– Нельзя, чтобы все мы оказались в опасности из-за того, что у его отца доброе сердце.
Гильяно тихим голосом обратился к Андолини:
– Время примириться с Господом. – Он подал знак Пассатемпо. – У тебя пять минут.
Рыжие волосы дыбом встали у Андолини на голове. В отчаянии он воскликнул:
– Прежде чем убивать меня, поговори с аббатом Манфреди!
Гильяно недоуменно уставился на него, и рыжеволосый спешно затараторил:
– Ты когда-то сказал аббату, что навек ему обязан. Что выполнишь любую его просьбу.
Гильяно отлично помнил свое обещание. Но откуда этому человеку известно о нем?
Андолини продолжал:
– Давай поедем к нему, и он попросит за меня.
Пишотта с сомнением заметил:
– Тури, пройдет целый день, пока гонец доберется до монастыря и вернется с ответом. И неужели слово аббата для тебя ценнее слова отца?
Гильяно снова всех удивил:
– Свяжите ему руки и наденьте на ноги колодку, чтобы он мог идти, но не бежать. Дайте мне охрану из десяти человек. Я сам отвезу его в монастырь, и если аббат не попросит сохранить ему жизнь, у него будет возможность исповедаться. Я собственноручно казню его и отдам тело монахам для погребения.
Гильяно с бандой прибыли к воротам монастыря на рассвете, когда монахи шли на работу в поля. Тури наблюдал за ними с улыбкой на губах. Неужели каких-то два года назад он точно так же выходил на поле в коричневой рясе и мятой американской шляпе на голове? Он вспомнил, как это его забавляло. Кто мог бы тогда предсказать, что он станет бандитом?.. Его охватила ностальгия по былым мирным денькам.
Аббат уже шагал к воротам, чтобы приветствовать их. Высокий, весь в черном, он на мгновение заколебался, когда пленник сделал шаг навстречу ему, а потом раскрыл объятия. Стефан Андолини кинулся к аббату, расцеловал в обе щеки и сказал:
– Отец, эти люди собираются убить меня. Только вы можете меня спасти.
Аббат кивнул. Он протянул руки к Гильяно, которого тоже обнял. Теперь Тури все стало ясно. Слово «отец» было адресовано не священнику, а настоящему отцу.
Аббат произнес:
– Я прошу сохранить этому человеку жизнь, ради меня.
Гильяно освободил от пут руки и ноги Андолини.
– Он ваш, – сказал он аббату.
Андолини осел на землю; страх покинул его, и все тело охватила слабость. Аббат, хоть и хрупкий, подхватил его и сказал Гильяно:
– Пойдемте-ка в трапезную. Я накормлю твоих людей, и мы втроем побеседуем о том, что делать дальше.
Затем он повернулся к Андолини:
– Сын мой, ты по-прежнему в опасности. Что подумает дон Кроче, когда узнает обо всем? Мы должны договориться, иначе не сносить тебе головы.
У аббата была собственная небольшая трапезная, где они втроем с удобством расположились. Для Гильяно и Андолини подали хлеба и сыру.
Аббат повернулся к Тури и с грустной улыбкой сказал:
– Один из множества моих грехов. Я стал отцом еще в юности. Ах, кто бы знал, сколько искушений преследует священника на Сицилии! Я не очень противился им. Скандал удалось замять, его мать вышла за Андолини. Пришлось заплатить немалую сумму, но зато я сделал в церкви карьеру. И вот вам ирония небес: мой сын вырос убийцей… Этот крест я должен нести, хоть у меня и других грехов немало.
Он повернулся к Андолини и сказал совсем другим тоном:
– Внимательно слушай меня, сын мой. Во второй раз я спасаю тебе жизнь. И теперь она принадлежит Гильяно. Ты не сможешь вернуться к дону. Он сразу задастся вопросом, почему Тури убил двух других и пощадил тебя. Дон заподозрит предательство, а это будет означать смерть. Единственный выход: признаться дону во всем и попросить разрешения остаться у Гильяно в банде. Ты будешь передавать ему информацию и служить посредником между «Друзьями друзей» и армией Гильяно. Я тоже поеду к дону и объясню ему, какие преимущества это сулит. Скажу, что ты будешь хранить Гильяно верность, но не в ущерб ему. Он будет считать, что ты сможешь предать этого человека, который спас тебе жизнь. Но я скажу так: если ты нарушишь верность Гильяно, я прокляну тебя на веки вечные. Ты ляжешь в могилу, проклятый собственным отцом.
Он снова обратился к Гильяно:
– Поэтому сейчас я прошу тебя еще об одной услуге, мой дорогой Тури. Прими моего сына к себе в банду. Он будет сражаться за тебя, блюсти твои интересы – и, клянусь, останется верен тебе.
Гильяно тщательно все взвесил. Он был уверен, что со временем сможет завоевать симпатию Андолини, и знал, насколько этот человек предан аббату, своему отцу. Значит, вероятность предательства невелика и от него можно уберечься.
Стефан Андолини пригодится им и как командир при налетах банды, и как ценный источник информации об империи дона Кроче.
– И что вы скажете дону? – спросил Тури.
Секунду аббат молчал.
– Найду, что сказать. Я имею на него влияние. А там посмотрим. Так что, ты примешь моего сына в банду?
