В последние три года дон Кроче пристально наблюдал за отношениями между Гильяно и Пишоттой. Они были единственной опасностью для его имперских планов, единственным препятствием для его главенства на Сицилии. Сначала он думал, что сумеет превратить Гильяно с его бандой в армию «Друзей друзей». Отправлял Гектора Адониса убеждать Гильяно. Предложение его было предельно ясным: Тури Гильяно становится великим военачальником, дон Кроче – великим политиком. Однако Гильяно пришлось бы подчиниться ему, и на это он не согласился. Он шел за своей звездой, мечтая о том, как накормит бедняков, освободит Сицилию и свергнет иго Рима. Этого дон Кроче категорически не принимал.
Однако в первые годы, с 1943-го по 1947-й, звезда Гильяно поднималась выше и выше. Дон еще не успел сплотить ряды мафии. Фашистский режим Муссолини обезглавил «Друзей друзей», и от этого им только предстояло оправиться. Поэтому дон постарался втянуть Гильяно в альянс с христианско-демократической партией. А сам тем временем заново отстраивал свою империю и выжидал. Он гениально спланировал свой первый удар, бойню при Портелла-делла-Джинестра, вина за которую пала на Гильяно, но не мог во всеуслышание заявить, что это дело его рук. Нападение лишило Гильяно шансов получить от Рима амнистию и поддержку в его притязаниях на власть. Оно оставило несмываемое пятно на его репутации героя, защитника сицилийских бедняков. А когда Гильяно казнил шестерых главарей мафии, у дона не осталось выбора. «Друзьям друзей» и банде Гильяно предстояло схватиться насмерть.
Поэтому дон Кроче сосредоточился на Пишотте. Тот был умен, но умом юноши – не сознавая всех ужасов и зла, таящихся в человеческих душах. Кроме того, его тянуло к радостям и наслаждениям этого мира. Гильяно презирал деньги, а Пишотта любил удовольствия, которые можно за них купить. Гильяно ничего не оставлял себе, хотя за последние годы добыл преступлениями миллиарды лир. Свою долю добычи он раздавал бедным и поддерживал родительскую семью.
Дон Кроче обратил внимание, что Пишотта носит элегантные костюмы, пошитые в Палермо, и посещает дорогих проституток. Да и семья его живет куда лучше, чем Гильяно. Дон Кроче прознал, что Пишотта держит деньги в банках Палермо под чужими именами и предпринимает другие предосторожности, которые не придут в голову человеку, готовому умереть в любой момент. Например, у него имеются поддельные документы на три разных фамилии и отличный домик в Трапани. Дон Кроче понимал, что все это держится в тайне от Гильяно. Поэтому он ждал его визита, о котором Пишотта попросил сам, зная, что дом дона всегда открыт для него, с интересом и удовольствием. И одновременно с опаской и предосторожностями. Его окружали вооруженные телохранители, полковник Лука и инспектор Веларди были предупреждены и готовились действовать, если встреча пройдет успешно. В противном случае, если он ошибся в Пишотте и все это тройное предательство, задуманное Гильяно с целью убить дона, встреча должна была закончиться для Пишотты смертью.
Пишотта позволил, чтобы его разоружили, прежде чем предстать пред очи дона. Он не боялся, потому что несколькими днями ранее оказал дону Кроче огромную услугу – предупредил о покушении, готовящемся в отеле.
Двое мужчин остались наедине. Слуги дона Кроче накрыли стол, и он сам, со старомодным гостеприимством, подкладывал Пишотте кушанья и подливал вино.
– Добрые времена миновали, – сказал дон. – Пора нам стать серьезнее – и мне, и тебе. Пришло время сделать выбор, который определит наши жизни. Надеюсь, ты готов выслушать то, что я скажу.
– Не знаю, что за беда у вас, – ответил Пишотта в тон дону, – но мне точно пора поумнеть, чтобы спасти свою шкуру.
– Ты не думал об эмиграции? – поинтересовался дон. – Мог бы поехать в Америку с Гильяно. Вино там так себе, а оливковое масло как вода, к тому же есть электрический стул – их правительство далеко не такое цивилизованное, как наше. Надо разворачиваться поосторожнее. Но в целом жить можно.
Пишотта расхохотался:
– Да что мне делать в Америке? Нет уж, лучше попытать удачи здесь. Когда Гильяно исчезнет, за мной уже не будут так гоняться, а горы наши высоки.
– Что с твоими легкими? – заботливо спросил дон. – Принимаешь лекарство?
– Да, – Пишотта кивнул. – Все нормально. В любом случае шансов на то, что меня убьет чахотка, маловато. – Он широко улыбнулся.
– Давай говорить как сицилиец с сицилийцем, – произнес дон Кроче с нажимом. – В детстве и в юности вполне естественно любить наших друзей, быть с ними щедрым, прощать их грехи. Каждый день сулит новые надежды, мы глядим в будущее с удовольствием и без страха. Мир наш безопасен, это самое счастливое время. Но мы взрослеем и начинаем сами зарабатывать себе на хлеб; не всякая дружба выдержит это испытание. Приходится стоять за свои интересы. Родители больше не отвечают за нас, а простые детские радости уже не приносят удовлетворения. В нас поселяется гордыня – мы стремимся стать богатыми или влиятельными, да хотя бы просто уберечься от несчастий. Я знаю, как сильно ты любишь Тури Гильяно, но не пора ли тебе спросить себя: какова цена этой любви? И действительно ли она жива после всех этих лет или живы лишь воспоминания?
