10 («Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне…»11), но у нас более привлекательное будущее.
15. В чём, на ваш взгляд, ценность анкет? И конкретно этой?
Несомненно, речь идёт о форме фальшивого диалога, ставшей в наши дни крайне навязчивой в связи со всеми этими психотехниками по интеграции в спектакль (радостно принимаемая пассивность под топорной маской «участия», не имеющая ценности деятельность). Но мы можем, исходя из неподвижных бессвязных вопросов, утверждать точные позиции. На самом деле эти позиции не являются «ответами», поскольку они не отвечают на вопросы, они отвечают вопросом. Это такие ответы, которые должны преобразовать вопросы. Таким образом, настоящий диалог может начаться после этих ответов. В данной анкете все вопросы являются ложными, однако наши ответы являются правдивыми.
Послание революционерам Алжира и всех других стран
«Пролетарские революции… с беспощадной основательностью высмеивают половинчатость, слабые стороны и негодность своих первых попыток, сваливают своего противника с ног как бы только для того, чтобы тот из земли впитал свежие силы и снова встал во весь рост против них ещё более могущественный, чем прежде, всё снова и снова отступают перед неопределённой громадностью своих собственных целей, пока не создаётся положение, отрезывающее всякий путь к отступлению»
Товарищи!
Видимость революционности международного коммунистического движения рассыпалась вдребезги через сорок лет после провала самого революционного движения. Эти годы отобрала у революции ложь бюрократов, прибавленная к нескончаемой лжи буржуазии. Мировая история продолжает свой революционный путь, но неосознанно или в ложном сознании. Повсюду идёт общественная борьба, но нигде старый порядок не был уничтожен даже внутри восставших против него сил. Повсюду критикуют идеологии прежнего мира и отрекаются от них, но нигде «действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние»2, не освободилось от «идеологии» в марксовском смысле: идей на службе у господ. Повсюду революционеры, но нигде нет Революции.
Когда недавно в Алжире потерпела крушение бенбеллистская иллюзия половинчатой революции, это крушение лишь подчеркнуло общее фиаско. Шаткая власть бен Беллы3 воплощала собой краткий миг равновесия между, с одной стороны, движением алжирских рабочих, готовых взять в свои руки управление всем обществом, и, с другой стороны, буржуазной бюрократией, формирующейся в недрах госаппарата. Но при этом официальном равновесии революция не могла ничего сделать для достижения своих целей и была помещена в музей, в то время как те, кто владел государством за спиной у бен Беллы, имели всю полноту власти, начиная от репрессивного аппарата, основой которого является армия, и заканчивая возможностью скинуть свою маску, то есть самого бен Беллу. За два дня до мятежа он выдал на выступлении в Сиди-Бель-Аббесе4 одновременно смешную и гнусную фразу о том, что «Алжир един как никогда». Теперь он больше не врёт народу, и обстоятельства говорят сами за себя. Бен Белла пал так же, как правил: в одиночку, среди закулисных интриг, благодаря дворцовому перевороту. Он ушёл, окружённый теми же, кто привёл его к власти: это армия Бумедьена открыла ему дорогу в столицу в 1962 году. Но вместе с тем бенбеллистская власть официально закрепила одно завоевание революции, которое бюрократы пока не могут устранить: самоуправление. Силы, которые так хорошо прячутся за спиной «братца мусульманина» Бумедьена5, имеют вполне конкретную цель: уничтожить самоуправление. Смесь жаргона западных технократов и типичного пафоса исламских моралистов в заявлении от 19 июня выражает всю политику нового режима: «Выйти из общего застоя, который уже проявился в снижении производительности, падении доходности экономики, оттоке капиталов, вызывающем тревогу… Помнить о нашей вере, убеждениях, многовековых традициях нашего народа и его нравственных ценностях».
Тот поразительный темп, который набрала история разоблачения практики, должен теперь ускорить и историю развития революционной теории. Повсюду царит одно и то же общество отчуждения, тотального контроля (у нас этим заняты в основном социологи, там – полиция), потребления спектаклей (у нас – машин и электроники, там – слов высокочтимого вождя), какие бы идеологические и юридические маски оно не надевало. Понять единую суть такого общества невозможно без всеохватной его критики, продиктованной обратным стремлением к свободе творческого действия, к обретению каждым человеком контроля над собственной историей на всех уровнях. Это требование всякой пролетарской революции, заключённое в самих её действиях, до сих пор терпело поражение от рук специалистов по власти, которые берут на себя заботу о революции, делая её своей частной собственностью.
