— Я не знаю, что вы имеете в виду, — рявкнул убийца, с которого Сериски снял тирольскую шляпу и очки.
— Таким он мне больше нравится, — заметил, обернувшись, Барани. — По крайней мере, его можно узнать. А когда цирюльник сбреет его бородку и усы, это снова будет наш красавчик Муш. Правда, патрон?
Он обыскал Серджо и вытащил пистолет с длинным дулом. Потом и ему надел наручники. Рондье, только что обогнавший автобус и следивший за дорогой, добавил:
— Я уже почти потерял надежду вновь свидеться с тобой, Муш. Боялся, что не удастся отомстить за наших друзей, которых ты убил. Даже спать не мог.
Он обогнал еще одну машину и процедил сквозь зубы, глядя в зеркало заднего вида:
— Дерьмо!
Муш молчал. Он упорно пытался понять, кто его выдал. Ясно, что Ле Гофф и его ребята приехали специально за ним. Не их дело следить за прибытием самолетов! Но кто же мог предупредить полицию! Кто, кроме Маналезе, знал, что он прилетит в Орли? Убийца покосился на Ле Гоффа и спросил:
— Могу я закурить?
Он заранее знал ответ. Так уже было во время их первой встречи.
— Нет, — бесстрастно ответил Ле Гофф и тут же спросил: — Где бриллианты из «Боинга»?
Убийца пожал плечами:
— Не знаю о чем вы говорите,
— Конечно, не знаешь, — откликнулся Сериски. — Ты никогда ничего не знаешь. А ты, впереди, тоже понятия не имеешь?
Серджо обернулся с удивленным видом.
— Что вы сказали?
— Ничего, — проворчал Ле Гофф. — Есть свидетели, они все расскажут.
И приказал Рондье:
— Остановитесь на секунду, я перейду в свою машину. Вскоре колонна свернула к Пуаньи, и Ле Гофф снял трубку радиотелефона.
— Говорит Красный. Внимание всем машинам. Приближаемся к объекту. Приготовьтесь действовать по плану.
Спустя полчаса «бьюик» Сальваторе въехал на аллею, ведущую к крыльцу виллы. Все Маналезе, кроме уехавшей с дочерью Терезы и Жанны, оставшейся в доме, сидели на террасе и, как один, повернули головы к машине. На их лицах отразилось изумление, потому что вслед за «бьюиком» подъехало еще шесть машин, не предусмотренных программой. Из них выскочили полицейские и жандармы с автоматами. Издалека доносились звуки автомобильных моторов, свидетельствующие о том, что окружение завершено. Сальваторе встал. Он побледнел, но не потерял присутствия духа. Увидев Муша и Серджо в наручниках, он сразу понял, что случилось. Эта была катастрофа.
— В чем дело? — начал он тем не менее. Мария, его верная подруга, печально смотрела на мужа. Она поняла, что произошла одна из тех глупых случайностей, которые она всегда предвидела в глубине души. Из красной машины вышел полицейский и представился, показывая свой жетон:
— Главный комиссар Ле Гофф. Сыскная полиция. Старый сицилиец двинулся к нему. Ле Гофф объявил:
— Сальваторе Маналезе, вы и ваша семья арестованы по обвинению в ограблении в самолете Париж — Нью-Йорк.
Луи Берлинец незаметно сунул руку под куртку за револьвером, но в бок уперся ствол пистолета.
— Полегче, — посоветовал Мерлю, выуживая револьвер у него из под куртки.
— Руки вверх! — крикнул Сериски, толкая перед собой Муша.
Маналезе медленно выполнили приказ. Даже старая сицилийка, вся красная от стыда.
— Это к вам не относится, мадам, — сказал Ле Гофф.
Голос его был почтителен. Он знал, с кем имеет дело. Опыт… За спиной Альдо послышались шаги Жанны, выходившей из дома. Он быстро повернулся, потом перевел взгляд на убийцу и накинулся на него:
— Подлец! Ты наставил мне рога! Мне! А ведь я тебя спас…
Он обошел следившего за ним полицейского, сделал два быстрых шага и плюнул в лицо не успевшему увернуться Мушу.
— Я поклялся свернуть тебе шею, дерьмо!
— Альдо! — вмешался старик. Его старший сын медленно отступил, подталкиваемый автоматом охранника. Сальваторе вернулся к комиссару. Необходимо было что-нибудь сказать.
— Объясните мне…
Но Муш, тыльной стороной рукава пытавшийся стереть со щеки плевок, резко прервал его:
— Нечего объяснять! Все и так ясно. Кто-то из вашей семейки выдал меня. Может быть, вы! Но я не знаю, почему!
Темная кожа старика стала серой, а Муш продолжал, кипя от бешенства:
— Никто не знал, что я прилечу в Орли! Никто! Кроме вас и ваших дружков из Нью-Йорка, которые заставили меня вернуться!
В эту минуту из машины Ле Гоффа раздался громкий голос Барани:
— Патрон! Вас вызывает штаб! Срочная телеграмма из Нью-Йорка.
Все повернулись к красной машине. Ле Гофф махнул рукой:
— Пусть передают. А вы читайте нам.
И Барани своим сильным, певучим голосом стал читать:
«Разыскали экипаж «Боинга» и часть пассажиров, в том числе жертв ограбления. Все опознали в присланных фотографиях его участников. Теперь ищем пилота. Благодарим главного комиссара Ле Гоффа за помощь нашему следствию. Джулио Мазари, начальник полиции штата Нью-Йорк».
