Гильяно скомандовал своим людям спрятаться в кустах на обочине на подъездах к Кастельветрано, а сам, не прячась, сел на большой белый валун. Мужчины, направлявшиеся работать в поля, шли мимо с каменными лицами. Они видели у него на плече лупару и ускоряли шаг. Гильяно гадал, не узнал ли его кто из них. И тут ему на глаза попалась расписная телега, что катила по дороге, влекомая одним-единственным мулом. Старика, который правил телегой, Гильяно немного знал. Это был один из возчиков, которых полно в сельских краях. Он брал заказы на перевозку бамбука из ближайших деревень на фабрику в городе. Давным-давно, в Монтелепре, он перевозил что-то для отца Гильяно. Тури вышел на середину дороги. Лупара свисала у него с правого плеча. Возница узнал его, хоть никак этого не показал – лишь в глазах у него вспыхнул огонек.
Гильяно обратился к вознице, как делал ребенком, называя его дядей.
– Дзу Пеппино, – сказал он, – нам обоим сегодня повезло. Я здесь, чтобы ты стал богатым, а ты здесь, чтобы помочь мне выручить бедняков.
Тури был искренне рад видеть старика; слова эти он произнес со смехом.
Возница не отвечал. Он глядел на Гильяно выжидающе. Тури запрыгнул в телегу и сел рядом с ним. Лупару отложил в сторону, а потом опять рассмеялся от удовольствия. Встретив дзу Пеппино, он уверовал в то, что день будет удачным.
Гильяно наслаждался свежим воздухом ранней осени, красотой гор на горизонте, сознанием того, что трое мужчин в зарослях надзирают за дорогой с оружием в руках. Он растолковал дзу Пеппино свой план – тот слушал его молча, с застывшим лицом. Но только до тех пор, пока Гильяно не сказал, что старик получит в награду полную телегу продуктов. Тут дзу Пеппино взревел:
– Тури Гильяно, ты всегда был отличным, храбрым мальчиком. С добрым сердцем, душевным, щедрым и приветливым. И нисколько не изменился, став мужчиной.
Гильяно вспомнил, что дзу Пеппино из тех сицилийцев старой породы, которые обожают цветистые обороты.
– Можешь рассчитывать на мою помощь и в других делах. И передай мои поздравления своему отцу – он должен гордиться таким сыном.
Конвой из трех грузовиков с продуктами появился на дороге в полдень. Когда они свернули к Партинико, им пришлось притормозить: дорогу полностью перегораживали несколько телег и мулов. Их пригнал дзу Пеппино, которому все местные возчики были немного обязаны и потому подчинились.
Водитель первого грузовика посигналил и толкнул капотом ближайшую телегу. Мужчина на облучке развернулся и глянул на него с такой злобой, что водитель немедленно нажал на тормоза и принялся терпеливо ждать. Он знал, что эти возчики, несмотря на свое приземленное занятие, люди гордые и, если задеть их честь – а они считали, что дорога принадлежит им, а не автомобилям, – запросто зарежут его и поедут себе дальше, насвистывая песенку.
Два остальных грузовика тоже остановились. Водители выпрыгнули из кабин. Один из них был с востока Сицилии, второй – иностранец, иными словами, из Рима. Римлянин двинулся к возчикам, расстегивая на ходу куртку и яростно крича им отогнать чертовых мулов и убрать свои рыдваны с дороги. Одну руку он так и держал под полой.
Гильяно спрыгнул с телеги. Он даже не стал доставать со дна свою лупару и не потрудился выдернуть из-за пояса пистолет. Просто махнул рукой своим людям, дожидавшимся за кустами, и они с оружием выскочили на дорогу. Терранова отделился от остальных и встал за последним грузовиком, чтобы тот не сдал назад. Пишотта пошел наперерез разгневанному римлянину.
Тем временем Пассатемпо, самый злобный из всех, выволок водителя первого грузовика из кабины и швырнул на дорогу к ногам Гильяно. Тот протянул руку и поднял его. Пишотта уже тащил водителя последнего грузовика к двум другим. Римлянин убрал руку из-за полы куртки – без оружия; лицо его уже не было таким гневным. Гильяно ласково улыбнулся им и сказал:
– Сегодня счастливый день для вас троих. Вам не придется проделывать долгий путь до Палермо. Мои возчики разгрузят машины и распределят продукты между нуждающимися в здешних краях – естественно, под моим наблюдением. Кстати, позвольте представиться. Я – Гильяно.
Трое водителей тут же стали крайне любезными и податливыми. Никакой спешки, заверили они. Времени у них сколько угодно. Да и вообще, пора обедать. В грузовиках очень удобно. Погода, опять же, не слишком жаркая. Собственно, это действительно редкий шанс – настоящая удача.
Гильяно заметил их страх.
– Не беспокойтесь, – сказал он. – Я не стану убивать людей, в поте лица зарабатывающих свой хлеб. Вы пообедаете вместе со мной, пока мои люди делают свою работу, а потом отправитесь по домам, к женам и детям, и расскажете, как вам повезло. Когда полицейские станут вас допрашивать, ничего не говорите им – и заслужите мою признательность.
Гильяно сделал паузу. Важно было, чтобы эти люди не воспылали ни ненавистью, ни стыдом. Чтобы они рассказали потом, как хорошо с ними обращались. Ведь дальше будут и другие.
