Но когда старшина однажды послал карабинери в горы, Гильяно и пятеро его главарей – Пишотта, Терранова, Пассатемпо, Сильвестро и Андолини, каждый во главе отряда из пятидесяти человек, – окружили их. Гильяно был беспощаден: шесть карабинери погибли, а остальные бежали под яростным винтовочным и автоматным огнем.
Рим пришел в ярость. Но теперь безжалостность Гильяно могла послужить в интересах дона Кроче – если ему удастся убедить эту бестолочь, министра юстиции.
– Поверьте мне, – сказал дон Кроче министру Трецце. – Гильяно поможет нам. Я сделаю так, чтобы он объявил войну социалистической и коммунистической партиям на Сицилии. Он будет нападать на их штабы, преследовать их руководство. Поставит свою армию мне на службу. А потом я и мои друзья доделаем то, что нельзя делать на публику.
Министра Трецца его предложение нисколько не шокировало, однако он сказал с надменностью в голосе:
– Гильяно – уже национальный скандал. Даже интернациональный. У меня на столе лежит план нашего главнокомандующего – тот предлагает привлечь войска и разделаться с ним. За его голову назначена награда в десять миллионов лир. Тысяча карабинери ждет отправки на Сицилию, как подкрепление тем, кто уже там есть. И вы хотите, чтобы я его защищал? Дражайший дон Кроче, я рассчитывал, что вы передадите его в мои руки, как поступили с другими бандитами. Гильяно – позор Италии. Все согласны, что его надо устранить.
Дон Кроче отпил эспрессо и обтер пальцами усы. Лицемерие Рима начинало его раздражать. Очень медленно он покачал головой:
– Тури Гильяно ценен для нас, пока он жив и геройствует в горах. Сицилийцы боготворят его, молятся за его душу и за его безопасность. На острове нет ни одного человека, способного выдать его. Гильяно куда хитрее других бандитов. У меня есть шпионы в его лагере, но он пользуется таким доверием, что я сам не знаю, верны они мне или нет. Вот о какой личности мы говорим. Люди поклоняются ему. А если вы пошлете тысячу карабинери и свою армию, но они потерпят поражение – такое ведь уже случалось раньше, – что тогда? Вот что я вам скажу: если Гильяно согласится помочь левым партиям на следующих выборах, вы потеряете Сицилию, и одновременно – вы же понимаете – ваша партия потеряет Италию.
Он сделал долгую паузу, не сводя с министра глаз.
– Вы должны договориться с Гильяно.
– Каким же образом? – поинтересовался министр Трецца с любезной снисходительной улыбкой, которую дон Кроче ненавидел всей душой. Это была улыбка римлянина, а ведь министр родился на Сицилии. Он продолжил: – Из моих источников мне известно, что Гильяно не особенно любит вас.
Дон Кроче пожал плечами:
– Он не продержался бы последние три года, не будь достаточно умен, чтобы кое с чем мириться. Между мной и ним есть посредник. Доктор Гектор Адонис – один из моих людей, он крестный Гильяно и его самый доверенный друг. Он поможет мне убедить Гильяно. Но у меня должны быть гарантии от вас, причем в вещественной форме.
– Мне что, подписать письмо с признанием в любви к бандиту, которого я пытаюсь поймать? – с сарказмом вопросил министр.
Сильной стороной дона было то, что он никогда не обращал внимания на оскорбительный тон, отсутствие уважительности, хоть и запоминал их навсегда. Он ответил просто, с непроницаемым лицом:
– Нет. Просто дайте мне копию плана вашего главнокомандующего по кампании против Гильяно. А еще – копию вашего приказа на отправку тысячи карабинери на остров. Я покажу их Гильяно и пообещаю, что приказы не будут отданы, если он поможет наставить сицилийских избирателей на правильный путь. Инкриминировать это вам будет нельзя – вы всегда сможете сказать, что копии у вас украли. Я также пообещаю Гильяно, что, если христианские демократы победят на следующих выборах, он получит помилование.
– Нет и нет, – сказал министр Трецца. – Помилование не в моей власти.
– Зато в вашей власти обещание, – сказал дон Кроче. – Не сможете его выполнить – ничего не поделаешь. Я сообщу Гильяно плохие вести.
Министр увидел кое-какой просвет. Он понял, к чему клонит дон Кроче: тот сам собрался избавиться от Гильяно, потому что вдвоем им на Сицилии не ужиться. Вся ответственность ляжет на дона, и министру не придется заниматься решением проблемы. Обещание он вполне может дать. Остается только вручить дону Кроче копии двух военных планов.
Министр обдумывал решение; дон Кроче же склонил свою массивную голову и тихо добавил:
– Но если помилование возможно, я буду настаивать на нем.
Министр заходил по кабинету от стены к стене, размышляя, какие трудности могут при этом возникнуть. Дон Кроче даже не шелохнулся вслед за его движениями. Наконец министр сказал:
– Обещайте ему помилование от моего имени, но помните, что добиться его будет крайне затруднительно. Это чревато грандиозным скандалом. Если газеты узнают, что мы с вами встречались, они разорвут меня в клочья; мне придется бежать на свою ферму на Сицилии, разгребать там навоз и стричь овец. Вам действительно так необходимо получить копии планов и мой приказ?
