pezzonovanti.
Гильяно решил говорить напрямую.
– Аспану, – сказал он, – мы вынуждены сделать ставку на христианских демократов и дона Кроче. Если победим и получим помилование, народ Сицилии изберет нас своими вождями. Остров будет в наших руках.
Гильяно сделал паузу и улыбнулся Пишотте:
– Если они нас обманут, ни ты, ни я от удивления в обморок не упадем. Что мы теряем? Мы должны выступить против коммунистов в любом случае – они нам больше враги, чем фашисты. Поэтому их судьба предопределена. А теперь слушай меня внимательно. Мы с тобой думаем одинаково. Решающая битва произойдет после поражения коммунистов, когда мы восстанем против «Друзей друзей» и дона Кроче.
Аспану пожал плечами.
– Мы совершаем ошибку, – сказал он.
Гильяно, хотя и улыбался, был задумчив. Он знал, что Пишотте нравится жизнь бандита, таков уж его характер. Хотя он сообразителен и хитер, ему недостает воображения. Он не может заглянуть в будущее и увидеть неизбежный конец, ожидающий их, если они останутся преступниками.
Позднее той ночью Аспану Пишотта присел на край утеса и попытался закурить. Острая боль в груди заставила его потушить сигарету; окурок он сунул в карман. Аспану знал, что туберкулез прогрессирует, но также знал, что, если отдохнет в горах несколько недель, почувствует себя лучше. По-настоящему его тревожило то, что он не сообщил Гильяно.
На всем протяжении поездки к министру Трецце и кардиналу дон Кроче не отходил от него. Они ужинали вместе каждый вечер, и дон рассуждал о будущем Сицилии – о грядущих суровых временах. Пишотте потребовалось некоторое время, чтобы понять, что дон обхаживает его, пытается внушить ему симпатию к «Друзьям друзей» и постепенно убедить, что процветание ждет его с доном – не с Гильяно. Пишотта никак не показал, что до него дошел тайный смысл этих слов. Он лишь сильнее засомневался в благих намерениях дона. Пишотта никогда никого не боялся, за исключением разве что Тури Гильяно. Но дон Кроче, который жизнь положил на то, чтобы добиться «уважения», неразрывно связанного со статусом главаря мафии, вызывал у него подлинный ужас. Теперь он осознал, чего боится: однажды дон перехитрит их и выдаст – и они будут лежать в пыли, лицом вниз.
Глава 20
Апрельские выборы 1948 года в сицилийский Парламент стали катастрофой для христианско-демократической партии в Риме. «Народный блок», объединение коммунистической и социалистической партий, набрал 600 000 голосов, а христианские демократы – лишь 330 000. Еще 500 000 голосов разделились между монархистами и двумя другими миноритарными партиями. В Риме воцарилась паника. Перед общегосударственными выборами на Сицилии, в самом отсталом регионе страны, следовало принять решительные меры, чтобы Италия не стала социалистической.
В предыдущие месяцы Гильяно соблюдал договоренности, заключенные с Римом. Его люди срывали плакаты, расклеенные партиями противников, нападали на штабы левой группировки, срывали их заседания в Корлеоне, Монтелепре, Кастелламмаре, Партинико, Пьяни-деи-Гречи, Сан-Джузеппе-Ято и большом городе Монреале. Во всех этих городах банда Гильяно разбрасывала прокламации, отпечатанные большими черными буквами, с призывом «СМЕРТЬ КОММУНИСТАМ», и сжигала дома, где собирались социалистические рабочие ячейки. Однако его кампания началась слишком поздно, чтобы сказаться на региональных выборах, а к террору и покушениям Гильяно прибегать не хотел. Сообщения летали туда-сюда между доном Кроче, министром Треццей, кардиналом Палермо и Тури Гильяно. Они обменивались упреками. Гильяно принуждали усилить воздействие, чтобы исправить ситуацию до общегосударственных выборов. Всю переписку он сохранял для своего «Завещания».
Требовался настоящий переворот, и его замысел уже созрел в многоопытном мозгу дона Кроче. Через Стефана Андолини он отправил Гильяно сообщение.
Двумя самыми левыми и самыми мятежными городами на Сицилии были Пьяни-деи-Гречи и Сан-Джузеппе-Ято. Много лет, даже при Муссолини, там праздновали Первое мая как день революции. Поскольку Первое мая являлось также Днем святой Розалии, это празднование маскировалось под церковный фестиваль, а их фашистские власти не запрещали. Однако теперь майские парады сопровождались красными флагами и зажигательными речами. Первое мая, наступавшее через неделю, должно было стать величайшим в истории. По обычаю, два города объединялись для праздника, и приглашенные со всей Сицилии вместе с семьями съезжались, чтобы отметить недавнюю победу. Член Парламента от коммунистической партии, Ло Каузи, знаменитый пламенный оратор, готовился произнести главную речь. То было официальное празднование победы левых на выборах в Парламент.
План дона Кроче заключался в том, чтобы банда Гильяно напала на собравшихся и сорвала торжество. Пусть вооружатся пулеметами и стреляют поверх голов, чтобы люди разбежались. Это будет первый шаг в кампании по устрашению, отеческое предупреждение, легкая назидательная мера. Сенатору-коммунисту Ло Каузи надо показать, что выборы в Парламент не сделали его главой на Сицилии и не возвели в статус неприкасаемого. Гильяно согласился на этот план и приказал своим подчиненным – Пишотте, Терранове, Пассатемпо, Сильвестро и Стефану Андолини – исполнить его.
