мгновенно посмотрел на часы и удивился своему глубокому сну. Проснулся легко, без усилий, но открыл дверцу купе далеко не сразу. Спросонья, без видимой охоты, автоматически зафиксировав, что дверь находится не на внутреннем запоре и с не накинутой цепочкой, правда, со всеми дополнительными нетронутыми ремнями, клиньями, фиксирующими палками на положенном им месте.
Проводник всё в той же парадной официальной униформе, с кислой физиономией неожиданно с плохо скрываемым состраданием осведомился:
– У вас всё в порядке, ничего не пропало?
По его удрученному виду можно было понять, что в эту ночь у соседей Ветрова могло что-то попасть, нет, не просто могло, а уже попало. Ветров действовал автоматически, не веря признакам не взломанной забаррикадированной двери. Заграничный паспорт с пятилетним сроком годности моментально прощупался в кармане кожаной куртки, с души тут же соскочила тревога – ух, хоть с паспортом нет, и не будет проблем! Что стоит за границей русский человек без подтверждающей его гражданство краснокожей российской корочки?
Поскольку физиономия бравого проводника всё ещё оставалась вытянутой при радостном сообщении, что с паспортом всё в порядке, Ветров также механически нащупал в кармане куртки портмоне. И паспорт на месте, и пухлое от валюты портмоне тоже на месте, только дверь в купе почему-то оказалась не на запоре и не накинутой цепочке. Проводник без лишних комментариев двинулся с тем же вопросами в смежное купе. Он вышел в коридор.
А в узеньком коридоре злосчастного вагона уже бурлили утренние страсти-мордасти. Пассажиры обступили с разных сторон трёх чехов, один из которых ночью при бандитском ограблении где-то между станциями Катовице и Честохова успел поднять шум и тревогу. Благодаря почину чехов растерянные, вялые, заспанные пассажиры стали считать раны и потери, товарищей считать – из пострадавших при ограблении поезда.
У соседского понурого пассажира его портмоне оказалось пустым, четырёхсот американских баксов как не бывало. У бизнесмена из Дагестана Руслана Ехьяевича из дорожной сумки грохнули уже тысячу баксов. На ещё большую сумму, под полторы тысячи баксов, наказали джазмена-авангардиста Натана Марковича из Самары. Для наказания джазиста грабители избрали иезуитский способ, порезали его дорогущий кейс, не справившись с замочным кодом.
Грабители спокойно со знатной добычей ограбленных почти всех купе покинули вагон, когда приспела остановка. Пострадавший джазист, принявший на грудь коньячку по случаю кражи, с его тончайшим врожденным музыкальным слухом сокрушался:
– Да я же любые полутона и обертоны в тишайшей, еле звучащей оркестровке различаю. Между прочим, как и соседка по купе пианистка Елена Борисовна, лишившаяся денег и ожерелья, страдаю профессиональной бессонницей. А здесь мы с пианисткой заснули, как сурки во время зимней спячки. Не почувствовал, как у меня из-под подушки кейс с деньгами вытянули, как замок вскрывали – ничего не услышал… Это нонсенс для джазового музыканта с природным слухом – ничего не слышать, когда к тебе в купе врываются, грабят, под подушку лезут… Хотите рассмешу, если смех возможен еще в нашей ситуации?
Елена Борисовна за всех сказала:
– Хотим!
– Я золотое родовое кольцо на ночь в плавки спрятал, привязал к резинке. Так обрезали резинку и стянули фамильную драгоценность – еще от прапрадеда… Понимаете – нонсенс для человека с тонким музыкальным слухом… Природа таким слухом наделила, а здесь природа отдыхала, когда меня грабили во сне, кольцо умыкали, обрезав резинку… Смешно и обидно до соплей… Кошмар… Шок…
«Шок с шиком, шок без шика, шок, шок» – бесчисленное количество раз повторял Ветров в своем купе. Он понимал, что ему нельзя радоваться, что остался не ограбленным, не беспаспортным, подлежащим экстрадиции из-за рубежа, куда он прибыл с особой важной, если не мистической миссией. Он жив, здоров, не ограблен, по воле случая и его величества Судьбы. Понятно, что вся эта история – сапоги и яйца всмятку, сумятица и смута со счастливым концом не для всех, одним словом, шок…. И он снова без тени улыбки и отчаяния повторял, приближаясь к Златой Праге: «Шок с шиком, шок без шика».