Фра Дьяволо спал сном куда более беспробудным.
В тот день, когда он должен был забрать профессора Адониса из Трапани, Стефан Андолини поехал сначала в Палермо. Ему предстояла встреча с главой тайной полиции, инспектором Веларди, – одно из их регулярных собраний, на которых инспектор сообщал Андолини о планах полковника Луки на ближайшие дни. Андолини передавал эту информацию Пишотте, а тот, в свою очередь, – Гильяно.
Стояло прекрасное утро; поля вдоль дороги пестрели цветами. До встречи еще оставалось время, и потому Андолини затормозил у одной из придорожных часовен, чтобы выкурить сигарету и помолиться перед запертым на висячий замок ящиком, где за стеклом стояла статуэтка святой Розалии. Молитва его была самая простая, практическая: просьба к святой оградить его от врагов. В следующее воскресенье он исповедуется перед отцом Беньямино и пойдет к причастию. Горячее солнце припекало ему непокрытую голову; воздух, пропитанный ароматами цветов, был такой густой, что омыл ему ноздри и рот от никотина, сразу пробудив аппетит. Андолини обещал себе, что съест сытный завтрак в лучшем ресторане Палермо сразу после встречи с инспектором Веларди.
Инспектор Фредерико Веларди, глава тайной полиции Сицилии, ощущал триумф человека, который долго и терпеливо ждал, верил, что Господь в конце концов восстановит справедливость, – и получил-таки свою награду. Почти год по тайному распоряжению министра Треццы он помогал Гильяно ускользать от карабинери и его собственных летучих отрядов. Он встречался с этим убийцей, Стефано Андолини – Фра Дьяволо. Иными словами, весь год инспектор Веларди был подчиненным дона Кроче Мало.
Веларди родился на севере Италии, где люди пробиваются наверх благодаря образованию, связям в обществе, вере в законы и власть. Годы службы на Сицилии внушили ему глубокую ненависть к сицилийцам, равно богатым и бедным. Богачи тут были лишены общественной сознательности и притесняли бедняков, тайно сотрудничая с мафией. Мафия, вроде как защищавшая бедняков, нанималась к богачам, чтобы их же притеснять. Крестьяне были чересчур горды и так носились с этой гордостью, что убивали ради нее, а потом сидели в тюрьме остаток жизни.
Однако теперь все изменится. Наконец-то у инспектора Веларди будут развязаны руки – и его летучие отряды перейдут к действиям. Люди увидят разницу между его тайной полицией и этими клоунами карабинери.
К вящему изумлению Веларди, министр Трецца сам отдал приказ о том, чтобы всех людей, получивших пропуска с красной каймой за личной подписью министра, всесильные пропуска, позволявшие миновать засады на дорогах, носить оружие и избегать арестов, немедленно посадили в одиночное заключение. Пропуска нужно вернуть назад. Особенно те, что были выданы Аспану Пишотте и Стефану Андолини.
Веларди был готов к выполнению задания. Андолини уже сидел у него в приемной. Вот так сюрприз его ждет! Веларди поднял трубку и вызвал капитана и четырех полицейских сержантов. Сказал им быть настороже. У него самого на ремне была кобура с пистолетом, которой он обычно в кабинете не носил. Дальше инспектор скомандовал пропустить к нему Стефана Андолини.
Рыжие волосы Андолини были тщательно причесаны. Он явился в черном костюме в тонкую полоску, белой сорочке и темном галстуке. В конце концов, он пришел к главе тайной полиции, и тут стоило выказать уважение. Оружия при нем не было: по опыту он знал, что его в любом случае обыщут перед тем, как пропустить в кабинет. Андолини встал перед столом Веларди в ожидании приглашения садиться. Его не последовало, поэтому он остался стоять, и в голове у него прозвенел первый сигнал тревоги.
– Дай-ка взглянуть на твой пропуск, – сказал ему инспектор.
Андолини не шевельнулся. Он пытался понять смысл этой странной просьбы. Потом на всякий случай солгал:
– У меня нет его при себе. Я ведь шел к другу.
Слово «друг» он произнес с нажимом.
Это взбесило Веларди. Он обежал вокруг стола и встал с Андолини лицом к лицу:
– Ты никогда не был мне другом. Я лишь подчинялся приказам, когда преломлял хлеб с тобой, свинья! А теперь слушай внимательно. Ты арестован. Будешь сидеть у меня в камере до дальнейшего уведомления, и хочу напомнить, что в подземелье у меня припасена кассетта. Но если ты будешь достаточно умен, то просто спокойно побеседуешь со мной здесь, в кабинете, завтра утром и тем самым избежишь пытки.
На следующее утро инспектор Веларди получил новый телефонный звонок от министра Треццы и еще один, более откровенный, от дона Кроче. Несколько минут спустя Андолини притащили из камеры в кабинет Веларди.
Ночь в одиночной камере и размышления об этом странном аресте убедили его, что он в смертельной опасности. Когда Стефан вошел, Веларди мерял шагами кабинет, и голубые глаза его сверкали – он явно пребывал в гневе. Андолини был холоден как лед. Он подметил все: капитана и четырех вооруженных сержантов, пистолет у Веларди на ремне. Он знал, что инспектор и так его ненавидит, и ненавидел его не меньше. Если уболтать Веларди, чтобы он выставил из кабинета охрану, можно попытаться застрелить его, прежде чем погибнуть самому. Поэтому Андолини начал так:
– Я все скажу, только не при этих збирри.
