ло. Вместо КВ-2. 152 миллиметра и гаубичный ствол, чтобы по крутой траектории снаряды забрасывать. А про КВ-2 забыть, как про страшный сон.
– Все так плохо? – Это Жуков присоединился. Ему как танкисту это было интересно.
– Да, – Козлов кивнул, – слишком тяжелая машина. Абсолютно для маршей не предназначена. Мы их чинили больше, чем использовали.
– Плохо.
– Что? – Нарком вопросительно приподнял бровь
– Значит, мы остались без нового тяжелого танка. Он-то еще тяжелее должен был быть.
– Это да, – нарком кивнул и перевел взгляд на комфронта, – так какая машина нужна?
– МЛ-20 поставить на шасси от Т-34М и прикрыть это дело противопульными экранами. Как-то так.
– Не перебор?
– Никак нет, товарищ маршал, – Козлов отрицательно мотнул головой, – очень повысит огневую мощь наших танковых корпусов, если такой полк придать. А может даже на уровень дивизий… Просто прошедшая кампания – не показательна. У нас было полное преимущество в воздухе и большую часть той работы, которую не успевала делать артиллерия делали штурмовики и бомбардировщики. Если бы в воздухе у турков авиация была сравнима с нашей, мы бы до сих пор от Эрзерума ползли бы и любое укрепление на пути нас бы тормозило на несколько дней – как раз пока тяжелая артиллерия не подтянется.
– Принял, – кивнул маршал, – поставим вопрос о такой машине на обсуждение. Посмотрим, что артиллеристы скажут, что производственники. Не факт, что шасси от Т-34М потянет МЛ-20. Там же отдача – мама не горюй.
Над трибуной пролетели тройки истребителей ЛаГГ-3. Парад перешел к воздушной, завершающей части.
Турецкая кампания много дала в плане осмысления направлений, в которых следует двигаться Красной Армии в обозримом будущем.
Глава 25
Москва, СССР, ноябрь 1941 года
Результаты окончания войны в Малой Азии подобно камню, брошенному в воду кругами, разошлось в дипломатической среде Балканских государств. Утверждение Советского Союза в проливах, возможность свободного оперирования флотом в Средиземном море, но больше – отдельная танковая армия, которую Генштаб развернул на территории бывшей турецкой Фракии, существенно подняло степень дипломатического влияния первого в мире государства рабочих и крестьян. Особенно это стало заметно в Болгарии.
В этой стране последние несколько лет все время увеличивалось влияние нацисткой Германии. В Болгарии вольготно чувствовал себя целый ряд пронемецких изданий, а также действовали организации, направленные на сотрудничество с Третьим Рейхом. После захвата Чехословакии немцы начали поставки трофейного чешского вооружения в эту балканскую страну, потом в армии стали появляться разного рода консультанты, а в трех городах открылись центры радиоперехвата Абвера. Под видом метеорологических станций.
После поражения Венгрии от Румынии летом 1940 года и дипломатического сближения Румынов с СССР, политический натиск Германии несколько ослаб, однако на прекратился совсем. Эмиссары Гитлера тайно предлагали Болгарам войти в союз с Венгрией, которую немцы поддержат и совместными усилиями откусить от Румын кое-какие части. А потом такая же участь должна была постигнуть и Югославию.
Однако, далеко не все в верхах Болгарии были согласны войти в орбиту Германии, пусть это и означало возможные территориальные приращения. Не был до конца уверен в верности курса на сближение с Третьим Рейхом премьер-министр Богдан Филов, который почти полтора года держал вопрос о совместных с немцами и венграми действиях в подвешенном состоянии, мотивируя это занятостью немецких дивизий на Западном фронте. Еще с большим недоверием в разного рода авантюрам относился сам царь Болгарии Борис 3. По воспоминаниям премьер-министра, царь был гораздо более настроен на союз с русскими, пусть это и означало отречение лично для него и советизацию для страны. Что же касается авантюр, то участие Болгарии в двух балканских войнах, а потом в Великой Войне, мягко говоря – неудачное участие, надолго привило властям этой страны осторожность в отношение идей расширения территории страны за счет соседей.
Теперь же, получив под боком советские танки, Болгария заимела еще одни повод задуматься, в какой команде она будет играть, когда пожар большой войны вплотную подберётся и к ее границам.
10 ноября для выяснения позиций в Москву тайно вылетел глава Болгарского МИДа Иван Попов, где провел переговоры с наркомом Молотовым.
Сам, будучи противником сближения с нацистской Германией, Попов и к Советскому союзу относился с настороженностью. Вариант советизации Болгарии его тоже не устраивал, поэтому он, как и все правительство в Софии, желали знать, чего ожидать от нового соседа.
Непосредственно встреча состоялась в НКИДе вечером 11 ноября. Вообще, это глобальное явление в жизни советской верхушки того времени – работа поздно вечером. Все дело в самом Сталине, который предпочитал работать с полудня и до глубокой ночи. Не редко различного рода совещания назначались на поздний вечер и заканчивались за полночь. Интересно то, что после смерти Иосифа Виссарионовича эта традиция быстро сошла на нет.