Он замолчал, давая Пишотте возможность ответить, но тот лишь глядел на него с лицом, каменным, как горы Каммарата, и таким же белым. Потому что стремительно побледнел.
Дон Кроче продолжил:
– Я не могу позволить, чтобы Гильяно выжил или сбежал. Если ты останешься ему верен, то превратишься в моего врага. Помни вот о чем: стоит Гильяно уехать – и тебе не выжить на Сицилии без моей защиты.
– «Завещание» Тури в надежных руках в Америке, – сказал Пишотта. – Если вы его убьете, оно будет опубликовано и правительство падет. А новое может загнать вас обратно на ферму в Виллабе, а то и куда подальше.
Дон поцокал языком. Потом рассмеялся и пренебрежительно заметил:
– А ты сам-то читал это знаменитое «Завещание»?
– Да, – ответил Пишотта, удивленный реакцией дона.
– А я нет, – сказал дон. – И решил, что буду действовать так, будто его не существует.
– Вы просите меня предать Гильяно. Почему вы решили, что я на это способен?
Дон Кроче улыбнулся:
– Ты предупредил меня о покушении в отеле. Разве это не знак дружбы?
– Я сделал это ради Гильяно, а не ради вас, – ответил Пишотта. – Тури действует неразумно. Он хочет вас убить. Но когда вы умрете, для нас не останется никакой надежды. «Друзья друзей» не успокоятся и откроют на нас охоту, наплевав на «Завещание». Тури мог бы уже уехать из страны, но он выжидает, рассчитывая отомстить вам и отнять вашу жизнь. Я пришел договориться. Через несколько дней Гильяно уедет, и его вендетте против вас придет конец. Отпустите его.
Дон Кроче наклонился над своей тарелкой. Отпил глоток вина.
– Ты ведешь себя как дитя, – ответил он. – С вашей бандой покончено. Гильяно слишком опасен, чтобы оставить его в живых. Но убить его я не могу. Мне предстоит и дальше жить на Сицилии – я не могу убить ее величайшего героя и сделать еще много вещей, которые должен. Слишком много людей любят Гильяно, слишком много его сторонников возжелают отомстить мне за его смерть. Эту работу сделают карабинери. Вот о чем я говорю. И ты – единственный, кто может заманить Гильяно в ловушку.
Он сделал паузу, а потом добавил:
– Ваш мир разрушен. Ты можешь остаться и погибнуть с ним – или перешагнуть через него и зажить в другом.
– Сколько бы Бог меня ни защищал, – сказал Пишотта, – мне не выжить, если станет известно, что я предал Гильяно.
– Просто скажи мне, где вы встречаетесь с ним в следующий раз, – ответил дон Кроче. – Никто больше не узнает. Я сам договорюсь с полковником Лукой и инспектором Веларди. Они все устроят.
На секунду он замолчал.
– Гильяно изменился. Он больше не твой товарищ по детским играм, не твой лучший друг. Он – мужчина, преследующий собственные интересы. И тебе лучше взять с него пример.
Вот почему вечером 5 июля, идя к Кастельветрано, Пишотта был уже повязан с доном Кроче. Он сказал, где они встречаются с Гильяно, и знал, что дон уведомит полковника Луку и инспектора Веларди.
Он не сообщил про дом дзу Пеппино – только про то, что встреча назначена в Кастельветрано. И посоветовал им быть осторожнее, потому что у Гильяно нюх на опасность.
Но когда Пишотта добрался до дзу Пеппино, старик встретил его с необычной холодностью. Пишотте показалось, что тот его подозревает. Наверное, заметил необычную активность карабинери и, с обычной сицилийской паранойей, сложил два и два.
На мгновение Пишотту охватила тревога. За ней последовала новая страшная мысль. А вдруг мать Гильяно узнает, что это Аспану, ее любимчик, выдал полиции ее сынка? Они же плакали в объятиях друг друга, и он поклялся защищать ее сына, а потом поцеловал, словно Иуда… В тот миг ему захотелось застрелить старика и застрелиться самому.
Дзу Пеппино сказал:
– Если ты ищешь Тури, он был здесь, но уже ушел.
Он сжалился над Пишоттой: лицо у того было белее белого, а ртом он отчаянно глотал воздух.
– Выпьешь анисовки?
Пишотта покачал головой и развернулся, готовясь уходить. Старик сказал:
– Будь осторожен, в городе полно карабинери.
Аспану пришел в ужас. Каким он был дураком, надеясь, что Гильяно не заподозрит ловушки! А что, если и предательство он заподозрил тоже?
Пишотта выбежал из дома, обогнул городок и направился через поле в сторону их запасного места встречи – акрополя Селина в древнем городе-призраке Селинунте.
Руины древнегреческого города сияли в свете луны. Гильяно сидел на крошащихся каменных ступенях храма, размышляя об Америке. Его охватила всепоглощающая меланхолия. Прежним мечтам пришел конец. Совсем недавно он был полон надежд на собственное будущее и будущее Сицилии, искренне верил в свое бессмертие. Столько людей любили его. Они считали Тури своим благословением, а теперь, думал Гильяно, он превратился для них в проклятие. Вопреки здравому смыслу он казался себе всеми покинутым. Однако у него еще остался Аспану Пишотта. Наступит день, когда они возродят старую любовь и старые надежды. В конце концов, в начале их тоже было только двое.