Спустя час карабинери вышлют подразделение вверх, на Монте-д’Ора, чтобы фронтальной атакой согнать их с места. Очень хорошо, что полиция считает их просто разозленными мальчишками, обычными бандитами. Красно-золотой флаг Сицилии, который они вывесили на утесе, свидетельствовал об их беспечности – по крайней мере, полиция должна была так подумать.
Час спустя фургон с полицейскими и «Джип» со старшиной Роккофино выехал через ворота казарм Беллампо. Обе машины медленно двинулись к подножиям Монте-д’Оро, и люди высадились там. Двенадцать карабинери с винтовками принялись карабкаться вверх по узким тропкам. Старшина Роккофино снял фуражку с кантом и махнул ею в сторону ало-золотого флага, развевающегося на утесе у них над головами.
Тури Гильяно смотрел на них в бинокль через загородку из сосенок. Его немного беспокоил броневик по ту сторону горы. Что, если люди оттуда попробуют забраться на гору? Хотя нет, подъем занял бы несколько часов, так что вряд ли они сейчас близко. Он выбросил их из головы и сказал Пишотте:
– Аспану, если наши предположения не подтвердятся, не будем мы ужинать мамиными спагетти, как бывало в детстве.
Пишотта захохотал:
– Да мы терпеть не могли возвращаться домой, ты разве не помнишь? И вообще, теперь гораздо веселей. Мы как, подстрелим одного-двух?
– Нет, – ответил Гильяно. – Стреляй поверх голов.
Ему вспомнилось, как Пишотта не подчинился пару дней назад, и Тури добавил:
– Аспану, слушайся меня. Нет смысла их убивать. Сейчас это не нужно.
В течение часа они терпеливо ждали. Потом Гильяно просунул дробовик через изгородь и дважды выстрелил. Удивительно, но цепочка людей, только что уверенно двигавшихся вверх, сразу рассыпалась, подобно муравьям, прячущимся в траве. Пишотта дал четыре выстрела из винтовки. На склоне в нескольких местах появились столбики дыма – это карабинери палили в ответ.
Гильяно отложил дробовик и взялся за бинокль. Он видел, как старшина с сержантом возятся с радиопередатчиком; наверняка хотят связаться с броневиком по ту сторону горы – предупредить, что бандиты сейчас побегут. Он снова поднял дробовик и выстрелил два раза, а потом сказал Пишотте:
– Пора уходить.
Вдвоем они перебрались на дальний край утеса, где их не могли видеть приближающиеся карабинери, а потом скатились по усыпанному булыжниками склону метров на пятьдесят, прежде чем вскочить на ноги с оружием на изготовку. Пригнувшись, побежали дальше вниз, изредка останавливаясь, чтобы Гильяно мог поглядеть на полицейских в бинокль.
Карабинери все еще палили по утесу, не замечая, что двое преступников обходят их с фланга. Гильяно шел впереди по укромной тропке между массивными валунами; вот впереди показалась маленькая роща. Они сделали короткую передышку, а потом опять побежали – быстро и бесшумно. Менее чем через час оказались на равнине, отделявшей горы от Монтелепре, но постарались обогнуть городок со стороны; теперь он оказался между ними и фургоном с их преследователями. Оружие они спрятали под куртки и пошли по равнине – двое обычных крестьян, отправляющихся на работу в поле. В Монтелепре они вступили в самом начале виа Белла, в каких-то ста метрах от казарм Беллампо.
В этот самый момент старшина Роккофино приказывал своим людям скорей взбираться к флагу на краю утеса. Уже час никто не стрелял оттуда в ответ, и он был уверен, что преступники сбежали через туннель и уже спускаются по другому склону прямо к броневику. Он торопился захлопнуть ловушку. У его людей ушел еще час на то, чтобы добраться до утеса и сорвать флаг. Старшина Роккофино ворвался в пещеру и увидел, что булыжники отодвинуты и проход открыт. Он отправил своих людей вниз по туннелю к противоположной стороне горы, навстречу броневику. И страшно разгневался, узнав, что добыча от него ускользнула. Старшина разделил полицейских на поисковые и разведывательные группы, чтобы те выкурили беглецов из их норы.
Гектор Адонис идеально выполнил инструкции Гильяно. В начале виа Белла стояла расписная телега – изображения героев древних легенд покрывали ее всю, изнутри и снаружи. Даже спицы и обода колес были разрисованы крошечными вооруженными фигурками, поэтому, когда колеса катились, создавалась иллюзия ожесточенного сражения. На оглоблях пестрели алые завитки и серебряные точки.
Телега выглядела как человек, с головы до ног покрытый татуировками. Меж оглобель стоял сонный белый мул. Гильяно прыгнул на место возницы и заглянул внутрь. Там стояли гигантские бутыли вина в бамбуковой оплетке. Их было по меньшей мере штук двадцать. Гильяно положил дробовик между рядами бутылей и бросил короткий взгляд на гору; там ничего не происходило, флаг по-прежнему висел. Тури улыбнулся Пишотте.
– Все по плану, – сказал он. – Давай, теперь твой выход.
Пишотта отсалютовал ему, одновременно серьезно и с насмешкой, застегнул на пуговицы куртку, пряча пистолет, и пошел по направлению к воротам казарм Беллампо. По пути он поглядел на дорогу к Кастелламмаре – просто чтобы убедиться, что броневик не возвращается с гор.
