Вдоль берега Марны в двадцати километрах от предместий Парижа почти как в 1914 году спешно копались траншеи и устраивались артиллерийские позиции. В Париже де Голль объявил о создании дивизий национальной гвардии для защиты столицы. По сути, это было ополчение – попытка заткнуть мясом прорыв немецких войск.
Дивизии национальной гвардии формировались исключительно на добровольной основе и было объявлено, что она будет распущена, как только минует угроза Парижу. В состав принимали мужчин от 16 до 65 лет, вооружали тем, что было под рукой – если легкого стрелкового оружия было в целом достаточно, то тяжелого оружия практически не было – и отправляли в окопы на рубеж обороны. Более того правительство привлекло к рытью этих самых окопов женщин и вообще всех не занятых в производстве и жизнеобеспечении людей.
Парижане шутили, что окопы, вырытые руками парижских проституток – были бы самыми дорогими окопами в мире, если бы правительство платило тем по стандартной таксе.
8 августа передовые части вермахта были уже в 30 километрах от Парижа, а на последнюю перед ним линию обороны начали падать первые бомбы. Парижане, кто мог – постарался уехать из обреченного города, а кто не мог – застыл в ужасе и ожидании худшего. Все должно было решиться в ближайшие несколько дней. И решилось. Вот только как оказалось, судьба Парижа решилась отнюдь не на полях Иль-де-Франс, а совсем в другом месте.
Вечером 2 августа посол Франции в Советском Союзе попросил главу НКИДа о срочной встрече. Молотов не стал мучать француза ожиданием и пригласил того приехать немедленно. Этой просьбы в советском правительстве ждали – было бы странно, если бы союзники не попытались использовать любые ресурсы, когда до падения Парижа и возможно – поражения в войне остался один шаг.
Поль-Эмиль Нагиарр перебывал в качестве посла в Советском Союзе уже два года. Это были очень насыщенные два года. Пока его Ситроен выезжал из гаража дома купца Игумнова, где располагалось посольство, сворачивал на Большую Якиманку и неспеша двигал в сторону центра, ему было о чем подумать.
Несколько часов назад он получил сообщение из Парижа. Вермахт наступает на Реймс, шансов удержать его нет, ну а дальше дорога на столицу будет открыта. И теперь судьба Третей Республики во многом находилась в его руках. Послу предписывалось любыми способами склонить Советы к активным действиям. В идеале к удару в спину Третьему Рейху.
– Забавная все-таки штука история, – пробормотал Нагиарр себе под нос. Наверное, два года назад польские послы так же ехали к министрам в Париже и Лондоне и пытались уговорить их исполнить союзнический долг.
Справа мелькнули деревья сквера, машина переехала сначала через один мост, потом через другой.
В сообщении из Парижа было сказано соглашаться на любые условия. Нет, торговаться не запрещалось, но в итоге так или иначе придется соглашаться на любые условия.
Красные стены кремля и башни с рубиновыми звездами.
Посол бросил взгляд на часы: почти десять вечера. Он перевел взгляд на ладонь: пальцы заметно дрожали. Он несколько раз сжал-расжал кулак, сделала несколько глубоких вздохов.
«Нужно собраться, успокоиться, – мысленно уговаривал посол себя. Ему оппонировал второй внутренний голос. – Успокоишься тут, с такой-то работой. С другой стороны, солдатам в окопах явно хуже приходится».
Машина проехала по Охотному ряду, свернула на Неглинную.
«А еще есть вопрос англичан. И хотя с ними вроде как согласовали позиции, но ведь это англичане, они никогда не откажутся сыграть в свою игру».
Еще через пару минут автомобиль свернул на площадь Воровского и остановился перед зданием НКИДа. На входе его уже ждали и без промедления пригласили к народному комиссару. После кроткого приветствия тот пригласил посла присаживаться.
– Итак, – первым начал нарком, – не буду спрашивать, что привело вас ко мне сегодня. Видимо, вы получили свежие новости с фронта. Я, признаться, сводку за сегодня еще не читал – был занят.
Народный комиссар был расслаблен и в некой мере даже добродушен. «Господин «Нет» чувствовал силу своей позиции и не пытался это скрыть.
– Господин Молотов, в связи со сложившейся тяжелейшей обстановкой на фронте, мое правительство уполномочило меня возобновить переговоры об участии Советского Союза на стороне антигитлеровской коалиции. Мы готовы обсуждать возможность размещения военно-морской базы в проливах. Насколько я помню именно это условие было главным камнем преткновения в прошлый раз.
– Хорошо, что вы готовы продолжить переговоры в этом направлении, – Молотов снял пенсне и потер двумя пальцами переносицу, – жаль только, что для этого должна была ситуация сложиться именно таким образом. Однако насколько вы свободны в заключении таких соглашений?
– У меня есть все полномочия.
– Я не про вас. Я имею в виду наших островных друзей. Не будут ли они против? Если мне не изменяет память, то англо-франко-турецкий пакт подписывали все же три стороны. И если осман, предположим вы уговорить сможете, то…
– Согласие английской стороны мы берем на себя.
