Время для расшаркиваний закончилось! Господин полковник увидел цель и расчищал себе поляну!
— Павлов! В сторону! — махнул стволом Митрохин. — Я слишком долго ждал этой минуты. Ещё одно движение и я тебе тоже живот продырявлю!
А ведь выстрелит, к гадалке не ходи! Лично у меня сейчас исчезли всякие сомнения в этом. Глаза мужчины отдавали безумием и непонятно скорей, почему он патологически хочет оставить нас в живых?
Тем временем, послышался отчётливый металлический щелчок и Павлов двумя руками потянул дверь на себя. Я ощутил лёгкое подрагивание в ногах.
— Не дёргаться! — визгливым тоном заорал второй мужчина. — Стреляю без предупреждения.
Происходящее напоминало ужасно отрепетированный спектакль, вот только мы с Мироном по-прежнему вели себя совсем не по тексту. Дверь оказалась тяжёлой, Павлов тянул изо всех сил, но массивное полотно двигалось неторопливо, как будто бы нехотя. Как же Еремеев открывал вход? Вряд ли в старости он отличался огромной физической силой.
— Я не понял! — простонал Митрохин, недоуменно оглядываясь на подельника и опуская дулом вниз карабин. — А где, собственно?
В наступившей тишине раздался ещё один металлический щелчок.
Раздавшийся после открытия двери звук отозвался в памяти каким-то воспоминанием, но сообразить каким именно я не успел.
Ложи-и-сь!!!! — Мирон в невообразимом прыжке врезался головой мне в грудь и повалил на землю, погребая меня под собой.
От удара у меня опять перехватило дыхание, но возмущаться было поздно. Дикий грохот ударил по барабанным перепонкам, оглушая и оставляя после себя только оглушительный звон сквозь забитую в уши вату. Я чувствовал, как что-то колотит по спине Мирона, но никак не мог спихнуть его с себя.
— Сле-е… — попытался выдавить из себя я, но в этот миг что-то тяжелое ударило меня по голове, и я потерял сознание.
Сколько продлилось беспамятство, сказать было сложно. Голова раскалывалась от страшной боли, а сплошная темнота вокруг давила на меня бетонной плитой.
Что произошло? Нет, я не отупел настолько, чтобы не осознавать элементарного. Но вот только объяснений эти элементарные вещи не добавляли. Что-то взорвалось…
Хотя какое что-то… «Монка»! Мина направленного действия «МОН-50» или даже «МОН-200», на звук различить, наверное, невозможно. Этот звук я ни с чем не перепутаю. В своё время устройство этого смертоносного изобретения советских инженеров нам объясняли более, чем подробно. Блин, у неё же зона сплошного поражения!
Только сейчас я понял, что мои руки испачканы чем-то липким, а лежащий на мне Мирон не подаёт признаков жизни! И почему он такой тяжелый? Я пытался выбраться из под напарника, но казалось, что он весит килограмм триста, а то и четыреста сразу!
— Мирон! — негромко позвал я, но мой друг не отзывался, пребывая в забытьи. Он же не умер?
— Мирон!
Я напряг слух и уловил едва слышное дыхание, скорее даже не дыхание, а свист.
— Мирон, твою мать! Очнись!
Наверное, эти крики были самым глупым, что можно было придумать в сложившейся ситуации, но мою голову захлёстывали эмоции. За прошедшие годы я настолько сроднился с напарником, что не представлял себе просто существования без него.
Спокойно! Криком помочь делу не получится! Мирон жив, а значит надо просто выбраться на поверхность! В машине должен быть «красный огонь», заначка на самый крайний случай.
Или его там нет? Должен быть!
Мысли в голове путались, слетаясь в причудливые шарады, но тело уже само собой начало действовать, аккуратно, по миллиметру сдвигая то ли Мирона, то ли себя из под него…
Ещё чуть-чуть! Ещё! Я напряжённо вслушивался в присвистывание из лёгких Мирона, каждую секунду ожидая чего-то страшного и ужасного. Ещё сантиметр, ещё!
Я уже полностью освободил руку и наконец смог ощупать, что же именно придавило нас к земле.
Дверь!
Та самая массивная дверь, открывавшаяся с помощью золотого пера. Я поднатужился и, чувствуя, как хрустят максимально напряженные мышцы и сухожилия, всё-таки сдвинул эту тяжеленную, как бетонная плита, железную штуковину.
Скорей всего, именно она спасла жизнь моему другу, приняв на себя основную часть поражающих элементов. Конечно, Мирохе с лихвой хватило и остального, но всё-таки он пока жив, и я не собираюсь дать ему умереть у меня на руках.
Не сегодня, Мирон! Ты обязательно сдохнешь, но не сегодня!
Наконец-таки я сумел освободиться и первым делом зашарил по карманам в поисках смартфона или зажигалки. Мне нужен свет!
Кирпичик телефона отыскался достаточно быстро, но он, к сожалению, не пережил всех выпавших на его долю приключений. Новомодное электронное устройство не реагировало на нажатие кнопок или прикосновения к экрану, лишая меня всякой надежды использовать его в качестве фонарика.
Зажигалка в кармане джинс в очередной раз напомнила, что от курения может быть польза, а по-другому считают лишь несчастные, которые сами никогда курить не пробовали.
