Л ю д м и л а. Зуйкову?
О л е г (кивнул). Она в другом конце сидела — красная, как пион. Да кабы не ее кандидатство, Зина, уверен, не посмотрела бы на авторитет Добрынина, она бы отстояла Константина Игнатьевича.
Л ю д м и л а (подумав). Чем мотивировал Костя самоотвод?
О л е г. Не обижайтесь, Людмила Степановна, но, прямо говоря, Константин Игнатьевич как-то странно… совсем немотивированно… Начал он достойно, по-арефьевски… «Я убежден, что у нашей бригады совесть перед коллективом чиста…». Тут многие кричат: «Арефьев прав, бригада отличная!»
Л ю д м и л а. Я знаю.
О л е г (возмущенно). Но сам товарищ Арефьев почему-то вдруг закончил: «Поскольку серьезные упреки по моему адресу высказаны старым уважаемым коммунистом и производственником, я считаю для себя в данный момент невозможным быть членом цехового партбюро…» И точка!
Л ю д м и л а (задумчиво). Пожалуй, вы, Олег, правы…
О л е г. На все сто! Запомните мое слово: на следующем же собрании Добрынину придется отказаться…
Л ю д м и л а. Не об этом я. Вы правы: Костя действительно решил побродить, обдумать…
О л е г. Я тоже кое-какие тезисы уже набросал.
Л ю д м и л а (отходит к окну). Костя не хочет, чтобы я видела его расстроенным. Неспокойным… (Словно встряхнувшись.) Расскажите мне вразумительно: за что именно Семен Петрович критиковал вашу бригаду?
О л е г. И еще так зло! А ведь какой душевный человек был. И шутил здорово. Только пришел я в цех — он меня остановил. «Походка у тебя, — говорит, — еще какая-то посторонняя. Ходи по цеху как хозяин. Ты уже рабочий человек. Рабочий!» А потом приметил: я верчу в руках заготовку. Подходит и тихо спрашивает: «Ты понимаешь, парень, что в руках держишь?» — «Понимаю, железяку». — «А в этой железяке, — говорит и на пальцах считает, — большущий труд сталеваров, литейщиков, доменщиков, машиностроителей, горняков, шахтостроителей, геологов. Видишь, пересчитать — пальцев одной руки не хватает». А я ему: «Ну если вы разных геологов считать будете, то и обеих рук не хватит. При чем тут геологи?» — «При том, — говорит, — что геологические экспедиции, может, тысячи километров исходили и сотни шурфов заложили, пока рудное месторождение нашли». Эти слова мне прямо в душу запали.
Л ю д м и л а. А то, что сегодня Семен Петрович сказал, вам в душу не запало?
О л е г. Не так говорил. Не то!
Л ю д м и л а. А что, наконец?
На пороге появляется А р е ф ь е в.
А р е ф ь е в. Извини, Людочка, я…
Л ю д м и л а. Хорошо сделал, что прогулялся.
А р е ф ь е в. Я в гостях был. Чай пили, чашки били, ни копейки не платили! Нет, Людочка, чашек я не бил. Но пирогов слопал порядочно.
О л е г. Это здорово, что в такой момент вы шутите!
А р е ф ь е в (удивленно). Ты здесь? Не ожидал.
О л е г (запальчиво). А я ожидал, что здесь и Надя Слипченко, и Савостюк, и Зина Зуйкова! Бригада должна быть рядом с бригадиром, не только когда телевидение снимает, но и когда его демагогически шельмуют. Я ребятам завтра в глаза выскажу.
Л ю д м и л а (опередив Арефьева, порывающегося ответить Олегу). Костя, у кого же ты чай пил?
А р е ф ь е в. У Добрыниных.
Л ю д м и л а. У молодых?
А р е ф ь е в. Нет.
Л ю д м и л а (удивленно). У Семена Петровича?
А р е ф ь е в. И Анны Ивановны.
О л е г (Людмиле, снисходительно). Константин Игнатьевич разыгрывает вас.
Л ю д м и л а. Речь идет о серьезных вещах, и мой муж не станет разыгрывать меня.
А р е ф ь е в. Людочка, где ему, холостяку, понять.
О л е г. Холостяки иногда принципиальнее женатых, товарищ бригадир.
А р е ф ь е в. Слышишь, Люда? Потолковав за чаем с Добрыниным, да еще у него дома, твой муж поступил беспринципно.
О л е г. Я так не сказал. Но завтра утром, уверен, сами станете упрекать себя. Ведь теперь Добрынин вообразит, что он в самом деле прав.
А р е ф ь е в (настороженно). А по-твоему?..
О л е г. Я где-то читал, что к старости у людей иногда меняется характер. Сварливые становятся мягкими, покладистыми, а добрые, справедливые, наоборот, раздражительными, придирчивыми, даже завистливыми.
А р е ф ь е в (тихо). Считаешь, Семен Петрович мне завидует?
О л е г. Не берусь утверждать, что завидует. Но его раздражает, что наша… ваша бригада квартал за кварталом оставляет его позади. Чисто по-человечески его можно понять; правда, Людмила Степановна? (Не замечая, как все больше хмурится Арефьев.) Не святой же он, в самом деле, хоть и в королях фрезеровщиков ходит. Короли тоже своего, не бойтесь, не упустят.
А р е ф ь е в (сердито). Не смей так про Добрынина, не смей! Он…
Л ю д м и л а. Костя… (С тревогой смотрит на дверь смежной комнаты.) Олю напугаешь.
О л е г. Я лучше пойду.
А р е ф ь е в. Останься.
О л е г. Вы в цехе за шесть с половиной лет голос на меня не повысили, а сейчас…
Л ю д м и л а (Арефьеву). Ты действительно обидел Олега.
