Она поцеловала его лоб, такой же белый, как мрамор в серых прожилках, поцеловала его посиневшие губы, руку, в клочья разодранную пулями. Разум ее помутился от скорби.
– О, кровь от крови моей, – вскричала Мария Ломбардо, – какой страшной смертью ты умер!
Потом она лишилась чувств, а когда врач, находившийся там же, сделал ей укол и она пришла в себя, Мария Ломбардо настояла, чтобы ее отвели во двор, где нашли тело сына. Там она опустилась на колени и поцеловала кровавые следы на земле.
Когда ее доставили назад в Монтелепре, муж уже ждал ее. Тогда-то она и узнала, что убийцей ее сына был ее любимчик, Аспану.
Глава 29
Майкла Корлеоне и Питера Клеменцу сразу после ареста доставили в тюрьму Палермо. А оттуда повели в кабинет инспектора Веларди на допрос.
При инспекторе находились шесть вооруженных карабинери. Он приветствовал Майкла и Клеменцу с ледяной любезностью и обратился сначала к Клеменце.
– Вы американский гражданин, – сказал он. – У вас есть паспорт, где сказано, что вы приехали навестить брата. Дона Доменика Клеменцу из Трапани. Очень достойного человека, как мне сообщили. Уважаемого.
Эту традиционную формулу он произнес с нескрываемым сарказмом.
– Мы арестовали вас вместе с Майклом Корлеоне, вооруженных, в городе, где за несколько часов до этого был убит Тури Гильяно. Вы не хотите сделать никакого заявления?
Клеменца ответил:
– Я ездил на охоту, стрелять кроликов и лисиц. Мы заметили, что в Кастельветрано началась суматоха, и заглянули в кафе выпить кофе. Так и получилось, что мы видели, что произошло.
– В Америке на кроликов охотятся с автоматом? – поинтересовался инспектор Веларди. – Затем повернулся к Майклу Корлеоне: – С вами мы уже встречались раньше, так что мне известно, зачем вы здесь. И ваш приятель-толстяк тоже это знает. Однако с тех пор, как мы так славно пообедали с доном Кроче несколько дней назад, ситуация изменилась. Вы – пособник преступного заговора по вывозу Гильяно из страны. И я больше не обязан обращаться с мразью вроде вас как с нормальным человеком. Ваше признание уже подготовлено, и я рекомендую вам его подписать.
В этот момент в кабинет вошел офицер карабинери, который что-то шепнул инспектору Веларди на ухо. Тот коротко ответил:
– Пусть войдет.
Это был дон Кроче – одетый ничуть не лучше, чем в тот раз, когда они с Майклом обедали вместе. Его багровое лицо было таким же бесстрастным. Он проковылял к Майклу и обнял его. Питеру Клеменце пожал руку. А потом развернулся и уставился на инспектора Веларди, не говоря ни слова, – глыба, излучающая нечеловеческую силу. Лицо и глаза дона светились властностью.
– Эти люди – мои друзья, – произнес он. – Что заставило вас думать, что вы можете обращаться с ними без уважения?
В голосе его не было гнева – вообще никаких эмоций. Он задавал прямой вопрос, требующий прямого ответа. И одновременно намекал, что никакой ответ не оправдает их арест.
Инспектор Веларди пожал плечами:
– Они предстанут перед судьей, и тот все решит.
Дон Кроче опустился в одно из кресел возле стола инспектора Веларди. Почесал бровь. И сказал негромко, без всякой угрозы:
– Из уважения к нашей дружбе позвоните министру Трецце и узнайте его мнение по этому поводу. Вы окажете мне услугу.
Инспектор Веларди покачал головой. Его голубые глаза больше не были ледяными – они сверкали гневом.
– Мы никогда не были друзьями, – воскликнул он. – Я следовал приказу, который стал недействительным после смерти Гильяно. Эти двое пойдут под суд. И, будь это в моей власти, вы последовали бы за ними.
В этот момент на столе у инспектора Веларди зазвонил телефон. Он проигнорировал звонок, дожидаясь ответа дона Кроче. Тот сказал:
– Возьмите трубку, это министр Трецца.
Инспектор медленно поднял трубку, не сводя с дона Кроче глаз. Несколько минут он слушал, потом ответил: «Да, ваше высокопревосходительство» – и положил ее обратно. Поерзал на своем стуле и сказал, обращаясь к Майклу и Питеру Клеменце:
– Вы можете идти.
Дон Кроче встал и махнул рукой, выгоняя Майкла и Клеменцу из кабинета, словно цыплят со двора. Потом повернулся к инспектору Веларди:
– Я обходился с вами со всей любезностью весь прошлый год, хоть вы и чужак на моей Сицилии. А вы, на глазах у моих друзей и ваших офицеров, выказали неуважение к моей особе. Однако я не стану держать на вас зла. Надеюсь, в ближайшем будущем мы пообедаем вместе и возобновим нашу дружбу уже с большим пониманием.
Пять дней спустя при свете дня инспектор Фредерико Веларди был застрелен на центральном бульваре Палермо.
Через два дня Майкл прибыл домой. Семья устроила праздник – из Вегаса прилетел его брат Фредо, явились Конни и ее муж Карло, Клеменца и Том Хейген с женами. Они обнимали Майкла и поднимали тосты в его честь, восхищаясь тем, как хорошо он выглядит. Никто не упоминал о годах изгнания и не подавал виду, что заметил запавшую половину его лица, никто не заговаривал про смерть Санни. То была вечеринка в честь его возвращения, словно Майкл уезжал в колледж или на каникулы. Он сидел по правую руку от отца – и наконец-то был в безопасности.