– Нет так не пойдет, – Молотов отрицательно покачал головой, – по проливам мы готовы вести переговоры только в трёхстороннем формате. Мы даже не будем против приглашения турецкой стороны и оформления этого в виде новой конференции. В конце концов еще в 1938 году наша страна заявляла, что положения конвенции Монтрё нас устраивают далеко не в полном объеме.
Нарком откинулся на спинку кресла и слегка прищурившись глянул на французского посла. Тот медленно покрывался красными пятнами.
– Боюсь для созыва конференции мы несколько ограничены во времени, – после небольшой паузы ответил посол. – Мне поручено решить этот вопрос в кратчайшие сроки.
– Так или иначе без представителя Великобритании обсуждать вопрос проливов нет смысла. Во многом только благодаря калибрам их кораблей Стамбул называется Стамбулом последнюю сотню лет.
– На сколько мне сообщили из Парижа, – очень осторожно ответил Нагиарр, – позиции наших правительств согласованы.
– Прекрасно! В таком случае давайте пригласим господина Криппса присоединиться к нам. Опять же, если вы не готовы сейчас к трехсторонним переговорам, можем перенести их. На следующую неделю, например.
– О нет! Я не против того, чтобы пригласить английскую сторону.
– Отлично, – Молотов поднял трубку телефона и отдал распоряжение, – соедините меня с послом Великобритании. Срочно. Да, жду.
И обращаясь к послу:
– Может быть чаю или кофе? Или может быть чего-нибудь покрепче? У меня есть прекрасный армянский коньяк. Ах да, не коньяк – бренди конечно!
Молотов был в прекрасном настроении.
Английский посол прибыл в почти в половину двенадцатого. За прошедшие время французская сторона вчерне обозначила свою позицию.
Франция предлагала закрытие вопроса по царским долгам, вернее двусторонний отказ от претензий, дипломатическую помощь в получении места под военно-морскую базу в проливах, помощь в возвращении Советского Союза в Лигу Наций. Кроме того, доступ к кое-каким технологиям и помощь в постройке больших линкоров или даже продажа по крайне выгодной цене своих, благо в этой войне они Франции вряд ли пригодятся. От Советского союза французы хотели не много не мало удара всеми силами в спину Третьему Рейху, при чем желательно уже вчера.
От этого списка так и веяло кидком. По сути, здесь и сейчас предлагали только закрытие царских долгов, которые СССР в общем то и не признавал. Все остальное отодвигалось на потом. На «после объявление войны». Ну а там можно будет посмотреть. Когда Германия будет повержена, глядишь обстоятельства поменяются и прежние договора станут неактуальными. Все это было очевидно и понятно и не учитывало только одного – именно французы сейчас находились в известной позе, а потому условия в этот день диктовать не им.
– Итак, господа, – Молотов отработанным движением нацепил пенсне, – те предложения, которые вы нам передали, Советский Союз не устраивают.
Послы украдкой переглянулись. Вряд ли бы глава Советского НКИДа вызывал бы англичанина только что бы сказать «нет». А значит далее последуют какие-то встречные предложения. Так и произошло.
Народный комиссар взял две папки и протянул их послам.
– Вот те условия, на которых мы готовы помочь союзникам. Сразу обозначу позицию, наша страна не намеренна нарушать подписанный в августе 1939 года пакт о ненападении с Германией. Все что будет обсуждаться дальше – это демонстрация на границе, призванная заставить немцев снять часть дивизий с французского фронта, ослабить давление и позволить вашим войскам стабилизировать фронт.
Сердце Нариарра пропустило удар, а потом забилось в бешенном ритме. То, что будет не просто, было понятно изначально, но вот в этот момент он понял, что его сегодня знатно поимеют. А вместе с ним и всю Францию.
– Поэтому, – продолжал Молотов, – все мы, а вы в первую очередь, заинтересованы в соблюдении тайны. Без этого хорошего блефа не удастся.
Посол Франции открыл папку, пробежал глазами по пунктам, которые советская сторона предлагала обсуждать. Если отбросить всю мишуру, то платой за спасение его страны было признание Турции как государства вводящего в сферу влияния Советского Союза. В переводе с дипломатического на общий – об одной базе в проливах речь уже не шла.
Все остальное – списание долгов и подписание нового торгового соглашения шло довеском.
Переговоры продолжались всю ночь. То, что «Париж стоит мессы», а спасение Парижа стоит предательства союзника было всем понятно изначально. Камнем преткновения стало требование советской стороны оформления этого соглашения в виде секретного протокола с подписями трех сторон. То, что Советские войска справятся физически с турецкой армией никто из присутствующих не сомневался – слишком разные весовые категории. И понятно, что ни Англия, ни Франция помочь османам в условиях тяжелой войны не могли никак.
Вопрос стоял в другом – рано или поздно войны заканчиваются и наступает черед садиться за стол политикам и дипломатам. И вот такой протокол вполне тянул на козырного туза, отдавать которого в руки противнику никто, конечно, не хочет. Само опубликование такой договоренности вызвало бы жутчайший скандал. Правительства слетали и от меньшего.