Старшина в Монтелепре дожидался прибытия конвоя. Как обычно, к концу месяца у него закончились деньги, и сейчас он, со всеми своими людьми, предвкушал ночку в Палермо – ужин в хорошем ресторане с красивыми женщинами и друзьями. Заслышав стрельбу, старшина не поверил своим ушам. Неужели Гильяно осмелился атаковать его патруль средь бела дня, да еще когда рядом стоят пятьсот человек из дополнительных сил полковника Луки?
И тут старшина услышал невероятной силы взрыв, раздавшийся прямо у ворот казарм Беллампо. Один из броневиков, припаркованных там, взлетел на воздух в столбе оранжевого пламени. А дальше до старшины долетел грохот пулеметов с дороги, ведущей к Кастельветрано и на побережье, к Трапани, сопровождаемый стрекотом ружейных выстрелов у подножия горы сразу за городком. На его глазах патрульные из Монтелепре помчались обратно к казармам, на «Джипах» и пешком, спасаясь от огня, и старшине стало ясно, что Тури Гильяно бросил все свои силы на пятисотенный гарнизон полковника Луки.
С утеса над Монтелепре Тури Гильяно наблюдал в бинокль за ограблением конвоя. Развернувшись вполоборота, он мог видеть сражение на улицах города, нападение на казарму Беллампо и бегство патрулей карабинери по проселочным дорогам. Все его главари сработали идеально. Пассатемпо с его отрядом завладел деньгами, Пишотта остановил колонну карабинери; Терранова со своими людьми, при поддержке новых рекрутов, напал на казарму Беллампо и обезвредил их патрули. Бандиты под непосредственным командованием Гильяно охраняли подступы к горе. А Стефан Андолини – и правда Фра Дьяволо – готовил сюрприз.
В своем штабе в Палермо полковник Лука выслушал новость об ограблении конвоя со спокойствием, сильно удивившим его подчиненных. Однако внутри он весь кипел от сознания хитроумности Гильяно и пытался понять, где тот раздобыл информацию о передвижениях карабинери. Четверо его людей погибли при ограблении, и еще десять были убиты в перестрелке с другими отрядами Гильяно.
Полковник Лука еще дослушивал по телефону сводку о жертвах, когда в двери ворвался капитан Перенце; его мощные челюсти дрожали от возбуждения. Он только что получил информацию, что несколько бандитов были ранены, а один убит, и труп остался лежать на месте перестрелки. Его удалось опознать по документам, найденным в кармане, и личному свидетельству двух жителей Монтелепре. Этим покойником был не кто иной, как Тури Гильяно.
Против всех предосторожностей, против доводов рассудка полковник Лука испытал чувство подлинного триумфа. Военная история полнится великими победами, блистательными тактическими маневрами, которые свел на нет какой-нибудь крошечный инцидент. Случайная пуля по воле судьбы попала в неуловимую тень знаменитого бандита. Но тут же сомнения вернулись. Везение было слишком велико – возможно, это ловушка. Но даже если так, он вступит в нее и поймает того, кто ее расставил.
Полковник Лука дал необходимые распоряжения, и летучая колонна отправилась в путь, готовая отразить любую атаку. Первыми шли броневики, за ними – машина с пуленепробиваемыми стеклами, в которой сидели полковник Лука и инспектор Фредерико Веларди, настоявший на том, чтобы самолично опознать тело. На самом деле он должен был убедиться, что «Завещания» при Тури нет. За машиной Луки ехали фургоны с солдатами, державшими винтовки наготове. Двадцать «Джипов» разведки с вооруженной охраной опережали колонну. Гарнизону в Монтелепре было приказано охранять подступы к городу и расставить наблюдательные посты на склонах ближайших гор. Четыре патруля с тяжелым вооружением контролировали дорогу с обеих сторон.
Меньше часа понадобилось полковнику Луке с его летучей колонной, чтобы добраться до Монтелепре. На них никто не нападал; наверняка демонстрация силы отпугнула бандитов. Однако полковника ждало разочарование.
Инспектор Веларди сказал, что тело, которое к тому времени перенесли в медпункт в казарме Беллампо, никак не может принадлежать Гильяно. Конечно, его лицо изуродовала пуля, но инспектор не ошибается. Другие жители городка, которых вызвали на опознание, тоже сказали, что это не Гильяно. В конце концов это оказалась ловушка; наверняка Гильяно рассчитывал, что полковник примчится на место без достаточной охраны и его можно будет застать врасплох. Полковник Лука распорядился, чтобы были приняты все предосторожности, однако заторопился вернуться в Палермо, к себе в штаб; он хотел лично отчитаться перед Римом о том, что случилось в этот день, а главное, проследить, чтобы туда не передали ложное сообщение о смерти Гильяно. Убедившись сперва, что вся его охрана на местах, так что засады на дороге им не грозят, он прыгнул в первый «Джип», стоявший в голове колонны. Инспектор Веларди сел вместе с ним.
Спешка полковника спасла им жизнь. Когда летучая колонна приближалась к Палермо, с бронированной машиной Луки в середине, раздался оглушительный взрыв. Машина взлетела в воздух метра на три и градом горящих обломков рассыпалась по склонам холмов. В фургоне, следовавшем за ней, из тридцати солдат восемь погибли и пятнадцать были ранены. Двух офицеров, ехавших в машине Луки, разорвало в клочья.