В последние три года праздники традиционно проходили на горном перевале между Пьяни-деи-Гречи и Сан-Джузеппе-Ято, окруженном вершинами Монте-Пиццута и Монте-Кумета. Население городков поднималось туда по извилистым дорогам, сходившимся у перевала, где две процессии объединялись в одну. За перевалом находилась ровная площадка, на которой и устраивали торжество. Перевал назывался Портелла-делла-Джинестра.
Городки Пьяни-деи-Гречи и Сан-Джузеппе-Ято были бедными, домики в них – древними, а сельское хозяйство – архаичным. Там блюли старинные кодексы чести; женщины могли сидеть у себя перед домом только в профиль, чтобы сохранить доброе имя. Однако в этих городках жили самые отчаянные мятежники на Сицилии.
Городки были настолько старыми, что в большинстве тамошних домов, выстроенных из камня, не имелось даже окон – только крошечные отверстия, прикрытые железными заслонками. Многие семьи держали домашнюю скотину прямо в комнатах. В городских пекарнях козы и ягнята толкались возле печей, а каравай хлеба, упав на пол, попадал прямиком в кучу навоза.
Мужчины оттуда нанимались на работу к богатым помещикам за доллар, а то и меньше, в день, и этого не хватало, чтобы прокормить семью. Поэтому, когда монашки и священники, «черные вороны», явились туда с корзинами спагетти и одеждой от благотворителей, деревенские жители охотно дали требуемую клятву: проголосовать за христианских демократов.
Однако на местных выборах в апреле 1948 года они предательски проголосовали за коммунистов и социалистов. Это взбесило дона Кроче, уверенного в том, что мафия контролирует регион. Вслух дон заявил, что его опечалило неуважение к католической церкви. Как могли истинные сицилийцы обмануть монахинь, которые с христианским милосердием накормили их детей бесплатным хлебом?
Кардинал Палермо был оскорблен в своих лучших чувствах. Он специально приезжал в оба городка, чтобы произнести проповедь, и предупреждал население не голосовать за коммунистов. Он благословил их потомство и даже окрестил младенцев, и все равно они отвернулись от церкви. Кардинал призвал местных священников в Палермо и потребовал умножить усилия в преддверии общегосударственных выборов. И не только ради политических интересов церкви, но и с целью спасения заблудших душ от мук ада.
Министр Трецца не особо удивился. Он был сицилийцем и знал историю острова. Жители двух городков всегда считались гордецами и яростно боролись против богачей на Сицилии и тирании Рима. Они первыми поддержали Гарибальди, а до того сопротивлялись иностранным правителям, французам и маврам. В Пьяни-деи-Гречи жили потомки греков, бежавших на Сицилию от турецких захватчиков. Эти люди до сих пор соблюдали греческие традиции, говорили на своем языке и отмечали греческие праздники, наряжаясь в старинные костюмы. Но эти же городки служили надежным оплотом мафии, поддерживавшей их бунты. Поэтому министр Трецца был разочарован доном Кроче – его неспособностью справиться с ними. Но также он знал, что голосами местного населения распоряжается один человек – активист социалистической партии по имени Сильвио Ферра.
Сильвио Ферра был прославленным воином, итальянским солдатом Второй мировой войны. Он получил немало медалей во время африканской кампании, а потом попал в плен к американцам. В США оказался в лагере для военнопленных, где посещал образовательные курсы, на которых заключенным разъясняли суть демократического управления. Однако он не верил американцам – до тех пор пока его не отпустили поработать к булочнику в близлежащем городке. Его поразила свобода американской жизни, легкость, с которой труд преобразовывался в богатство, возможность подняться по социальной лестнице для низших классов. На Сицилии крестьяне трудились в поте лица, но с трудом могли обеспечить пищу и кров своей семье; надежд на будущее у них не было.
Вернувшись на родную Сицилию, Сильвио Ферра повел яростную агитацию в пользу Америки. Очень скоро он понял, что христианско-демократическая партия – инструмент богачей, и вступил в социалистическую рабочую ячейку в Палермо. Он стремился к знаниям и запоем читал книги. Вскоре Ферра открыл для себя теории Маркса и Энгельса и стал членом социалистической партии. Ему поручили организовать ячейку в Сан-Джузеппе-Ято.
За четыре года он добился того, чего так и не смогли агитаторы с севера Италии. Перевел доктрины красной революции и социалистического хозяйствования на язык простых сицилийцев. Он убеждал их, что голос за социалистическую партию означает свой собственный кусок земли. Стоял на том, чтобы грандиозные наделы аристократии были экспроприированы, поскольку их не обрабатывают. Земля должна родить зерно, чтобы кормить сицилийских детей. Он убеждал своих слушателей, что при социалистическом правлении коррупция на Сицилии будет уничтожена. Не придется больше давать взятки чиновникам или приносить священнику пару яиц, чтобы тот прочитал письмо из Америки. Деревенский почтальон не будет вымогать у них последние лиры за доставку почты; мужчины не станут, словно скот, предлагать себя на аукционах, чтобы за нищенскую плату гнуть спины на полях у герцогов и баронов. Правительство будет служить народу, как в Америке. Сильвио Ферра зачитывал отрывки и цитаты из Библии, показывая, что католическая церковь прислуживает готовому рухнуть капитализму, но никогда не позволял себе нападок на Деву Марию, многочисленных полезных святых или Иисуса. На Пасху он приветствовал соседей традиционным «Христос воскрес!». По воскресеньям ходил к мессе. Его жена и дети строго соблюдали старинные сицилийские обычаи, поскольку он верил в семейные ценности: абсолютную преданность сына матери, уважение к отцу, ответственность даже за самых дальних родственников.