Сидя высоко на облучке, Гильяно смотрел, как Пишотта медленно идет через поле к каменной дорожке, что вела к воротам. Потом окинул взглядом виа Белла, нашел свой дом, но рядом никого не было. Тури надеялся краем глаза увидеть мать. Какие-то мужчины сидели перед своими домами, за столом с бутылкой вина, прячась под нависающим балконом. Внезапно он вспомнил про бинокль у себя на шее, отцепил ремешок и положил бинокль в телегу.
Ворота караулил молоденький карабинери, мальчишка лет восемнадцати. Румяные щеки и безволосое лицо свидетельствовали о происхождении из северных провинций Италии; черная форма с белым кантом, мешковатая и плохо подогнанная, вместе с жесткой военной фуражкой придавали ему сходство с марионеткой или клоуном. Против правил он курил сигарету, держа ее в пухлых, чувственно изогнутых губах. Подходя к нему, Пишотта ощутил раздражение, смешанное с презрением. Даже после того, что случилось в последние дни, этот парень не спешил взять ружье на изготовку.
Охранник видел перед собой всего лишь жалкого крестьянина, который осмелился отрастить себе усики куда более элегантные, чем он заслуживал.
– Ты, деревенщина, куда прешь? – окликнул он Пишотту, но винтовку так и не поднял.
Пишотта мог в мгновение ока перерезать ему горло. Однако вместо этого он напустил на себя смиренный вид, стараясь не рассмеяться от самонадеянности этого молодца, и сказал:
– Пожалуйста, могу я видеть старшину? У меня для него ценная информация.
– А ты скажи все мне, – ответил охранник.
Пишотта не сдержался и презрительно бросил:
– Платить тоже ты будешь?
Охранника его дерзость выбила из колеи. Он сказал пренебрежительным тоном, но более осторожно:
– Я и лиры не дал бы, даже сообщи ты о втором пришествии Христа.
Пишотта осклабился:
– У меня сведения получше. Я знаю, куда подался Тури Гильяно – тот самый, что утер вам нос.
Охранник ответил подозрительно:
– С каких это пор сицилиец помогает полиции на этом проклятом острове?
Пишотта подошел чуть ближе.
– У меня есть мечта, – сказал он. – Я подал заявление – хочу стать карабинери. В следующем месяце буду держать экзамен в Палермо. Кто знает, может, вскоре мы будем носить одинаковую форму…
Охранник поглядел на Пишотту более заинтересованно, даже дружески. Это правда, многие сицилийцы становились полицейскими. То была возможность вырваться из нищеты, получить свой маленький кусочек власти. По всей стране шутили, что сицилийцы бывают либо преступниками, либо полицейскими – и в обоих случаях с ними не оберешься хлопот. Пишотта же посмеивался про себя от мысли, что мог бы заделаться карабинери. Он был франтом, носил рубашку из натурального шелка, сшитую в самом Палермо; только идиот согласится сменить ее на черную форму с белым кантом и дурацкую фуражку с жестким околышем.
– Ты лучше подумай, – сказал охранник, не желая ни с кем делиться лакомым куском. – Платят тут мало – можно с голоду сдохнуть, если не брать взятки с контрабандистов. Только на этой неделе двух ребят из нашей казармы, моих хороших приятелей, убил этот чертов Гильяно. А ваши крестьяне до того наглые – даже дороги к парикмахеру не покажут!
Пишотта ответил задорно:
– Значит, научим их хорошим манерам – под бастинадо!
Потом с уверенным видом, словно они уже стали товарищами по оружию, спросил:
– Сигаретки не найдется?
К вящему удовольствию Пишотты, добродушное выражение тут же сошло с лица охранника. Он воскликнул гневно:
– Сигаретки для тебя? С какой стати, во имя Христа, стану я угощать кусок сицилийского дерьма сигаретой?
Только теперь охранник взялся наконец за оружие.
На миг Пишотте отчаянно захотелось броситься вперед и перерезать мальчишке глотку.
– Потому что я знаю, где найти Гильяно, – сказал Пишотта. – Твои приятели, что рыщут по горам, такие придурки, что не найдут и ящерицы.
Охранник растерялся. Дерзость Пишотты сбила его с толку; судя по всему, лучше будет посоветоваться со старшим по званию. Он видел, что парень какой-то скользкий и с ним точно могут выйти неприятности. Охранник открыл ворота и махнул Пишотте ружьем, приказывая заходить на территорию казарм Беллампо. Он стоял к улице спиной; в этот момент Гильяно, в сотне метров оттуда, ударом хлыста разбудил своего мула и погнал телегу по каменной дорожке к воротам.
Территория казарм Беллампо занимала четыре акра. Там стояло большое административное здание в форме буквы «Г», в длинном крыле которого находилась тюрьма. Дальше шли жилые бараки для карабинери, вмещавшие до сотни человек, где выделили особое помещение под квартиру для старшины. Справа располагался гараж – бывшая конюшня, частично выполнявшая прежние функции до сих пор, поскольку в гарнизоне держали мулов и ослов для поездок в горы, где моторный транспорт был бесполезен.