Оставалась, однако, и загадка: полная невидимость Гильяно. Он появлялся где-нибудь, а потом словно таял в воздухе. Чем больше полковник Лука читал, тем больше поражался. А потом пришел к выводу, что кое-какие действия должен предпринять прямо сейчас. Внешне незначительные, они сослужат ему большую службу в долгосрочной перспективе.
Гильяно часто писал в газеты письма, которые начинались со слов: «Если, как меня уверяют, мы не являемся врагами, вы опубликуете это письмо», а далее содержали его точку зрения относительно последних вылазок банды. По мнению полковника Луки, в этой начальной фразе содержалась угроза, принуждение. А сами письма являлись откровенной вражеской пропагандой. В них объяснялись мотивы похищений, грабежей и то, как добыча распределяется среди бедняков Сицилии. Если Гильяно вступал в схватку с карабинери и убивал кого-нибудь из них, в письме он обязательно упоминал о том, что на войне солдатам приходится убивать. Это было прямым указанием карабинери не оказывать сопротивления. После казни шестерых главарей мафии он тоже опубликовал письмо, где утверждал, что только таким способом крестьяне смогли предъявить права на земли, гарантированные им законом и человеческой моралью.
Полковник Лука негодовал: зачем правительство допускает публикацию этих писем? Он составил докладную на имя министра Треццы с требованием установить на Сицилии военное положение и отрезать Гильяно от его аудитории.
Также его интересовала информация о том, есть ли у Гильяно женщина, – пока ничего раскопать не удалось. Все знали, что его бандиты посещают бордели в Палермо, а Пишотта славится своими любовными подвигами, но сам Гильяно вел чуть ли не затворническую жизнь последние шесть лет. Полковник Лука, будучи итальянцем, не мог в это поверить. Должна быть какая-то женщина в Монтелепре, и когда они ее найдут, половина работы будет выполнена.
Интересными ему показались также сведения об особенной привязанности Тури к матери и ее к нему. Гильяно был преданным сыном обоих родителей, но к матери относился с особым почтением. Полковник Лука сделал себе отметку на будущее. Если у Гильяно действительно нет женщины, в качестве наживки можно использовать его мать.
Когда с приготовлениями было закончено, полковник Лука организовал свой штаб. Капитан Антонио Перенце был назначен его помощником и личным телохранителем. С виду Перенце казался излишне упитанным, даже толстым, отличался приветливостью и добродушием, однако полковник Лука знал, что он отчаянно храбр. Вполне могло случиться так, что эта храбрость спасет полковнику жизнь.
В сентябре 1949 года полковник Лука прибыл на Сицилию с первой бригадой из двух тысяч человек. Он надеялся, что этого хватит; ему не хотелось прославить Гильяно, выставив против него пятитысячную армию. В конце концов, тот всего лишь бандит, с которым они легко расправятся.
Первое, что он сделал, – приказал сицилийским газетам прекратить публиковать письма Гильяно. Следующим шагом стал арест матери и отца Гильяно по обвинению в сговоре с сыном. Дальше он распорядился арестовать или задержать для допроса более двухсот жителей Монтелепре – их обвиняли в тайном пособничестве банде. Всех арестованных отвезли в тюрьмы в Палермо, которые находились под неусыпной охраной людей полковника. Действия эти предпринимались в соответствии с законами фашистского режима Муссолини, которые пока что никто не отменял.
Дом Гильяно обыскали и нашли секретный туннель. Во Флоренции арестовали Ла Венеру. Однако ее практически сразу отпустили – та заявила, что понятия не имела о существовании туннеля. Конечно, ей не поверили, но инспектор Веларди решил, что лучше ей быть на свободе, в надежде, что Гильяно попробует увидеться с ней.
Пресса возносила полковника Луку до небес: наконец-то нашелся человек, способный на «решительные меры». Министр Трецца радовался своему выбору – особенно когда получил теплое письмо с благодарностями от премьера. Один дон Кроче не разделял всеобщего энтузиазма.
В первый месяц Тури Гильяно наблюдал за действиями полковника Луки и развертыванием армии карабинери. Он восхитился хитростью соперника, когда тот запретил публиковать в газетах его письма, отрезав Гильяно от главного канала связи с населением Сицилии. Однако когда полковник Лука начал без разбора арестовывать жителей Монтелепре – не важно, виновных или нет, – его восхищение обернулось ненавистью. А после ареста родителей Гильяно впал в холодную беспощадную ярость.
Два дня он сидел в своей пещере в горах Каммарата, строил планы и изучал имевшуюся у него информацию о двухтысячной армии карабинери полковника. Как минимум тысяча из них сосредоточилась вокруг Палермо в ожидании, что он попытается вызволить родителей. Еще тысяча стояла возле городов Монтелепре, Пьяни-деи-Гречи, Сан-Джузеппе-Ято, Партинико и Корлеоне, многие жители которых являлись тайными членами банды, и Гильяно мог поднять их на борьбу.
Свой штаб полковник Лука разместил в Палермо, где был недосягаем. Его предстояло выманить оттуда.