Стороны некоторое время прощупывали друг друга, обменивались общими фразами, болгарин поздравил Молотова с победой в войне, с исполнением вековой мечты русского народа, тем, что царское правительство не смогло сделать за почти два столетия. Постепенно разговор свернул в предметное русло.
– Итак, господин министр, – Петров перешел к делу, – наше правительство желает прояснить, специфику дальнейших взаимоотношений между нашими странами. Советский Союз последние несколько лет ведет досочно агрессивную экспансионистскую политику, что не может не волновать премьер-министра и самого царя. С одной стороны, мы приветствуем снятие Турецкого вопроса, с другой – танковая армия, развернутая во Фракии, не может не вызывать озабоченности.
– Советский Союз не имеет к Болгарии никаких территориальных претензий. Более того, наша страна не намерена как-либо вмешиваться во внутреннюю политику Болгарии, в случае отсутствия явно враждебных действий или намерений с вашей стороны. Со своей стороны, мы приветствуем любое сотрудничество – торговое, культурное, научное и даже военное. В военно-политическом плане Советский Союз устроит нейтральный статус Болгарии.
– Однако, господин министр, наша страна имеет ряд обязательств перед третьим странами, и нам бы не хотелось, чтобы СССР ставил нас в положение выбирающего, дружбой с какими странами нам придется жертвовать.
– О нет! – Молотов развел руками, – мы не в коей мере заставляем Болгарию ссориться с кем бы то ни было. Однако меняющаяся политическая и военная обстановка в Европе диктует свою логику взаимоотношений. Так, например, нас смущает деятельность некоторых служб на территории Болгарии. Служб иностранного государства. Такая деятельность, которая может ставить под вопрос, правосубъектность Болгарии и даже ее суверенитет.
– Это приемлемо. Тем более, что в руководстве нашей страной далеко не все поддерживают тот курс, которым шла Болгария последние четыре года, – кивнул Попов.
– Ну а больше Советский Союз не видит препятствий для крепкой дружбы между нашими народами.
Переговоры в Москве имели далекоидущие последствия не только для Болгарии, но и для всего Балканского региона в целом. В конце ноября в Болгарии сменилось правительство. Премьер-министр Филов был отправлен в отставку, на его место царь Борис 3 назначил Кимона Георгиева. Этот политик исповедовал левые взгляды, хоть и не был коммунистом. Более того он уже занимал эту должность в 1935 году и выходил со всех сторон компромиссной фигурой.
Еще одним следствием выхода Красной Армии в проливы, стало возрождения проекта Балканской Антанаты в составе Греции, Болгарии, Югославии и Румынии. Турция после потери европейской части к Балканам теперь имела мало отношения, зато в новый-старый союз вошла сменившая политический вектор Болгария. Каждая из присоединившихся стран сделала это имея для этого свои резоны, но в целом они руководствовались мыслью, что вместе и батьку бить легче.
Греция опасалась Италии, которая после Эфиопии и Албании активно присматривалась, чтобы еще присоединить к себе без вступления в большую войну. Особых вариантов кроме Греции у Римлян не было, останавливало их только то, что британцы могут не понять такого движения, ставящего их священный Грааль – Суэцкий канал – в близкую доступность от итальянских, а значит потенциально и германских самолетов. От Крита до Суэца по прямой всего четыреста километров.
В Югославии же произошел военный переворот. Последние несколько лет эта страна откровенно боялась Германии, Болгарии, Италии, а также внутренних проблем с хорватами. Теперь же Болгария ей не угрожала, Германия была занята, Италия сама войну начинать не будет, оставалась хорватская оппозиция, которую сербский генералитет во главе в вошедшим на престол Петром 2 принялись давить с превеликим энтузиазмом.
Румыния же понимала, что прошлогодний демарш против Третьего Рейха и его Венгерского сателлита, вылившийся в войну, ей не простят, а значит рано или поздно за свою независимость воевать придется, и, соответственно, лучше делать это в окружении друзей чем врагов. И дело было даже не в независимости или принадлежности Трансильвании Венгрии или Румынии. По большому счету Гитлеру было абсолютно наплевать, кому на Балканах принадлежит тот или иной кусок земли. Дело было в Румынской нефти, которая поставлялась в Германию и обеспечивала до трети всего потребления этой страны. Если до 1940 года немцы, используя разного рода дипломатические и военные рычаги закупали румынскую нефть с большой скидкой – практически по себестоимости, – то после войны с Венгрией, правительство Румынии осознало, что задабривать страну, которая даже при такой политике пытается оторвать от тебя почти треть территории и откровенно помогает твоему врагу, – нет никакого смысла. После чего цена на нефть, добытую на нефтепромыслах в Плоешти, выросла для Германии до среднерыночной. Учитывая же гигантские потребности Германии в целом и вермахта в частности, это здорово ударило по немецкой экономике.