В конечном счёте сегодня все формы капиталистического общества основываются на широко распространённом и устойчивом (на массовом уровне) разделении на руководителей и подчинённых. Перенесённая на плоскость культуры, эта характеристика означает разделение между «пониманием» и «созданием», принципиальную неспособность организовать (на основе постоянного использования) с какой-бы то ни было целью непрерывно возрастающее господство над природой.
Доминирование над производством требует от класса капиталистов монополизации понимания производственной деятельности, работы. Для достижения этой цели работа, с одной стороны, всё сильнее фрагментируется, т. е. делается непонятной для исполнителя; и с другой стороны, её единство восстанавливается специальными агентствами. Но эти агентства в свою очередь подчинены истинным управляющим, которые являются единственными, кто обладает теоретическим осознанием всего процесса, поскольку они устанавливают производственный процесс в соответствии со своими целями. Однако это осознание неполно, а эти цели – произвольны, поскольку они оторваны от практики и всякого реального знания, в передаче которых никто не заинтересован.
Вся социальная деятельность, таким образом, разделена на три уровня: мастерская, офис и правление. Культура, как способ активного и практического осмысления общества, также разделена на такие же три части. Воссоздание единства происходит лишь благодаря постоянному нарушению людьми границ тех сфер, которые для них определила схема общественного управления, то есть происходит тайным и неполным образом.
2. Таким образом, механизм организации культуры сводится к овеществлению человеческой деятельности, которое обеспечивает фиксацию живущего и его передачу по модели передачи товаров и которое стремится обеспечить господство прошлого над будущим.
Такое функционирование культуры входит в противоречие с постоянной необходимостью капитализма в завоевании приверженности людей и в ограничении их творческой активности теми узкими рамками, в которые он их заключает. Вкратце, капиталистический порядок может выжить, лишь непрестанно фабрикуя новое прошлое для самого себя. Это особо явно можно наблюдать в культурном секторе, чья реклама строится на периодических презентациях ложных новшеств.
3. Работа, таким образом, стремится свестись к чистому исполнению и потому становится абсурдной. Постепенно, по мере развития технологий, они становятся всё более распространёнными, работа упрощается, а её абсурдность всё больше и больше растёт.
Но эта абсурдность также распространяется на офисы и лаборатории: окончательные решения относительно их деятельности принимаются не ими, но в политической сфере, управляющей всем обществом.
С другой стороны, постепенно, по мере того как деятельность офисов и лабораторий интегрируется в общее функционирование капитализма, требование рекуперации этого вида деятельности приводит к введению в нём капиталистического разделения труда, то есть к фрагментации и иерархизации. Логическая проблема научного синтеза, таким образом, пересекается с социальной проблемой централизации. Результатом подобных изменений является, вопреки видимости, централизованное невежество на всех уровнях знания: научного синтеза не происходит, наука более не понимает себя. Наука уже не является для людей современности подлинным и практичным объяснением их отношений с миром; она разрушила старые представления, но не способна предоставить новые. Мир как единая целостность становится непостигаемым; специалисты-одиночки обладают некоторыми фрагментами рациональности, но они не способны даже передать эти фрагменты друг другу.
4. Такое положение вещей приводит к ряду конфликтов. Существует конфликт между техническими достижениями, являющимися следствием естественной логики развития материальных процессов (а также, по большому счёту, естественной логики развития науки) и технологиями, которые выборочно применяют эти достижения в строгом соответствии с требованиями эксплуатации трудящихся и подавления их сопротивления. Также существует конфликт между целями капитализма и естественными потребностями человека. Таким образом, противоречие между нынешними ядерными испытаниями и всё ещё преобладающим вкусом к жизни отражается даже в морализаторских протестах отдельных физиков. Изменения, которые человек сейчас может внести в самого себя (от пластической хирургии до контролируемых генетических мутаций) также требуют общества, управляющегося самим собой, отмены всякого специализированного руководства.
Повсюду бескрайние новые возможности устанавливают неотложную альтернативу: революционное решение или научно-фантастическое варварство. Компромисс, который представляет собой современное общество, может существовать лишь в состоянии статус-кво, которого оно непрерывно со всех сторон избегает.
5. Современная культура в целом может быть охарактеризована как отчуждённая, в том смысле, что любая деятельность, любой момент жизни, любая идея, любая модель поведения обретает свой смысл лишь «вовне», в «другом месте», которое теперь находится не на небесах, но в области, ещё более сложной для локализации: утопия1 в прямом смысле слова, на самом деле определяет жизнь современного мира.
