- И столько же лет секретарем парткома?
Симонян засмеялся:
- Первый год я секретарем. А раньше был монтажником. Помню, вернулся с фронта, пришел на завод - пятый цех тогда строили. Тот, что возле котельной. В том цеху я и получил трудовое крещение.
- Вы долго были на войне? - спросил я.
Симонян цочему-то не ответил. И через минуту-другую задумчиво произнес:
- Странный ты какой-то, Левой!..
- Чем?
- Не знаю. Только вижу, чувствую - странный. Чудной малость.
- Это плохо?
- Нет. Сейчас нам таких очень даже недостает. Особенно среди молодежи. В голове у них все больше развлечения и ерунда. Не знаю, может, я ошибаюсь. Но так мне кажется. А может, я чуть от времени поотстал. Не знаю.
- Я тоже не очень вникаю и не знаю, что делается вокруг.
- А должен бы. Но это, наверно, потому, что ты сам себя еще не очень знаешь.
Я не стал возражать.
- У вас в институте там что-то не очень ладится, - переменил он тему разговора.
- Не знаю...
- Я все не могу понять, что происходит. Почему не дают людям работать во всю силу. В ком и в чем помеха.
- Не знаю.
- А может, никто никому ни в чем вовсе и не мешает?..
- Не могу сказать...
- Может, у вас просто маловато чудаков? - спросил Симонян.- Ты что, сегодня не в-духе?
- Есть малость.
Он не уточнял, отчего я не в духе. А если бы поинтересовался, я бы рассказал ему, как сегодня в полдень Джуля без лишних слов вдруг заявила мне: "Я хочу дать тебе добрый совет": "Слушаю тебя".
"Ты работаешь над какой-то темой".
"Да".
"И один".
"Один".
"Говорят, тема серьезная".
"Не знаю, возможно".
"Не скромничай,- сказала Джуля.- Наверно, и папа тебе помогает?" "Конечно, помогает".
"И ты один будешь работать над серьезной темой?" - с укором сказала она.
"Предпочел бы один. Если нельзя, не стану".
"Работай. До разве плохо, если, скажем, силами коллектива... Совместно... Ты понимаешь меня? У нас говорят: веник по прутику переломаешь, а весь, целиком, надвое не сломишь".
"Верно говорят".
"Я примерно о том же... Почему ты отказываешься работать с Рубеном? Если тема серьезная, в перспективе полезная делу, так надо по возможности быстрее довести ее и сдать производственникам!" "Я же сказал, дто предпочитаю пока работать один".
"Напрасно, Левой. Говорю тебе по-дружески,- Джуля нервно вертела в руках толстый синий карандаш.- Ты стремишься отколоться от коллектива".
"Ну разве у меня нет права самому заинтересоваться и заняться тойили иной темой?" "Дело твое! - сухо сказала Джуля.- Но если ты станешь упорствовать, мы будем вынуждены принять меры".
"Угрожаешь?" " П ре дупреждаю ".
"Спасибо, Джуля. Но знай, с Рубеном я никаких дел иметь не буду. И никто меня не заставит".
"Комсомол заставит".
"Не спекулируй. Ты, во всяком случае, не есть комсомол".
"Смотри какой философ!" "Может, ты потрудилась бы переменить, тон? А то некрасиво получится! Придется мне грубить двоюродной сестрице".
"Перед тобой не сестрица, а секретарь комитета комсомола!" - повысив голос, отчеканила Джуля.
Я опешил.
"Буду разговаривать с Айказяном". Джуля поднялась, давая понять, что разговор окончен.
"Не буду с ним работать",- сказал я.
" Будешь!" "Пристроила хахаля, да еще хочешь, чтоб с ним цацкались!" процедил я и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты...
Если бы Симонян спросил, я бы непременно рассказал ему, отчего я не в духе.
Мы подошли к остановке девятого троллейбуса.
- Дальше поеду,- сказал я.- Иначе до утра не доберусь домой.
- А я уже почти дошел. Сейчас придется давать жене объяснения за такое опоздание. Без этого она у меня не может. Ты женат?
- Даже успел развестись,- ответил я.
- Давно? - удивился он.
- Да уж недели две-три.
- Чепуха. Помиритесь. Прощай.
Он свернул направо, а я бросился к уже трогавшемуся троллейбусу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
- Мы решили сегодня съездить в Цахкадзор,- сказал Рубен.- Поедешь с нами?
- Зимой в Цахкадзор?..
- Конечно, дорогой. Неужто не слыхал, что в Цахкадзоре зимой прекрасно можно кататься на лыжах?
- И все же я не поеду.
- Ты, брат, консервативный мужчина... Тьфу, не то сказал! - Рубен усмехнулся и полушепотом добавил мне на ухо: - Если точнее, то ты сейчас вообще никакой не мужчина.
Я искоса глянул на него и, скрипнув зубами, проговорил:
- Человек я не агрессивный,, но в некоторых случаях не упускаю возможности расквасить рожу хаму.
Рубен попятился назад, отчего я предположил, что вид у меня был довольно грозный, а тон решительный.
- Бог с тобой, да ты совсем шуток не понимаешь! - пробормотал Рубен.Хоть бы выслушал до конца...
Я скрестил руки на груди.
- Говори.
- Не мужчина ты...
- Что?..
