Как это часто бывает, ели ты не можешь принять решение, его принимают за тебя. 21-ого августа на бельгийские части обрушились тонны стали и взрывчатки. В духе Первой Мировой артподготовка продолжалась больше суток, после чего части 1-ой армии практически без сопротивления преодолели сначала первую линию обороны, а спустя несколько часов и вторую.
Теперь медлить уже было нельзя. Промедление могло обернуться огромным котлом, размером с треть Бельгии, где оказались бы отрезанными полмиллиона солдат. Однако, для того чтобы переместить два десятка дивизий со всем имуществом на полсотни километров нужно время.
Первыми удалось протолкнуть подвижные части – танковые и механизированные дивизии. Не смотря на понесённые в недавнем наступлении потери, англичане с марша атаковали прорвавшегося врага, сумев хоть и с трудом затормозить немцев. Это дало время основной части британских сил вырваться из намечающегося окружения. 24-ого числа немцы вошли в Намюр а 25-ого в Шарлеруа. Центральная Бельгия была потеряна.
Впрочем, отступление принесло союзникам и некоторые положительные последствия. Сократив фронт, Бийот спешно перегруппировал войска, и, подтянув несколько свежих дивизий, предпринял еще одну попытку контратаки. На этот раз более успешную. Несколькими ударами союзникам удалось вытеснить вермахт за линию Антверпен-Брюссель и стабилизировать фронт.
К середине сентября активные боевые действия на западном фронте закончились. До начала осенних дождей сохранялась напряженность. Стороны еще как-то пытались сдвинуть линию фронта, но все ограничивалось «операциями местного значения». В историографии впоследствии концом Битвы за Бельгию было принято считать 10-е октября. Генералам по обе стороны фронта (а также по обе стороны пролива) стало ясно, что закончить войну за одну летнюю кампанию не удастся.
Неудачная попытка окружения частей 6 и 18 армий предпринятая в середине августа – сугубо местная по меркам большой войны неудача – обернулась в результате далеко идущими последствиями. Сложно сказать было это успехом немецкой разведки или результатом излишней шаблонности, которую фон Бок сумел предсказать. Да и не столь важно.
Неизвестно кто бросил клич о предательстве в верхах, однако распропагандированное и антинемецки настроенное французское общество моментально подхватило эту не сложную, в общем-то, идею. В газетах сначала робко, а потом сплошной лавиной начали появляться публикации о необходимости чисток нелояльно или даже недостаточно лояльно настроенных политиков, военных, промышленников и прочих общественных деятелей. Le Figaro вышла под заголовком с призывом к «Самоочищению французской нации».
Каждый, кто прежде был так или иначе связан с восточным соседом, почувствовал себя не уютно. Кто-то попытался спрятаться, кто-то сбежать, но многие не успели.
Немолодой уже мужчина сидел за широким письменным столом и что-то усердно писал. Ручка неутомимо порхала по строчкам, лишь на секунду отрываясь для пополнения чернилами. Стопка исписанных листов, горы папок, несколько книг на столе – все указывало на чрезвычайную занятость этого человека.
В углу комнаты горел камин. Середина сентября во Франции, даже северной Франции – еще сравнительно теплое время, однако огонь успокаивал, создавал уют и помогал упорядочивать мысли в голове. Тем более, что за окном, слева от стола стояла непроглядная темень. Даже поздний, или скорее ранний предрассветный час не заставил мужчину оторваться от своих, чрезвычайно важных дел. Ночь, огонь, тишина и лишь свои мысли в голове в качестве собеседника.
Внезапно за окном послышался звук подъезжающего автомобиля. Достаточно неожиданный звук. Шато располагалось вдалеке от основных дорог, поэтому случайные прохожие были редкостью. Не придав этому значения, мужчина вернулся к делам. В любом случае на первом этаже есть кому встретить гостей и разобраться что к чему – именно за это люди жалование и получают.
Тем большей неожиданностью стала распахнувшаяся с грохотом, едва не слетевшая с петель дверь кабинета. Вырванный из плена свих мыслей хозяин кабинета с удивлением встал, встречая толпу вломившихся людей. Причем все они были одеты в военную форму.
– Гражданин Эдуард Даладье? – задал вопрос старший, по-видимому, из вошедших, имеющий капитанские погоны на плечах.
– Да, а вы, собственно, кто, потрудитесь объясниться, – бывший премьер-министр Франции сразу перешел в наступление.
– Второе бюро, управление контрразведки (не уверен, что арестовывать его должны были люди именно из второго бюро, но там реально без поллитры не разберешься), капитан Солье, – капитан шагнул к столу и бросил на его поверхность несколько скрепленных вместе листков бумаги.
– И что все это означает?
– Гражданин Эдуард Даладье, вы арестованы по обвинению в предательстве и шпионаже в пользу нацистской Германии.
– Это смешно! – Голос политика сорвался на визг, – это грязный поклеп, меня все знают как первейшего патриота Республики!