А р е ф ь е в. За то, что голос повысил, да еще на гостя, прошу извинить. А поговорить, товарищ Батурин, — поговорим сейчас. Я тихонько… тихонечко кое о чем тебя поспрошаю. А потом еще тише кое-что тебе скажу.
О л е г. Я на вас не в обиде, Константин Игнатьевич. Понимаю, в каком вы сейчас состоянии, но потолкуем лучше завтра.
А р е ф ь е в. Состояние у меня сейчас и вправду… не шибко… (Выразительно кашлянул.) А вот почему у меня такое состояние, мы, Олежка, сейчас поговорим. Сейчас.
Л ю д м и л а. Олег прав. Утро вечера мудренее.
А р е ф ь е в. Иногда, Люда вечер бывает неплох.
О л е г. Хорошо, поговорим. Только я хочу вас предупредить: я возмущен поступком Добрынина не из личных, так сказать, соображений.
А р е ф ь е в. А ты без «так сказать». Ты прямей и ясней.
О л е г. Могу ясней. Я ни секунды не боюсь, что из-за нападок Добрынина меня не примут в партию. Ваша рекомендация тоже кое-что значит.
А р е ф ь е в (тихо, но внятно). Я не дам тебе рекомендацию.
О л е г (после паузы). Но в кандидаты дали же.
А р е ф ь е в. Сегодня и в кандидаты не дал бы. И Зине Зуйковой тоже.
Л ю д м и л а (заметив, как поражен Олег). Костя, будем лучше чай пить. По-моему, Олег так и не ужинал сегодня.
О л е г. Спасибо, Людмила Степановна, мне не до ужина. Я должен узнать: чем это я так опозорил своего бригадира? И рекомендателя. И про Зину Зуйкову тоже интересно знать: чем она проштрафилась? Про меня товарищу бригадиру, может быть, из вытрезвителя сообщили, ну а Зина не иначе как драку на танцах во Дворце культуры учинила.
А р е ф ь е в. Не петушись, Олег. «Вытрезвитель», «драка». Не в этом корень. И не в том, что вы с Зиной кое в чем проштрафились. В том корень, что я, понимаешь… я, коммунист Арефьев, сегодня не имею права рекомендовать кого-нибудь в партию. Хотя бы самого наидостойнейшего!..
О л е г (разводит руками). Ничего в толк не возьму!
А р е ф ь е в. Формальное право, конечно, имею, а вот… как бы тебе точнее?..
Л ю д м и л а (тревожно). Костя, неужели ты не имеешь нравственного права?..
А р е ф ь е в. Вот-вот, Люда! В самое яблочко. Понимаешь, мы не раз с тобой толковали, как опасно человеку не заметить своего нравственного ущерба. Ты даже показывала мне сочинение одного своего выпускника.
Л ю д м и л а. Хочешь сказать… (Горячо.) Не верю, Костя! Не замечала.
А р е ф ь е в. Может, к счастью, я заметил?.. Твой муж чересчур залюбовался почетными грамотами и статейками в многотиражке… (Подходит к столику, достает из ящика несколько грамот в красных папках.) Конечно, я получил их не зря. Но время бежит, а ваш бригадир не заметил, как его товарищи по бригаде и, можно сказать, ученики Олег Батурин и Зина Зуйкова чуть-чуть вкось взяли.
О л е г. Извините, Константин Игнатьевич, но Зину даже сам товарищ «король» ни единым словом не зацепил.
А р е ф ь е в. Семен Петрович и за чаем ее не «зацеплял». Хотя разговор у нас крутоватый был. Без дипломатического этикета. Не обижайся, Люда, но Анна Ивановна потерпеливей к шуму. На ее месте ты бы нас с Добрыниным через минуту по разным комнатам развела. Твой знатный муж, к сожалению, зашорился. И только уж после чая у них, в лифте сообразил: а ведь старик на собрании прежде всего свою бригаду «зацепил». Свою. И только потом уж о нас заговорил.
Олег пытается возразить.
Молчи… (Людмиле.) Я вовремя нажал красную кнопку «стоп» — и с третьего этажа назад к Добрынину на восьмой…
О л е г. И поспешили покаяться?
А р е ф ь е в (сдержанно). Уязвить меня хочешь? Что ж, если тебе по нутру словечко «покаяться», изволь. Должен был покаяться. А я ни так ни этак. С одной стороны и с другой стороны.
О л е г. В чем же нашей бригаде надо каяться?
А р е ф ь е в. В том, Олег, о чем Семен Петрович и не заикнулся на собрании. В том, например, что я на четыре твоих опоздания рукой махнул. На глазах у всей бригады!
О л е г. Но бригада в целом все равно дневное задание перевыполнила!
А р е ф ь е в. Вот и я так думал. А ведь не по совести оно.
О л е г. Но когда другие… «задерживались», я тоже за них работал! Понимал, что арефьевцы обязаны — кровь из носа! — дать продукцию сверх задания.
А р е ф ь е в (Людмиле). На Зину Зуйкову намекает.
О л е г. Мне на Зину намекать нечего. К вашему сведению, товарищ бригадир, она на собрании, я видел, больше меня за вас расстроилась. С ее эмоциональностью Зина, пожалуй, перестанет здороваться с Добрыниным.
А р е ф ь е в. В знак сочувствия мне, да? (Людмиле.) Я, видишь ли, и три Зининых опоздания «не заметил». (Олегу.) Какое же я имею право… да, нравственное право спрашивать с бригады, когда у нее на глазах прогульщиков покрываю.
Л ю д м и л а. Костя, опоздавший — не прогульщик.