6. Капитализм повсюду (от мастерской до лаборатории), опустошив любую производственную деятельность от какого‑либо самостоятельного значения, силится поместить смысл жизни в развлекательные мероприятия и переориентировать в этом направлении производственную деятельность. В соответствии с преобладающей моралью производство является адом, реальная жизнь должна заключаться в потреблении, в использовании товаров.
Но по большей своей части эти товары не годны ни для какого использования, кроме удовлетворения некоторых частных надобностей, которые были гипертрофированы в соответствии с требованиями рынка. Капиталистическое потребление навязывает общее сокращение желаний путём регулярного удовлетворения искусственных потребностей, которые остаются потребностями, никогда не становясь желаниями; подлинным желаниям предназначено остаться нереализованными (или быть подменёнными спектаклями). В действительности сам потребитель морально и психологически потребляется рынком. Но прежде всего эти товары не имеют никакого общественного применения, поскольку общественный горизонт располагается на границах завода; за пределами завода всё организовано подобно пустыне (заводские общежития, автострады, парковки…). Территория потребления – это пустыня.
Тем не менее общество, организованное в завод, безраздельно доминирует в этой пустыне. Реальное использование товара является попросту социальным украшением, впрочем, все приобретаемые символы престижа и социальной дифференциации в то же время стали обязательными для всех в соответствии с неизбежной тенденцией промышленных товаров. Завод символически отражён в организации досуга, притом с достаточными возможностями для личных вариаций, чтобы компенсировать некоторое разочарование. Мир потребления по своей сущности является миром спектаклей обо всём и для всех, миром тотальной разобщённости, отчуждённости и неучастия. Управленческая сфера является строгим режиссёром этого спектакля, сочинённого механически и плохо, в соответствии с распоряжениями, исходящими из‑за пределов общества, выраженными в бессмысленных ценностях (сами управляющие, как живые люди, также могут считаться жертвами этого роботизированного режиссёра).
7. За пределами рабочих мест спектакль является основным способом человеческих отношений. Только через спектакль люди приобретают фальшивое знание конкретных аспектов всей общественной жизни: от достижений науки и техники до господствующих моделей поведения и встреч великих мира сего. Отношения между авторами и зрителями являются всего лишь аналогией фундаментального отношения между руководителями и подчинёнными. Это превосходно отвечает нуждам овеществлённой и отчуждённой культуры: отношения, устанавливаемые спектаклем, сами по себе являются превосходным носителем капиталистического порядка. Двусмысленность всего «революционного искусства» заключается в том, что революционный характер спектакля непременно оказывается окружён всем реакционным, что есть во всех спектаклях.
Поэтому развитие капиталистического общества прежде всего означает совершенствование механизма спектакля. Разумеется, это сложный механизм, поскольку его основная задача – распространение капиталистического порядка, он также не должен предстать на публике безумием капитализма; он должен казаться публике привлекательным путём включения в себя элементов представления, которые соответствуют – частично – социальной реальности. Он должен отвлечь от желаний, исполнение которых запрещено правящим порядком. Например, современный массовый туризм представляет города и ландшафты не для удовлетворения искреннего желания жить в подобной среде (человеческой и географической), но как быстрый, поверхностный спектакль (воспоминания о котором впоследствии послужат повышению общественного престижа). Стриптиз является наиболее очевидной формой эротики, деградировавшей до простого спектакля.
8. Развитие и сохранение искусства определялись следующими тенденциями. С одной стороны, искусство было просто-напросто рекуперировано капитализмом как средство психологической обработки населения. С другой стороны, капитализм пожаловал искусству в виде уступки вечную привилегию: настоящую творческую деятельность, алиби для отчуждения любых иных форм деятельности (которая в действительности является наиболее роскошным из всех социальных украшений). Но в то же время сфера, зарезервированная для «свободной творческой деятельности», является единственной, в которой на практике и в полной мере поднимается вопрос о предельном использовании жизни, вопрос коммуникации. Таким образом, искусство является средоточием основных противоречий между сторонниками и противниками официально предписываемых жизненных целей. Установившиеся бессмысленность и разделение соответствуют общему кризису традиционных художественных средств, кризису, связанному с опытом другого использования жизни или требованием его испытать. Революционные художники это