В культуре (используя слово «культура», мы игнорируем научный и образовательный аспекты культуры, даже несмотря на то, что эта путаница в полной мере ощущается на уровне общих научных теорий и образовательных концепций, и подразумеваем под «культурой» исключительно комплекс эстетики, чувств и моделей поведения: реакцию эпохи на повседневную жизнь) параллельно существуют две контрреволюционные обманные тактики: частичная аннексия новых ценностей и использующее средства крупной промышленности нарочито антикультурн производство (романы, фильмы), продолжающее начатое в школах и семьях оболванивание молодёжи. Господствующая идеология занимается опошлением новых революционных идей и после подобной стерилизации помогает им широко распространиться. Ей даже удаётся использовать революционеров: как мёртвых, путём фальсификации их работ, так и живых, пользуясь общей идеологической путаницей, пичкая их одной из множества мистификаций, имеющихся в её распоряжении.
Одним из противоречий буржуазии в период её упадка является то, что хоть она и уважает абстрактный принцип интеллектуального и художественного творчества, но столкнувшись с его произведениями, поначалу противостоит им, а впоследствии – использует их. Причиной тому служит необходимость в поддержании среди меньшинства чувства критики и исследования, но при условии направления этой деятельности в узкие рамки обособленных утилитарных дисциплин и предотвращения любой попытки слияния критики и исследования воедино. В области культуры буржуазия стремится отучить людей от любви к новшествам, опасным для неё в наше время, в пользу разных деградировавших форм новизны, безвредных и запутанных. Через рыночные механизмы, которым подчинена культурная деятельность, авангардные тенденции оказываются отгороженными от тех сообществ, которые хоть и сами ограничены общими социальными условиями, но могли бы их поддержать. Отдельные представители этих тенденций завоёвывают признание в индивидуальном порядке, приняв установленные для них ограничения: в первую очередь отказ от общих требований, а также согласие на создание фрагментарных работ, открытых для различных интерпретаций. Это придаёт некоторую сомнительность и нелепость самому термину «авангард» как таковому, который в конце концов всегда является объектом манипуляций со стороны буржуазии.
Само понятие коллективного авангарда, несущее в себе воинственный смысл, является новым продуктом исторических условий, порождающих одновременно необходимость создания последовательной революционной программы в области культуры и необходимость борьбы против тех сил, которые препятствуют реализации такой программы. Такие группы перенесли в свою сферу деятельности определённые организационные методы, созданные в рамках революционной политики, и дальнейшая деятельность находилась в неразрывной связи с политической критикой. В этом отношении заметно движение вперёд: от футуризма, через дадаизм и сюрреализм, к направлениям, возникшим после 1945 года. И всё же на каждом из этих этапов мы можем обнаружить одно и то же стремление к тотальному изменению и такой же стремительный распад, когда неспособность к достаточно глубоким изменениям реального мира заставляет авангард отступить на оборонительные рубежи доктринёрства, уязвимость которых была ранее продемонстрирована атакой этого авангарда.
Футуризм, распространявший своё влияние из Италии в период перед Первой мировой войной, стоял на позиции разрушения литературы и искусства, привнёсшей множество формальных новшеств, но притом базировавшейся лишь на крайне упрощённом понимании понятия механического прогресса. Ребяческий технократический оптимизм футуризма исчез вместе с взрастившим его периодом буржуазной эйфории. Итальянский футуризм деградировал от национализма к фашизму, никогда так и не достигнув уровня цельного теоретического осознания своей эпохи.
Дадаизм, основанный беженцами и дезертирами в Цюрихе и Нью-Йорке в годы Первой мировой войны, выражал отказ от всех ценностей буржуазного общества, банкротство которого стало столь очевидным. Неистовые проявления дадаизма в послевоенных Германии и Франции были нацелены главным образом на разрушение искусства и литературы, и в меньшей степени – на определённые формы поведения (нарочито идиотские спектакль, речь, походка). Историческая роль дадаизма заключалась в нанесении смертельного удара традиционной концепции культуры. Скорый распад дадаистского движения был неизбежным результатом содержания дадаизма, полностью основанного на отрицании. Несомненно, что дух дадаизма в некоторой мере вдохновил все последовавшие движения; и что отрицание, исторически дадаистское, должно в будущем стать частью всякой конструктивной позиции до тех пор, пока не будут уничтожены силовым путём социальные условия, предписывающие повторение разложившихся и окончательно интеллектуально деградировавших надстроек.