Они позволили отвести себя в тень гигантского валуна на обочине дороги. Сами отдали Гильяно свои пистолеты, не дожидаясь обыска, и сидели смирно, как ангелы, пока возчики разгружали их машины. Когда те закончили, оставался еще целый грузовик, содержимое которого не поместилось в телеги. Гильяно посадил Пишотту с Пассатемпо в кабину к водителю и сказал раздать еду работникам с ферм в Монтелепре. Сам он, вместе с Террановой, проследит за раздачей продуктов в Кастельветрано и Партинико. Позднее они встретятся на вершине Монте-д’Ора.
Так Гильяно планировал за один день заручиться поддержкой всей округи. Какой еще бандит станет делиться добычей с бедняками? На следующий день газеты по всей Сицилии трубили о новом Робин Гуде. Один Пассатемпо ворчал, что они потратили день впустую. Пишотта и Терранова понимали, что у их банды появились тысячи сторонников в борьбе против Рима.
Единственное, чего они не знали, – что товары в грузовиках предназначались для личных складов дона Кроче.
Через месяц у Гильяно повсюду уже были информаторы – они сообщали, кто из богатых торговцев возвращается с выручкой с черного рынка, какие привычки есть у некоего аристократа, а кто потихоньку доносит высокопоставленным полицейским чинам. Так и дошел до него слух о драгоценностях герцогини Алькамо: якобы большую часть года они хранятся в банковском сейфе в Палермо, но временами она забирает их оттуда, чтобы надеть на праздник. Чтобы узнать об этом перспективном дельце побольше, Гильяно послал Аспану Пишотту в поместье Алькамо.
Поместье герцога и герцогини Алькамо, расположенное в двадцати милях от Монтелепре, было обнесено высокими стенами, а у ворот стояла вооруженная охрана. Герцог платил «страховку» «Друзьям друзей», которые гарантировали, что его скот не будут угонять, его дом – грабить и ни один из членов его семьи не будет похищен. В обычные времена и при обычных обстоятельствах это делало герцога защищеннее самого Папы Римского в Ватикане.
В начале ноября в крупных поместьях на Сицилии снимали урожай винограда, для чего нанимались работники из ближайших деревень. Пишотта явился на городскую площадь и постарался, чтобы его отобрали для работ в поместье герцога Алькамо. В первый день он честно гнул спину, наполняя корзины темно-фиолетовыми гроздьями. На винограднике трудились больше ста человек – мужчин, женщин и детей, которые за работой пели хором. В полдень на улице для них накрыли сытный обед.
Пишотта сидел один, наблюдая за остальными. Он заметил молоденькую девушку, которая вынесла из замка поднос с хлебом. Она была красива, но бледна – определенно ей не приходилось работать под палящим солнцем. Да и одежда у нее была лучше, чем у остальных. Однако больше всего Пишотту задела презрительная гримаска у нее на лице и то, как она избегала любых контактов с работниками. Он понял, что это – личная служанка герцогини.
Пишотта сразу сообразил, что она подойдет для его целей лучше всего. Гильяно, хорошо знавший методы Пишотты, строго наказал ему не приставать к местным девушкам в поисках информации; однако тот считал Тури чересчур романтичным и наивным в таких приземленных делах. Цена была слишком высока, а девушка слишком привлекательна.
Когда она вышла с очередным подносом хлеба, он забрал его у нее из рук и помог донести. Она растерялась, но когда Пишотта спросил ее имя, отказалась говорить.
Пишотта поставил поднос на стол и схватил ее за руку, плотоядно улыбаясь:
– Когда я задаю вопрос, ты должна отвечать. Если не ответишь, я тебя зарою под этой грудой винограда.
И тут, сообразив, что он шутит, девушка рассмеялась. Аспану улыбнулся ей самой неотразимой из своих улыбок и произнес ласковым голосом:
– Ты самая красивая девушка на Сицилии. Мне надо с тобой поговорить.
Служанка была одновременно напугана и очарована им. Она заметила острый нож, заткнутый у него за пояс, и манеру держаться – словно он сам герцог. Теперь девушка заинтересовалась. И сказала, что ее зовут Грациэла.
Когда рабочий день закончился, Пишотта настойчиво постучался в задние двери кухни замка и спросил Грациэлу. Старуха, открывшая дверь, выслушала его, а потом отрезала:
– Прислуге принимать гостей не разрешается.
И захлопнула дверь у него перед носом.
На следующий день Пишотта снова забрал поднос, который тащила Грациэла, и шепнул ей, что хочет увидеться после работы. Одновременно, гладя ее по руке, он надел девушке тонкий золотой браслет. Она пообещала, что с закатом убежит из замка и встретится с ним на винограднике.
В тот вечер Аспану Пишотта надел свою особую шелковую рубашку, пошитую в Палермо. Он ждал девушку между огромными кучами винограда. Когда Грациэла пришла, он обнял ее, а когда она подняла лицо, чтобы он ее поцеловал, прижался губами к ее губам и сунул руку ей между ног. Грациэла попыталась вывернуться, но он не ослабил хватки. Они целовались все более страстно; потом он задрал на ней шерстяную юбку и с удивлением обнаружил на девушке шелковое белье. Наверняка стащила у герцогини, подумал Пишотта. Крепкий орешек – да еще и воровка…