- Погоди... Дело есть. Обезьяна превратилась в человека не только для того, чтобы на ногах стоять, но и чтобы на лыжах тоже ходить,- скороговоркой выпалил Рубен.- Шучу, конечно. Такая привычка. Я постараюсь впредь, Левон-джан, раз обижаешься...
- Ладно, значит, отправляетесь походить на лыжах,уже спокойнее сказал я.- На меня не рассчитывайте. Я не охотник ноги ломать.
- Как знаешь...
- С понедельника начнем параллельные опыты,- входя в лабораторию, объявил Айказян.
Девушки и Рубен сделали вид, что поглощены процессами, происходящими в пробирках.
- Будем работать с двумя инициаторами,- Айказян взял листок бумаги и извлек из нагрудного кармана свои знаменитые авторучки.
Их было три. Красная, синяя и черная. И в каждой были чернила соответствующего цвета.
Он начертил на бумаге два круга, затем вписал в них красными чернилами химические формулы и начал пояснять. Точнее, он не объяснял, а давал указания. В завершение между прочим сказал:
- Напрасно ты мучаешься с жидким азотом. Мне кажется, и в простой воде можно дробить молекулы мономера. По-твоему, при температуре ниже нуля внутренние напряжения слабее? Подумай-ка над этим.
- Подумаю,- пообещал я.
Айказян добавил вполголоса:
- Я нахожу, что состав лаборантов пополнился очень своевременно.
- Это можно было сделать всегда. Но, может, и хорошо, что нелегкая задача уже решена,- ответил я.
Шеф взглянул на меня из-под мохнатых бровей: - Так считаешь?..
- Я же сказал.
Упрятав авторучки, Айказян смял и выкинул в корзину исписанный листок и молча вышел из лаборатории.
- Почему ты отказываешься ехать в Цахкадзор? - спросила Седа.
- А ты собираешься?
- Конечно.
- Я ни разу в жизни не стоял на лыжах!
- Ничего, научишься,- принялась уговаривать Седа.
- Значит, и ты тоже едешь...
- Да, да!..
На остановке я не стал, как обычно, прощаться с Седой, и мы вместе свернули влево.
- Седа, а ты хочешь, чтобы я поехал?
Мы прошли еще метров сто, и она наконец проговорила: - Поедем. Развеешься. Вот уже. несколько дней на тебя просто страшно смотреть...
- И много их собирается?
- Кого?
- Едущих?
- Не знаю. Рубен предложил мне, и я сказала, что поеду, если и ты...
Мы остановились возле ее дома.
- Во сколько отправляемся? - спросил я.
- Через два часа надо быть на вокзале.
- Едем поездом? - удивился я.
- Поездом.
Стал лихорадочно прикидывать, успею ли съездить домой, потом вовремя добраться до вокзала, и вдруг вспомнил о самом главном, о лыжах... У меня ведь их нет. Какой же смысл ехать в Цахкадзор?
- Не волнуйся,- успокоила Седа.- У меня две пары. Еще осенью запаслась. Уж очень они были хороши. Не удержалась. И палки бамбуковые, не алюминиевые. Так что все в порядке.
Я с отчаянием взглянул на часы, потом на перегруженные троллейбусы и трамваи.
- Не успею съездить домой,- мрачно заметил я.
- Хочешь, пойдем к нам? - пригласила Седа.- Пообедаем, потом возьмем такси -и на вокзал.
- Ас Рубеном ты не договаривалась?
- Нет. Когда ты сказал, что не едешь, я тоже отказалась.
Седа прошла вперед и стала торопливо подниматься по лестнице. Я еле успевал за ней. Она достала из сумочки ключи и, открыв дверь, пригласила меня войти.
Я почему-то думал, что дома у них никого нет, но, уже снимая в коридоре пальто, услышал: - Это ты, дочка?
- Я, мам,- отозвалась Седа.- Со мной товарищ.
- Левой?
- Да...
Мать Седы сидела в кресле. Я подошел и поздоровался с ней за руку.
- Садись, сынок,- пригласила она. Потом хрипловатым голосом спросила: -Ты спешишь, Седа?
- Да, мам, - ответила Седа, повязывая передник. - Мы едем в Цахкадзор.
Ситцевый передник с яркими цветами придавал Седе новое очарование. Она сделалась более земной, более близкой и очень какой-то ясной.
- Я сейчас накормлю тебя, мам,- сказала она.- И мы поедем А завтра к вечеру буду уже дома.
Завтра вечером. А я-то думал, что сегодня же и вернемся.
- А есть там где ночевать? - спросил я.
- С ночевкой несколько сложновато, но что-нибудь придумают,- успокоила Седа.- Я не первый раз туда еду, всегда устраиваемся.
Она придвинула кресло матери к столу и, усевшись напротив меня, спросила:
- Выпьешь что-нибудь?
Мать Седы пристально, взглянула на меня.
- Нет, спасибо,- ответил я.
- У меня есть французский коньяк, - улыбнулась Седа.- И знаешь, все не было случая открыть. Давай?!
- Нет, я вообще не пью. Но если бы и выпил когда, то только нашего. А сейчас, ей-богу, не хочется.
- Ты женат, Левой? - вдруг спросила мать Седы.
Я опустил ложку с супом в тарелку и взглянул на Седу.
- Закутай хорошенько ноги, мама, - выручила меня Седа.
Потом мы молча продолжали есть.
Седа принесла из кухни плов с черносливом и сказала, что обязательно зажарила бы в духовке курицу, знай, что я буду у них обедать.