На следующее утро Майкл подольше поспал – первый его полноценный, спокойный сон с тех пор, как он покинул страну. Мать приготовила ему завтрак, а когда Майкл сел за стол, наклонилась и поцеловала – весьма необычный знак внимания с ее стороны. Прежде такое случилось лишь один раз, когда он вернулся с войны.
Закончив есть, Майкл прошел в библиотеку и обнаружил, что отец его ждет. Он был удивлен, что отец один, без Тома Хейгена, а потом понял, что тот хочет переговорить с ним без свидетелей.
Дон Корлеоне церемонно налил в две рюмки анисовой настойки и протянул одну Майклу.
– За наше сотрудничество, – сказал он.
Майкл поднял рюмку.
– Спасибо, – ответил он. – Мне многому предстоит научиться.
– Да, – дон Корлеоне кивнул. – Но у нас достаточно времени, и я здесь, чтобы учить тебя.
– Ты не думаешь, что сначала надо прояснить дело с Гильяно? – спросил Майкл.
Дон тяжело опустился в кресло и вытер салфеткой рот.
– Да, – согласился он. – Обидно получилось. Я надеялся, что он сбежит. Его отец и мать – мои добрые друзья.
– Я не понимал, что там происходит и на какую сторону мне встать. Ты сказал доверять дону Кроче, но Гильяно его ненавидел. Я считал, что, как только «Завещание» окажется у тебя, смерть не будет грозить Гильяно, но они все равно убили его. А теперь, когда мы опубликуем «Завещание» в газетах, им останется только перерезать себе глотки.
Он заметил, что отец смотрит на него с холодком.
– Такова Сицилия, – произнес дон. – Предатель на предателе.
– Дон Кроче и правительство наверняка заключили с Пишоттой сделку.
– Так и есть, – дон Корлеоне снова кивнул.
Но Майкл все еще недоумевал:
– Почему? У нас же есть «Завещание», доказывающее, что Гильяно действовал с правительством заодно. Когда оно будет опубликовано, правительство в Италии падет. Все это какая-то бессмыслица.
Дон, едва заметно улыбнувшись, сказал:
– «Завещание» не будет опубликовано. Мы никому его не передадим.
Майклу понадобилось не меньше минуты, чтобы осознать, что сказал отец и что это значит. Потом, впервые в жизни, он разгневался на дона по-настоящему. Весь побелев, воскликнул:
– Так мы все это время работали на дона Кроче? И я предал Гильяно вместо того, чтобы выручить его? Я лгал его родителям? Ты предал своих друзей и обрек их сына на смерть? А меня использовал как приманку, как козла опущения? Боже, отец, Гильяно был хорошим человеком, настоящим героем для бедняков на Сицилии! Мы обязаны опубликовать «Завещание».
Отец дал ему закончить, потом встал с кресла и положил руки Майклу на плечи.
– Послушай меня, – сказал он. – Для бегства Гильяно все было готово. Самолет ждал, Клеменца и его люди получили приказ во всем тебе помогать. Дон Кроче хотел, чтобы Гильяно уехал, так было проще всего. Но тот объявил ему вендетту и рассчитывал довести ее до конца. Он мог сразу явиться к тебе, однако задержался, чтобы предпринять последнюю попытку. Это его и погубило.
Майкл отошел от отца и сел в одно из кожаных кресел.
– Должна быть причина, по которой ты не опубликуешь «Завещание», – сказал он. – Ты заключил сделку.
– Да, – ответил дон Корлеоне. – Когда тебя ранило взрывом бомбы, я понял, что ни я, ни мои друзья не могут полностью защитить тебя на Сицилии. Будут еще покушения. А я хотел быть уверен, что ты вернешься домой в целости и сохранности. Поэтому мы договорились с доном Кроче. Он защитит тебя, а я в ответ постараюсь убедить Гильяно не публиковать «Завещание», когда тот окажется в Америке.
Потрясенный, Майкл вспомнил, как сам сказал Пишотте, что «Завещание» в Америке, в надежных руках. В этот момент судьба Гильяно была решена. Майкл вздохнул:
– Мы должны опубликовать «Завещание» ради его матери и отца. Ради Джустины. С ней все хорошо?
– Да, – ответил дон. – О ней заботятся. Понадобится несколько месяцев, чтобы она примирилась со случившимся. – Он сделал паузу. – Джустина умная девушка, она отлично тут устроится.
– Мы предадим его мать и отца, если не обнародуем «Завещание».
– Нет, – возразил дон Корлеоне. – За годы в Америке я кое-что понял. Надо быть разумным и уметь договариваться. Что даст обнародование «Завещания»? Может, итальянское правительство падет, а может, и нет. Министра Треццу снимут с должности, но неужели ты думаешь, что он будет наказан?
Майкл в ярости воскликнул:
– Но он, представитель народа, участвовал в заговоре, от которого погиб этот самый народ!
Дон пожал плечами:
– И что?.. Позволь мне продолжить. Как публикация «Завещания» поможет отцу или матери Гильяно? Правительство станет преследовать их, бросит в тюрьму, будет всячески притеснять. Что еще хуже, дон Кроче внесет их в свои черные списки. Не лучше ли дать им мирно встретить старость? Я договорюсь с правительством и доном Кроче об их защите. И вот так «Завещание», не будучи обнародовано, принесет им пользу.