Свою ярость Гильяно направил на разработку планов атаки. Они казались ему арифметическими схемами, простыми, словно детская игра. Его планы практически всегда срабатывали, а если нет, он легко мог укрыться у себя в горах. Однако Тури понимал, что успех зависит от безукоризненности исполнения – значение имела каждая деталь.
Он призвал к себе в пещеру Аспану Пишотту и изложил план ему. Позднее остальным главарям – Пассатемпо, Терранове, капралу Сильвестро и Стефану Андолини – сообщили те части, которые касались непосредственно их задач.
Штаб карабинери в Палермо являлся главным казначейством всей полиции Западной Сицилии. Раз в месяц оттуда под охраной развозили деньги по гарнизонам и штабам во всей провинции. Полицейским платили наличными, и для каждого был заготовлен отдельный конверт с точной суммой, в бумажных купюрах и монетах. Эти конверты складывали в деревянные ящики со множеством отделений, которые перевозились на американском военном грузовике, некогда предназначавшемся для транспортировки оружия.
Водитель был вооружен пистолетом-пулеметом, солдат, исполнявший функции кассира, сидел рядом с ним с винтовкой. Когда грузовик, нагруженный миллионами лир, выезжал из Палермо, впереди катили три «Джипа» разведки, каждый с пулеметом и четырьмя солдатами, а также фургон с двадцатью охранниками, вооруженными автоматами и винтовками. За грузовиком с деньгами следовали две машины командования, каждая с шестью солдатами. Из любой машины можно было по рации вызывать Палермо или ближайший гарнизон карабинери и затребовать подмогу. Не было никаких опасений, что бандиты атакуют колонну – это стало бы чистой воды самоубийством.
Колонна покинула Палермо рано утром и сделала первую остановку в маленьком городке Томмазо-Натале. Оттуда она двинулась по горной дороге в сторону Монтелепре. Кассир и его охрана знали, что день будет долгим, и ехали быстро. По дороге они закусывали салями и ломтями хлеба, запивая их вином из бутылок. Все шутили и смеялись; водители «Джипов», идущих впереди, положили оружие на пол кабины. Но когда караван поднялся на вершину последнего холма перед Монтелепре, дорогу ему перегородило огромное стадо овец. «Джипы» впереди колонны прорвались сквозь стадо; охранники обругали из окон пастухов в рваной крестьянской одежде. Солдатам не терпелось добраться до прохладной казармы, нормально поесть, раздеться до белья и поваляться на койках или перекинуться в картишки в свой обеденный перерыв. Никакой опасности нет; в Монтелепре, до которого всего-то пару миль, стоит гарнизон из пятисот солдат полковника Луки. Они видели, как грузовик с деньгами въехал в колышущееся море овец, но не заметили, что он так и застрял там – ему не дали дороги.
Пастухи расчищали путь для грузовика. Они так старались, что не обращали внимания на автомобильные гудки, на крики, ругань и хохот охраны. По-прежнему не было речи о том, чтобы поднять тревогу.
Но тут внезапно шестеро пастухов оказались прямо перед грузовиком с деньгами. Двое из них выдернули из-под курток пистолеты и выволокли водителя и кассира из кабины, одновременно разоружив их. Еще четверо стали выкидывать из кузова ящики с конвертами. Отрядом руководил Пассатемпо, и его грубое лицо и уродливое тело испугали охранников не меньше оружия.
В этот же момент на склонах возле дороги стали подниматься с земли бандиты с винтовками и автоматами. Они прострелили покрышки двум командным машинам, шедшим сзади, и Пишотта, встав перед первой из них, крикнул:
– Выходите медленно, без оружия – и сегодня вечером будете есть свои спагетти дома в Палермо. Нет смысла геройствовать – деньги все равно не ваши.
Далеко впереди фургон и три разведывательных «Джипа» добрались до подножия последнего холма и уже въезжали в Монтелепре, когда офицер заметил, что за ними никого нет. Но на дороге толпилось еще больше овец, и они отрезали его от хвоста конвоя. Он схватился за рацию и приказал одному «Джипу» вернуться. Остальным махнул рукой, давая команду съехать на обочину и ждать.
«Джип» развернулся и поехал вверх по холму, с которого спустился только что. На полпути на него обрушился огонь из винтовок и пулемета. Четверо солдат в «Джипе» были убиты на месте, без водителя мотор заглох, и «Джип» медленно откатился назад к конвою.
Офицер, командовавший карабинери, выскочил из своей машины и закричал солдатам в грузовике вылезать и строиться в цепь. Остальные два «Джипа» сорвались с места, словно перепуганные зайцы в поисках укрытия. Однако их сразу обезвредили. Они в любом случае не могли выручить грузовик с деньгами, находившийся по ту сторону холма, не могли даже стрелять в бандитов, которые рассовывали конверты с деньгами по карманам курток. Люди Гильяно стояли на возвышении и своей огневой мощью подавили бы любую атаку. Полиции оставалось только отстреливаться.