Однако все эти крики и возмущения на произвели на вошедших ровным счетом никакого впечатления. Двое солдат шустро обошли стол и ловко – сразу виден немалый опыт – подхватили под локти отставного политика. Тот, нужно сказать, не пытался сопротивляться: даже человеку не столь высокого ума и обширного жизненного опыта было бы понятно, что простых исполнителей переубедить не удастся. Поэтому Даладье прекратив так и не начавшуюся истерику, с гордо поднятой головой проследовал вниз по лестнице к стоящему у входа автомобилю.
Суд над главным предателем Франции, как Даладье окрестили острые на язык и скорые на перо журналисты, начался по военному времени не откладывая. Среди эпизодов, по которым обвиняли бывшего премьер-министра, были:
– Мюнхенский сговор, предательство союзника Чехословакии;
– Странная война, предательство союзника Польши;
– намеренный провал союзнических переговоров с СССР, позволивший Третьему Рейху обеспечить безопасность тылов;
– суммарно просчеты в предвоенном планировании и организации Французской армии.
И хотя обвинения в шпионаже в пользу нацистской Германии суд отклонил, найдя их бездоказательными, факт государственной измены, выраженной в антифранцузской деятельности на посту премьер-министра, был настолько очевиден, что ни о каком ином приговоре кроме смертной казни и речи быть не могло. В конце концов, судья был умным человеком и менять мантию судьи на арестантскую робу не желал, поэтому у него просто не было иного выхода кроме как дать обществу то, чего то желало. А общество желало крови.
27-ого сентября на Площади Революции а Париже, где за сто пятьдесят лет до того казнили Людовика XVI был обезглавлен бывший премьер-министр, бывший военный министр, бывший министр иностранных дел Эдуард Даладье.
За ним вскоре последовали многие другие.
Глава 10
Румыния, август 1940 года
Пока в Бельгии разворачивалось первое крупное сражение новой большой войны, на другом конце Европы обстановка так же постепенно накалялась.
После аннексии Советским Союзом Бессарабии и Северной Буковины, другие соседи этого государства так же зашевелились, с любопытством поглядывая на румынские территории. Впрочем, как и с уже отторгнутыми землями все было не так просто.
Великая Румыния, образовавшаяся после Первой Мировой войны, раскинулась на землях, исторически к ней никакого отношения не имевших. Лишь по злой воле победителей, преследующих цель не восстановить справедливость, а наказать побежденных, территории, населенные другими народами, были переданы этому государству. Естественно, это обстоятельство стало миной замедленного действия, заложенной в самой середине Европейского Континента.
Отдав часть своей территории СССР, Румыния продемонстрировала слабость, на которую моментально среагировали остальные ее соседи. Так Болгария предъявила претензии на Добруджу, а Венгрия на Трансильванию, что в совокупности составляло больше тридцати процентов площади государства. Франция же, основной гарант сложившейся после Версаля политической системы, была слишком занята, для какой-либо адекватной реакции, ограничившись формальной нотой протеста.
Видя за спиной Венгрии тень Третьего Рейха (Венгрия присоединилась к антикоминтерновскому пакту в начале 39-го года), король Румынии Кароль II не смог безоговорочно отринуть посягательства северо-западного соседа. Были предложены переговоры.
Делегации собрались в середине августа в Турну-Северине. Венгры настаивали на передаче им всей Трансильвании, в то время как румыны были согласны лишь на небольшие пограничные уступки. Очень скоро стало ясно, что переговоры зашли в тупик. Румынию попытались склонить к помощи стороннего арбитража Италии и Германии, однако и это предложение было отброшено.
Сложно сказать, что заставило румынского короля принять такое непростое решение. Возможно, это было понимание того, что Германия в тот момент была полностью связана по рукам и ногам боевыми действиями на западном фронте. Возможно, дело было в том, что по военной, промышленной и мобилизационной мощи Румыния серьезно превосходила Венгрию. А может причиной стал визит к румынскому монарху советского посла Анатолия Иосифовича Лаврентьева, после которого тот и принял окончательное решение.
Так или иначе, 27-ого августа Румыния объявила всеобщую мобилизацию. В ответ мобилизацию объявила Венгрия. Состояние вооруженного до зубов нейтралитета сохранялось два дня. Казалось, все вокруг затаили дыхание – раздастся ли первый выстрел новой войны или удастся снять напряжение мирным путем. Лишь только дипломатические корпуса всех европейских стран работали круглые сутки. Некоторые работали на то, чтобы предотвратить войну, а некоторые – наоборот.
Ночью с 30-ого на 31-е августа группа неизвестных бомбардировщиков совершила бомбовый налет на расположение пехотной дивизии близ города Клуж. И хотя военные последствия налета были исчезающе малы – несколько раненных солдат, выбитые стекла, один уничтоженный прямым попаданием автомобиль – политические последствия стали воистину историческими. В последний день этого н