– Да, раз дал вам слово, – ответил Гильяно. – Но если ваш сын выдаст меня, ваши молитвы не успеют достигнуть неба, как он отправится прямиком в ад.
Стефан Андолини жил в мире, где никто никому не доверял, и, вероятно, именно поэтому его лицо за долгие годы превратилось в маску убийцы. Он знал, что с этих пор будет ходить по тонкой проволоке, под вечной угрозой смерти. Безопасного выбора не было. Отчасти утешало то, что Гильяно в своей снисходительности однажды уже сохранил ему жизнь. Однако иллюзий Андолини не питал. Тури был единственным человеком, которому удалось внушить ему страх.
С этого дня Стефан стал членом банды Гильяно. И в последующие годы прославился своей кровожадностью и религиозным пылом настолько, что его кличка, Фра Дьяволо, гремела по всей Сицилии. О его религиозности судили по тому, что каждое воскресенье, без исключений, он являлся на мессу. Обычно в городок Виллаба, где служил святой отец Беньямино, и на исповеди выкладывал тайны банды Гильяно, а исповедник передавал их дону Кроче. Но только те, которыми сам Гильяно велел ему поделиться.
Книга IIIМайкл Корлеоне1950
Глава 16
«Фиат» обогнул Трапани и двинулся по проселку вдоль пляжа. Майкл Корлеоне и Стефан Андолини подъехали к самой большой вилле с тремя дополнительными пристройками. Ее окружала стена с единственным проемом, ведущим на пляж. Ворота виллы охраняли двое мужчин, а сразу за воротами Майкл увидел толстяка, одетого крайне нехарактерно для этих мест: в блейзере, свободных брюках и рубашке-поло с расстегнутым воротом. Пока они ждали, что им откроют, Майкл заметил широкую улыбку у толстяка на лице и с удивлением понял, что перед ним Питер Клеменца.
Клеменца был подручным отца Майкла Корлеоне в Америке. Что он здесь делает? В последний раз Майкл видел его в ту страшную ночь, когда Клеменца прятал пистолет, из которого Майкл убил капитана полиции и Турка Солоццо. Ему запомнилось выражение скорби и жалости на лице Клеменцы в тот момент, больше двух лет назад. Теперь Клеменца был искренне рад видеть Майкла. Он вытащил его из крошечного «Фиата» и едва не задушил в медвежьих объятиях.
– Майкл, как же славно, что ты здесь! Сколько лет пришлось ждать, чтобы сказать тебе, что я горжусь тобой… Ты сделал отличную работу. Теперь все неприятности позади. Через неделю ты будешь дома, с семьей, будешь праздновать. Все ждут тебя, Майки.
Он смотрел на Майкла с теплотой, все еще держа его своими ручищами и крутя перед собой. Да, это больше не героический юноша. За время, проведенное на Сицилии, мальчик стал мужчиной. Иными словами, лицо его перестало быть открытым; оно приобрело бесстрастное выражение урожденного сицилийца. Майкл готов был занять в семье причитающееся ему место.
Майкл был счастлив видеть Клеменцу – его великанскую фигуру и широкое лицо с выразительными чертами. Он стал расспрашивать о семье. Отец оправился после покушения, но его здоровье оставляет желать лучшего. Клеменца печально покачал головой:
– Дырки в теле еще никому не пошли на пользу, как бы хорошо они ни зажили. Но в твоего отца стреляют не в первый раз. Он крепок как бык. С ним все будет в порядке. Вот смерть Санни – да, она сильно сказалась и на нем, и на твоей матери. Жестоко это было, Майки, – так порубить его из автоматов. Несправедливо. Нельзя было им так поступать. Мерзкое дело. Но у нас есть план. Отец расскажет тебе, как доберешься домой. Все счастливы, что ты возвращаешься.
Стефан Андолини кивнул Клеменце; судя по всему, они уже встречались раньше. Он пожал Майклу руку и сказал, что должен ехать – у него дела в Монтелепре.
– Что бы ты ни услышал, помни, – сказал Стефан, – что я всегда хранил верность Тури Гильяно, и он доверял мне до самого конца. Если его выдадут, то это точно не я. – Он постарался вложить в свои слова максимум искренности. – И тебя я тоже не предам.
Майкл верил ему.
– Может, зайдешь отдохнуть, съешь и выпьешь что-нибудь? – предложил он.
Стефан Андолини отказался. Он забрался в «Фиат» и выехал из ворот, которые сразу же захлопнулись.
Клеменца повел Майкла через лужайку к главному зданию виллы. Вооруженные люди охраняли стену и выход к морю. Узкий пирс тянулся в сторону далеких берегов Африки, на волнах покачивалась большая сверкающая моторная яхта под итальянским флагом.
У порога их встретили две старухи в черном без кровинки на лице; кожа у них была коричневой от солнца, головы покрывали черные платки. Клеменца попросил их принести блюдо с фруктами в спальню Майкла.
За окнами спальни бирюзу Средиземного моря прорезал посередине столб яркого утреннего солнца. Рыбачьи суденышки с синими и красными парусами подскакивали вдалеке на волнах, словно мячики. На террасе стоял небольшой столик, покрытый толстой скатертью, возле него в креслах сидели двое мужчин. Перед ними были кофейник и графин с красным вином.
– Ты выглядишь усталым, – заметил Клеменца. – Выспись как следует, и я все подробно тебе расскажу.