– Без них ничего не получится, – последовал ответ дона. Его голос звучал властно и убедительно, как у оперного певца. – Гильяно потребуются доказательства того, что мы с вами друзья, а также некоторый аванс за его услугу нам. Мы добьемся и того, и другого, если я покажу ему планы и пообещаю, что они не будут применены. Он сможет перемещаться с прежней легкостью, и ему не придется сражаться с армией и дополнительными силами полиции. Наличие у меня планов подтверждает мою связь с вами, а когда планы не вступят в силу, это докажет мое влияние в Риме.
Министр Трецца налил дону Кроче новую чашку эспрессо.
– Я согласен, – сказал он. – Я доверяю нашей дружбе. Секретность имеет принципиальное значение. Но я тревожусь за вашу безопасность. Когда Гильяно выполнит свою задачу, но не получит помилования, он станет винить вас.
Дон кивнул, но ничего не ответил. Он сделал глоток эспрессо. Министр выжидательно поглядел на него, потом сказал:
– Вам двоим никак не ужиться на таком маленьком острове.
Дон улыбнулся.
– Я найду для него место, – произнес он. – Впереди достаточно времени.
– Хорошо, – заметил министр Трецца. – И запомните вот что. Если я принесу моей партии голоса сицилийцев на следующих выборах и решу проблему с Гильяно, к чести правительства, меня ждет – вы и сами понимаете это – стремительный взлет. Но, как бы ни взлетел, я никогда не забуду вас, мой дорогой друг. У вас всегда будет моя поддержка.
Дон Кроче завозился в кресле, прикидывая, принесет ли пользу воцарение этого тупоголового сицилийца на посту премьер-министра Италии. Хотя, с другой стороны, его глупость послужит на пользу «Друзьям друзей»; а если он предаст их, от него легко будет избавиться. И дон Кроче сказал проникновенным тоном, которым всегда славился:
– Я благодарен вам за дружбу и сделаю все, что в моей власти, чтобы оказать вам услугу. Итак, мы договорились. Я покину Палермо завтра к вечеру и буду признателен, если с утра документы окажутся у меня в отеле. Что до Гильяно, то если вы не добьетесь для него помилования, когда он сделает свою работу, я сделаю так, чтобы он исчез. Уехал, например, в Америку или в какое-нибудь другое место, где не сможет причинить вам неприятности.
На этом они и расстались. Сицилиец Трецца, избравший путь законной власти, и дон Кроче, считавший римское правительство дьявольскими путами, поработившими его. Дон Кроче верил в свободу – свободу принадлежать самому себе, которой он добился, заслужив уважение своих сограждан. Очень жаль, думал дон, что по воле судьбы его противником является Тури Гильяно – который нравится ему, – а не министр, этот лицемерный прохвост.
Вернувшись в Палермо, дон Кроче призвал Гектора Адониса. Рассказал ему о встрече с Треццей и соглашении, которого они достигли. А потом продемонстрировал копии планов военной операции против Гильяно. Коротышка заметно расстроился – на что и рассчитывал дон.
– Министр пообещал мне, что не даст добро на осуществление этих планов, – объяснил он. – Но вашему крестнику придется пустить в ход все свои ресурсы, чтобы повлиять на следующие выборы. Он должен проявить упорство и стойкость и не так беспокоиться о бедняках. Пора ему подумать о собственной шкуре. Он должен понять, что союз с Римом и министром юстиции – отличная возможность. Трецца командует карабинери, полицией, судьями. Однажды он может стать премьер-министром Италии. Если это произойдет, Тури Гильяно сможет вернуться в лоно семьи и, возможно, даже сам сделать карьеру в политике. Народ Сицилии обожает его. Но сейчас он должен понять и простить. Я рассчитываю, что вы убедите его.
– Но с какой стати ему верить обещаниям Рима? – ответил Гектор Адонис. – Тури всегда сражался за бедняков. Он ничего не сделает против их интересов.
Дон Кроче резко бросил:
– Но он уж точно не коммунист! Устройте мне встречу с Гильяно. Я его уговорю. Мы – двое самых влиятельных людей на Сицилии. Почему нам не объединиться? Раньше он отказывался, но времена меняются. Теперь это может спасти нас обоих. Коммунисты раздавят и его, и меня с одинаковым удовольствием. Коммунистическому государству не нужны ни герои вроде Гильяно, ни злодеи вроде меня. Я приеду повидаться с ним, где бы он ни назначил встречу. И скажу, что лично гарантирую исполнение Римом обещаний. Если христианские демократы победят на следующих выборах, я добьюсь для него помилования. Клянусь своей жизнью и своей честью.
Гектор Адонис все понял. Дон Кроче готов навлечь на себя гнев Гильяно, если министр Трецца нарушит обещание.
– Могу я взять с собой планы, чтобы показать их Тури? – спросил он.
На секунду дон Кроче задумался. Он знал, что никогда не получит планы назад, а передав их Гильяно, вложит тому в руки опасное оружие на будущее. Дон улыбнулся Гектору Адонису и сказал:
– Дорогой профессор, конечно, вы можете их взять.