Создатели сюрреализма, принимавшие участие во французском дадаистском движении, стремились определить область конструктивных действий, основываясь на выраженных в дадаизме духе восстания и предельном разрушении всех традиционных методов. Сюрреализм, начинавший с использования фрейдистской психологии для нужд поэзии, распространил обнаруженные им методы на живопись, кино, некоторые аспекты повседневной жизни. Затем, в рассеянной форме – ещё дальше. На самом деле для подобного начинания принципиальное значение имеет не то, насколько оно было право, но насколько успешно оно смогло на протяжении некоторого времени катализировать желания эпохи. Период прогресса сюрреализма, отмеченный отказом от идеализма и в итоге присоединением к диалектическому материализму, прекратился вскоре после 1930 года, но упадок сюрреализма стал очевидным лишь к концу Второй мировой войны. Сюрреализм к тому времени распространился во множество стран. Также он ввёл в своих рядах дисциплину, и пусть её строгость не следует переоценивать, поскольку зачастую она смягчалась из коммерческих соображений, но которая несмотря на это стала эффективным средством борьбы против буржуазных механизмов создания путаницы.
Программа сюрреализма, провозглашавшая суверенитет желания и удивления и предлагавшая новое использование жизни, содержала гораздо больше конструктивных возможностей, чем о ней принято считать. Несомненно, недостаток материальных средств для выполнения поставленных целей сильно ограничивал возможности сюрреализма. Но переход основателей движения в спиритизм, и особенно убожество их последователей, указывает на необходимость искать причины провала попыток развития сюрреалистической теории в её основах.
Ошибка, лежащая в основании сюрреализма, – идея о несметном богатстве бессознательного воображения. Причина идеологического поражения сюрреализма кроется в убеждении, что бессознательное является огромной жизненной силой, наконец обнаруженной. Его следствием стал последовательный пересмотр истории идей, дальше которого сюрреалисты не пошли. Теперь мы знаем, что бессознательное воображение бедно, что автоматическое письмо однообразно, и что всякая «необычность» окаменелого сюрреалистического подхода является крайне предсказуемой. Последовательная верность такому стилю воображения приводит в итоге к совершенной противоположности современным условиям воображения: к традиционному оккультизму. Насколько сюрреализм остался зависим от своей гипотезы о бессознательном, можно судить по попыткам теоретических исследований, предпринятым вторым поколением сюрреалистов: Калас1 и Мабиль связывают всё с двумя последовательными аспектами сюрреалистической практики бессознательного – во‑первых, с психоанализом, во‑вторых, с влиянием космоса. Действительно, открытие роли бессознательного было сюрпризом и новшеством, но не законом всех будущих сюрпризов и новшеств. Фрейд также в итоге пришёл к этой мысли, выразив её в строках: «Все сознательное изнашивается. Бессознательное – остаётся неизменным. Но стоит ему высвободиться, не превратится ли оно, в свою очередь, в руины?»
Сюрреализм, противостоящий очевидно иррациональному обществу, в котором разрыв между реальностью и всё ещё провозглашаемыми старыми ценностями уже дошёл до абсурда, использовал иррациональное, чтобы уничтожить лишь кажущиеся логичными ценности этого общества. Успех сюрреализма как таковой во многом связан с тем фактом, что идеология этого общества, в её наиболее современном виде, отказалась от строгой иерархии фиктивных ценностей и открыто использует иррациональное, в том числе и останки сюрреализма. Первоочередная задача буржуазии заключается в предотвращении возрождения революционной мысли. Она была уверена в том, что сюрреализм представляет для неё угрозу. Теперь, когда буржуазия смогла растворить сюрреализм в потоке коммерческой эстетики, ей нравится представлять его в качестве высшей точки нарушения установленного порядка. Она прививает своего рода ностальгию по сюрреализму, и в то же время дискредитирует всякий новый поиск, автоматически сводя его к подражанию сюрреализму, к поражению, которое, с её точки зрения, является абсолютно бесспорным. Отказ от отчуждения в обществе христианской морали привёл несколько человек к уважению совершенно иррационального отчуждения в первобытных обществах, вот и всё. Мы должны идти вперёд и делать мир более рациональным – первое условие для того, чтобы сделать его более страстным.
Разложение – высшая стадия буржуазной мысли
Двумя центрами так называемой «современной» культуры являются Париж и Москва. Стили, рождённые в Париже, хотя среди их основателей французы отнюдь не составляют большинство, оказывают влияние на Европу, Америку и другие развитые капиталистические страны, например, на Японию. Стили, установленные в административном порядке из Москвы, влияют на все рабочие государства, и в меньшей степени на Париж и его европейские зоны влияния. Влияние Москвы является непосредственно политическим. Сохранение традиционного влияния Парижа является следствием достигнутого им прогресса в концентрации профессиональной культуры.