Крутанув колёсико, я постарался хоть как-то осмотреть своего друга. Выглядел он, конечно, откровенно плохо. Особенно ужасно выглядели ноги, превратившиеся после взрыва в сплошное кровавое месиво. А вот лицо, наоборот, казалось каким-то безмятженым и умиротворенным.
— Мирон! — мозг. Как иглой, пронзила страшная догадка.
— Мирон! Очнись! Мироха!
Я изо всех сил тряс напарника за плечи, но его лицо оставалось таким же расслабленным и безмятежным. Просто Мирон в какое-то мгновение окончательно перестал дышать.
Глава 21
— Что-то ты мне всё-таки не договариваешь, — пристально посмотрел я в лицо подошедшего полковника. — Знаешь, как древние говорили? Бойтесь данайцев дары приносящих! Бояться, конечно, тебя не стоит, но вот апельсины я у тебя не возьму. Отравишь ещё, а мне потом животом мучайся.
Вообще-то, я сейчас ностальгировал и большого желания общаться с Эдиком не испытывал. Тихо-мирно сидел на лавочке возле КПП прославленного пограничного госпиталя и прикидывал, сколько ещё дырок осталось в его заборе. Вернее, сколько их сделали заново.
А ведь когда-то этот госпиталь окружал всего-навсего не особо затейливый двухметровый забор из металлических реек, по верху которого, страшно представить, даже не вились кольца колючей проволоки. Милое дело.
По сути своей, ограда выполняла достаточно декоративную функцию, не сильно препятствуя желающим искупаться или пообщаться с приехавшей из Москвы «боевой подругой».
Старожилы помнят и часто рассказывают историю, как однажды солнечным августовским днём на берегу озера возле «самого пограничного госпиталя в мире» расположились на пикник десантники. Ну а что? Парни отважные, тельняшки голубые, чего свой профессиональный праздник не отметить?
Другой вопрос, что, идущие на поправку и мирно прогуливающиеся вокруг лечебных корпусов, пограничники обиделись, насупились и попытались призвать дебоширов к порядку. Дескать, госпиталь пограничный, значит и озеро такое же. Вон видите, в нем даже вода зелёная. Так что все шашлыки-коньяки с неправильными лозунгами про крылатую пехоту являются вопиющей наглостью, требующей немедленного общественного порицания.
Естественно, что словесная баталия быстро переросла в кулачную, десантники держали оборону, как могли, но постоянно прибывающие из госпиталя резервы сломили оборону «крылатой пехоты».
Вызванные перепуганным дежурным по части полиция и начальник госпиталя долго матерились, осознав, что чрезвычайное происшествие закончилось, как обычно. Все побратались и теперь весело бухали, поочерёдно поднимая тост за здоровье то десантников, то пограничников.
Короче, весёлая история получилась. «Голубых беретов» полицейские прогнали в другое место. Чисто из вредности, надо же было как-то оправдать своё̈ присутствие.
А вот больных гнать оказалось некуда, лечебница-то рядом, за забором… Так что менты пограничникам претензий предъявлять не стали, а просто-напросто сдали всех начальнику госпиталя.
Самое смешное оказалось в конце. Начальник госпиталя заставил всех вернуться в палаты тем же путём, каким они оказались на воле, то есть через ограждение. А через пятнадцать минут с удивлением выслушивал вопрос дежурного по части «Что делать с колясочниками?» Как четверо неходячих перемахнули забор, да ещё и вместе с колясками? Дрались ли они или просто так оказались на берегу озера — история умалчивает до сих пор.
Я улыбнулся и, от души потянувшись, посмотрел на небо. Судя по серым облакам, вот-вот с неба должно начать капать, но уходить обратно в корпус не хотелось. Да и поговорить с Эдиком внутри нормально не получится. Мимо постоянно снуют врачи, медсестры. Много лишних ушей да и просто некомфортно. Простуда мне не грозит, тело болеть перестало, чего тогда переживать? Можно и на улице помокнуть.
Если бы не забор и присутствие Эдика рядом, то обстановка вообще похожа на сказку. Отпуск, тихий санаторий, а самая главная проблема — где купить чипсы для Алиски.
— Я? Не договариваю? — Эдик уселся рядом со мной на скамейку и достал из кармана сигареты. — Будешь?
— Вообще-то, на территории медицинских учреждений курить запрещено, — включил я режим ворчуна, вытаскивая из предложенной пачки никотиновую палочку. — Их даже в магазине продавать перестали.
— О времена, о нравы! — вздохнул Эдик, протягивая мне зажигалку. — Когда-то приличные люди могли в том магазине даже приличным коньяком отовариться, дабы обсудить с уважаемыми коллегами последние новости геополитики. А потом пришла Контора и всё прекрасное, доброе, светлое немедленно запретили.
— Возможно, именно поэтому мне и пришлось уволиться, — глубокомысленно заметил я, откидываясь на спинку и выпуская в небо струю ароматного дыма. — Как можно служить без приличного коньяка в магазине?
— Вот только не надо, — скривился полковник. — Ты уволился, потому что никогда не был военным. Устав, правила, приказы!!! Тебя трясло от одной мысли, что нужно быть, как все, и ничем не выделяться. Для системы такие, как ты, вечная головная боль, и хвала всем богам, что Контора от тебя избавилась.