Слова эти, разносившиеся в теплом весеннем воздухе, не требовали пояснений. Они прозвучали как приговор. Сальваторе Маналезе смолк и отступил, как будто его ударили по лицу. В тяжелой тишине послышался долгий вздох, смешанный с рыданием. Это была Жанна. Такого она не предвидела. Она думала всех перехитрить, а получила стальные браслеты!
Муша, который все это время, казалось, слушал песню далекой птицы на ветке, не понимая причины своего поражения, вдруг осенило. Гримаса исказила его лицо. Дрожа от ярости, он обрушился на старика:
— Вы умники! Хотели силой заставить меня вернуться? Зачем же? Что вам нужно было узнать?
Повернувшись кругом, он уставился на Альдо, ловя его взгляд.
— Узнать, наставила ли тебе рога твоя баба, ведь так? А потом отомстить? Ну, отвечай! Признайтесь, что у вас хватило глупости не совладать со своей сицилийской гордыней, рискуя отправить всех нас в тюрьму! Отвечай же!
Альдо, вне себя, пытался броситься на обидчика, но в него вцепились два полицейских. А Муш, которому нечего было терять, все бередил рану.
— Ну так вот, раз мы все, по вашей вине, на одной галере, то я вас успокою. Тебя успокою, Сальваторе!
Он снова повернулся, чтобы взглянуть на старика, которому впервые презрительно «тыкал».
— Раз кто-то из твоей шайки меня выдал, я хочу, чтоб вы не сомневались. Да, я переспал с женой твоего сына. Это правда. Спроси у нее.
Он обвел взглядом всех Маналезе и яростно добавил:
— И если бы я мог, то сделал бы это снова. Без сожалений! С доносчиками не церемонятся!
Безумные глаза всех Маналезе обратились на Жанну, стоявшую на последней ступеньке и отгороженную спинами полицейских. Ле Гофф начинал понимать. Значит, Муш посягнул на честь сицилийцев, поправ святые законы гостеприимства. Он осмелился притронуться к жене одного из них. Дело прояснялось. Но комиссар не желал вмешиваться. Напротив. Именно в такие минуты истина часто выходит наружу. Вместо того, чтобы погасить ссору, он подлил масла в огонь:
— Ты ошибаешься, Сарте. Тебя выдали не они. Это была женщина, не назвавшая себя. Она по телефону сообщила мне о твоем прибытии.
Убийца изумился:
— Женщина? Но какая женщина могла знать… Сальваторе вздрогнул. Он нахмурился и задумчиво пробормотал:
— Женщина…
Потом поднял искаженное гневом лицо. Он все понял и прорычал в лицо невестке:
— Так это ты? Ты не хотела очной ставки? Боялась нашей мести?
Он отодвинул жандарма, сделал шаг и бросил ей:
— Дрянь!
Жанна не пошевельнулась. Она невидящим взором смотрела на Серджо, с ненавистью уставившегося на нее, на ругавшегося по-итальянски Альдо в наручниках, на гордого Луи, бросавшего на старика сочувственные взгляды, на опустившую голову и сцепившую руки Марию. Нарушил тишину Муш:
— Самое время оскорблять ее, старый дурак!
Его яростный голос заставил Сальваторе очнуться от кошмара. Он тряхнул головой и обратил лицо к убийце.
— Это все ты! Ты! Это моя вина! Я знал, что ты меченый. Я должен был сказать своим, чтобы тебя избегали. Ты принес мне только горе. Но…
Теперь все глаза были обращены на старика.
— …Но ты больше никому его не принесешь. Никогда!
Никто не мог предвидеть того, что произошло дальше. Старик двумя руками схватил кисть ближайшего к нему жандарма и заставил его палец нажать на спусковой крючок автомата. Все длилось от силы пять секунд. Этого было достаточно, чтобы пять пуль попали Мушу в живот. Их разделяли всего два метра, и старик не мог промахнуться. Полицейские схватили Сальваторе. Поднялся чей-то приклад, но Ле Гофф крикнул:
— Нет!
Приклад все-таки опустился, но задел только плечо старика, тот слегка пошатнулся. Рондье и Сериски поддерживали Муша, который прижимал к животу скованные руки. Кровь струилась по его пальцам, окрашивая их в красный цвет. По лбу тек пот. Он посмотрел на пальцы, через которые утекала его жизнь, взглянул на того, кто осмелился убить его на глазах у своры полицейских, губя себя навеки, и, сжав зубы от боли и страха, позволил посадить себя в машину, помчавшуюся в ближайшую больницу.
— В путь! — приказал Ле Гофф своим людям, едва машина скрылась за поворотом.
Потом он повернулся к Сальваторе, которому надевали наручники.
— Вы себе навредили. Ограбление было без кровопролития. Наверное, оно обошлось бы вам не так дорого. А теперь…
Старик выпрямился. Голос его был резок.
— Я ни о чем не жалею!
В глазах членов его клана читалось восхищение. Объявленная месть свершилась, неважно, какой ценой. Лучше, умереть, чем не выполнить завет: «Око за око, зуб за зуб».
— В путь, — повторил Ле Гофф.
Он, Мария, Сальваторе и Сериски поднялись в красную «ДС», а Рондье сел за руль. Остальные машины следовали за ними.
Перед выездом на магистраль, когда они все еще ехали по красивой дороге, усаженной тенистыми деревьями, Сальваторе повернул голову к сидевшему рядом с ним комиссару.
— Нельзя ли остановиться на пять минут? Это единственное, о чем я когда-либо вас попрошу.
Скованными руками он показал на видневшуюся сквозь зелень колокольню деревенской церкви. Ле Гофф посмотрел в указанном направлении. Он задумался, потом дотронулся до спины Рондье.