Збирри было вульгарное, оскорбительное название тайной полиции.
Веларди велел четырем полицейским выйти, но офицер остался. Ему он дал сигнал быть наготове и взяться за оружие. Потом обратил все свое внимание на Стефана Андолини.
– Мне нужна любая информация о том, как поймать Тури Гильяно, – сказал инспектор. – Когда ты в последний раз встречался с ним и с Пишоттой?
Стефан Андолини рассмеялся, и его кровожадное лицо исказила гримаса. Щеки, заросшие рыжей щетиной, горели багровым румянцем.
Неудивительно, что его прозвали Фра Дьяволо, подумал Веларди. Это действительно опасный преступник. Нельзя дать ему понять, что его ожидает.
Веларди спокойно произнес:
– Отвечай на мой вопрос или отправишься в кассетту.
Андолини бросил с презрением:
– Забыл, ублюдочный предатель, что я под защитой министра Треццы и дона Кроче? Когда меня выпустят, я вырежу у тебя твое мерзкое сердце.
Веларди поднял руку и дважды хлестнул Андолини по лицу – ладонью, потом тыльной стороной. Он увидел, как на губе у мафиозо выступила кровь, а в глазах вспыхнула ярость. Инспектор намеренно развернулся к нему спиной, словно собрался вернуться к себе за стол.
В этот момент, презрев от злости инстинкт самосохранения, Стефан Андолини выхватил из кобуры на ремне у Веларди пистолет и попытался выстрелить. И тут же полицейский капитан вскинул ружье и выпустил в него четыре пули подряд. Андолини отбросило к стене, потом его тело рухнуло на пол. Белая сорочка пропиталась кровью и стала красной. Веларди подумал, что этот цвет отлично подходит к его волосам. Он наклонился, вынул из руки Андолини пистолет; тем временем в кабинет ворвались другие полицейские. Инспектор поблагодарил капитана за бдительность, а потом, у всех на глазах, зарядил обойму пистолета патронами, которые специально извлек перед допросом. Он не хотел, чтобы капитан преисполнился иллюзий относительно собственного величия, решив, что спас чересчур беззаботному начальнику тайной полиции жизнь.
Затем инспектор приказал полицейским обыскать труп. Как он и подозревал, пропуск с красной каймой нашелся среди прочих бумаг, которые обязан был иметь при себе каждый сицилиец. Веларди забрал пропуск и спрятал в свой сейф. Он собирался передать его министру Трецце лично и, если повезет, добавить к нему и пропуск Аспану Пишотты.
Майклу и Клеменце вынесли на палубу по чашке эспрессо, который они выпили, опираясь на поручни. Катер медленно продвигался к берегу, мотор работал еле слышно, и на пристани видны были огни – бледные голубые точки.
Клеменца ходил по палубе, раздавая приказы вооруженной охране и лоцману. Майкл глядел на голубые огоньки, которые постепенно приближались. Катер набрал скорость, и казалось, что пенный след за ним смывает ночную тьму. Клинышек зари расколол небо, и глазам Майкла предстали пристань и пляжи Мадзара-дель-Валло; цветные зонтики кафе были одинакового блекло-розового цвета.
Они причалили; три машины и шесть охранников уже дожидались их. Клеменца повел Майкла к открытому лимузину старой модели, где сидел только шофер.
– Если нас остановит патруль карабинери, сразу падай на пол, – сказал он. – Я не собираюсь с ними цацкаться: перестреляю – и мы помчим дальше.
Три тяжеловесных лимузина отъехали от причала в слабом свете раннего утра и покатили через края, не менявшиеся чуть ли не от Рождества Христова. По древним акведукам и трубам текла на поля вода. Было тепло и сыро; в воздухе витал аромат цветов, которые уже начинали вянуть от жары. Они добрались до Селинунта – развалин древнегреческого города; тут и там Майклу на глаза попадались обрушенные колоннады мраморных храмов, выстроенных на Западной Сицилии греческими поселенцами больше тысячи лет назад. Призрачные силуэты одиноких колонн вздымались в золотистое небо; черные камни падали с их крыш, словно капли дождя. Из плодородных черных почв выступали гранитные скалы. Ни дома, ни зверя, ни человека – окрестный пейзаж словно родился от взмаха гигантского меча.
Они свернули на север, на дорогу между Трапани и Кастельветрано. Майкл и Клеменца насторожились; именно там Пишотта должен был перехватить их и отвести к Гильяно. Майкл чувствовал напряжение и одновременно восторг. Три лимузина поехали медленней. Клеменца положил пистолет-пулемет на сиденье слева от себя, чтобы в любой момент выхватить его и занести над дверцей машины. Руки он держал на стволе. Солнце выплывало из-за горизонта, проливая на землю горячее золото. Машины катились медленно; они почти подъехали к Кастельветрано.
Клеменца приказал шоферу замедлиться еще. Они с Майклом во все глаза высматривали Пишотту. Их машины оказались на окраине Кастельветрано; дорога была холмистой, поэтому, остановившись, они увидели главную улицу городка, лежащего ниже. Майкл обратил внимание, что проспект, ведущий к Палермо, запружен машинами – военной техникой, – а улицы кишат