Когда полковник Лука позвонил министру Трецце сообщить плохие вести, он потребовал, чтобы оставшиеся три тысячи солдат, пока расквартированные на континенте, были немедленно отправлены на Сицилию.
Дон Кроче знал, что эти рейды будут продолжаться, пока родителей Гильяно не выпустят из тюрьмы, и потому договорился об их освобождении.
Однако он не мог предотвратить переброску новых сил, и теперь две тысячи солдат оккупировали Монтелепре и его окрестности. Еще три тысячи обшаривали горы. Семьсот жителей Монтелепре и провинции Палермо оказались в тюрьме, и полковник Лука допрашивал их с применением особых методов, полномочия на которые получил от христианско-демократического правительства в Риме. Был установлен комендантский час, от захода солнца до рассвета, когда людям запрещалось покидать свои дома, и всех, кто оказывался на улице без специального пропуска, немедленно бросали в тюрьму. По всей провинции властвовал террор.
Дон Кроче с тревогой наблюдал, как ситуация оборачивается против Гильяно.
Глава 24
До прибытия армии Луки, когда Гильяно мог наведываться в Монтелепре по своему желанию, он часто видел Джустину Ферра. Иногда она заглядывала к нему в дом по делам – в том числе чтобы забрать деньги, которые Гильяно передавал ее родителям. По сути, он не замечал, что она превращается в красивую девушку, пока однажды не увидел ее вместе с родителями на улицах Палермо. Они отправились в город купить нарядную одежду для праздника, которой в Монтелепре было не раздобыть. А Гильяно со своими бандитами закупал в Палермо продовольствие.
Тури не видел ее около полугода; за это время Джустина еще подросла и вытянулась. Она была высокой для сицилийки, с длинными ногами, в только что купленных туфельках на высоких каблуках. Ей едва исполнилось шестнадцать, но и лицо, и тело ее созрели на тропической сицилийской жаре, и выглядела она как взрослая женщина. Волосы цвета воронова крыла были собраны в пышный пучок на затылке, украшенный тремя гребешками с блестящими камешками; они открывали шею, длинную и золотистую, как у египетской царицы на вазе. Глаза казались огромными, вопрошающими; рот был чувственный, но именно он выдавал ее совсем еще юный возраст. По переду белого платья бежала зигзагами алая лента.
Картинка показалась Гильяно настолько очаровательной, что он долго не мог оторвать от нее глаз. Он сидел в уличном кафе, его люди занимали соседние столики, а Джустина проходила мимо в сопровождении матери и отца. Они увидели его. Лицо отца осталось каменным; он ничем не выдал, что узнал Гильяно. Мать быстро отвела глаза. Одна Джустина, проходя, взглянула на него. Она была в достаточной мере сицилийкой, чтобы не поздороваться, но посмотрела Гильяно прямо в глаза, и он заметил, как дрогнул ее рот в попытке сдержать улыбку. На залитой солнечным светом улице она казалась ослепительным пятном, прекрасная той чувственной сицилийской красотой, которая расцветает в ранней юности. С тех пор как Гильяно стал преступником, он всегда чуждался любви. Она казалась ему актом подчинения и таила в себе зерно смертельного предательства, но в тот момент он ощутил то, чего не чувствовал никогда, – стремление встать на колени перед другим человеческим существом и сдаться в добровольное рабство. В этом стремлении он не распознал любви.
Месяц спустя Гильяно понял, что его преследует образ Джустины Ферра, стоящей в пятне золотистого света на улице Палермо. Он решил, что это просто сексуальный аппетит, пробудившийся в отсутствие их страстных ночей с Ла Венерой. Однако в своих мечтах Тури не просто занимался с Джустиной любовью – он мечтал, как они бродят вдвоем по горам, как он показывает ей пещеры и долины, усыпанные цветами, готовит для нее на огне лагерного костра. В доме у матери еще хранилась его гитара, и он представлял, как сыграет Джустине. Он прочтет ей стихи, которые написал за эти годы, – часть их была опубликована в сицилийских газетах. Он думал даже пробраться в Монтелепре и навестить ее дома, несмотря на две тысячи солдат из специальных сил полковника Луки. На этой мысли Тури пришел в себя и осознал, что внутри у него творится нечто опасное.
Все это чистое безумство. В его жизни есть две альтернативы. Первая – его убьют карабинери, вторая – он найдет прибежище в Америке. Если он продолжит мечтать об этой девушке, Америки ему не видать. Надо изгнать ее из своих мыслей. Если он соблазнит или похитит Джустину, ее отец станет его смертельным врагом, а таких у Гильяно и без того в избытке. Однажды он высек Аспану кнутом за соблазнение невинной девушки, и за эти годы казнил троих своих бандитов за изнасилования. К Джустине Тури испытывал совсем другие чувства – он хотел сделать ее счастливой, внушить ей любовь и уважение, заставить ее увидеть в нем того человека, каким сам когда-то себя считал. Он хотел, чтобы глаза ее исполнились любви и доверия.