Сегодня вернуть к жизни проект неразрывного единства того стремления и той критики (каждое из понятий предполагает другое) значит тут же поставить во главу радикализм, чьими носителями были рабочее движение, современная западная поэзия и искусство (как прелюдия экспериментального поиска на пути к свободному преобразованию повседневности), мысль эпохи преодоления философии и её реализации (Гегель, Фейербах, Маркс), освободительная борьба, от Мексики в 1910 году6 до Конго сегодня7. Но для этого нужно прежде всего полностью и без всяких утешающих иллюзий признать поражение всего революционного проекта первой трети нашего века и приход ему на смену повсеместно и во всех сферах лживых его подделок, восстанавливающих и налаживающих старый порядок8. Господство государственного бюрократического капитализма над рабочими – это противоположность социализму, вот та истина, которой троцкизм отказывался смотреть в глаза. Социализм существует лишь там, где рабочие непосредственно и собственноручно управляют всей совокупностью общественных отношений; а значит, не существует ни в России, ни в Китае, ни где бы то ни было ещё. Русская и Китайская революции были повержены изнутри. И сегодня они поставляют западному пролетариату и народам стран третьего мира ложную модель, которая на самом деле делает более устойчивой власть буржуазного капитализма и империализма.
Подобный поворот к радикализму естественным образом требует дальнейшего развития всех прошлых освободительных начинаний. То, что поодиночке они все остались невоплощёнными или переродились в глобальную мистификацию приводит нас к необходимости понять все взаимосвязи в мире, который предстоит изменить, и, уже отталкиваясь от найденных взаимосвязей, мы сможем воскресить многие разрозненные достижения предпринятых в недавнем прошлом исследований, раскрыв, таким образом, их истинность (освободительное содержание психоанализа, например, не может быть ни понято, ни реализовано иначе как через борьбу за отмену всякого подавления). Осознавать эту двустороннюю природу взаимосвязей мира, действительного и возможного, значит видеть обманчивость любых полумер и знать, что полумера возникает тогда, когда господствующая в обществе модель отношений – с её иерархией и специализацией, а следовательно и с привычками и вкусами – воспроизводит себя внутри отрицающих её сил.
Вдобавок материальное развитие мира ускорилось. И накапливает всё больше потенциальных сил; но специалисты по управлению обществом, в силу собственной роли охранителей всеобщей пассивности, вынуждены не замечать возможностей их полезного применения. С этим развитием приходит и общее нарастание неудовлетворённости, и объективные смертельные угрозы, которые те же специалисты не в состоянии надёжно держать под контролем. С отставанием в развитии, этой ключевой проблемой, нужно бороться в масштабе всего мира, для начала взяв под контроль революции то избыточное развитие производительных сил, этот иррациональный итог капиталистического рационализма. Победа революционных движений стран третьего мира не может быть достигнута индивидуально, но только через общий их яркий вклад в мировую революцию. И в развитии нужно не пытаться догнать капитализм в его страсти к вещам, а обеспечивать все действительные нужды, что и станет основой для настоящего развития человеческих возможностей.
Новая революционная теория должна идти в ногу с действительностью, так сказать, быть на острие революционной практики, зачатки которой мелькают тут и там, но они пока раздроблены, искажены и лишены единого плана. Наши слова могут показаться фантастичными, но именно таков язык реальной жизни. И история постоянно подтверждает это, чем дальше, тем более жёстко. И если в этой истории самые привычные вещи кажутся незнакомыми, то лишь потому, что сама настоящая жизнь является нам лишь в фантастической форме перевёрнутых образов, навязанных спектаклем современного мира: в этом спектакле вся общественная жизнь, вплоть до постановочных псевдореволюций, прописана лживым языком власти и пропущена через её фильтры. Спектакль – земной наследник религий, опиум капитализма, достигшего стадии «общества изобилия» товаров, иллюзия, которую «общество потребления» на самом деле потребляет.
А на единичные всполохи революционного протеста тут же реагирует международная репрессивная система, действующая по всему миру, члены которой распределили задачи между собой. Каждый блок или входящие в его орбиту осколки обязуется поддерживать в своей сфере влияния всеобщий летаргический сон и сохранение порядка, суть которого всегда неизменна. Эта бесконечная репрессия проявляется во всём, начиная от военных интервенций и заканчивая фальсификациями, к которым в той или иной мере прибегает всякая официальная власть: «истина революционна» (Грамши9), и потому любое правительство, даже вышедшее из настоящего освободительного движения, основывается на лжи, транслируемой внутри себя и вовне. Эта репрессивность и составляет самое красноречивое доказательство наших предположений.