teach-in9, эта форма была предпринята 20 октября в Великобритании в университете Эдинбурга по поводу кризиса в Родезии. Эта очевидно несовершенная и примитивная форма является моментом обсуждения проблем, который отказывается ограничиваться по времени (академически) и стремится найти своё логическое развитие и завершение в практической деятельности. В октябре десятки тысяч демонстрантов вышли на улицы в Нью-Йорке и Беркли против войны во Вьетнаме, и их голоса соединились с призывами восставших в Уоттсе: «Убирайтесь из нашего района и из Вьетнама». В ситуации с радикализирующимися белыми знаменитый рубеж легальности уже пройден: проводятся курсы, обучающие тому, как обмануть призывную комиссию (“Le Monde”, 19 октября 1965), а повестки сжигают перед объективами телекамер. В обществе изобилия проявляется отвращение к этому изобилию и к его цене. Автономная деятельность передового сектора плюёт на спектакль и отвергает его ценности. Классический пролетариат, в той же мере, в которой он сумел временно интегрироваться в капиталистическую систему, не интегрировал чёрных (многие лос-анджелесские профсоюзы отказывали в членстве неграм вплоть до 1959 г.), и сейчас чёрные являются точкой объединения для всех, кто отвергает логику этой интеграции в капитализм, nec plus ultra10 всякой обещанной интеграции. И комфорт никогда не будет достаточно комфортным, чтобы удовлетворить ищущих то, чего нет на рынке, то, что именно рынок уничтожает. Уровень, достигнутый наиболее привилегированными технологиями, превратился в оскорбление, которое продемонстрировать даже проще, чем базовое оскорбление овеществления. Восстание в Лос-Анджелесе является первым восстанием в истории, причиной которого во многих случаях было отсутствие кондиционера во время жары.
У негров в Америке есть их собственный спектакль, их пресса, их журналы и их чернокожие звёзды, и таким образом они распознают всё это как лживый спектакль и испытывают к нему отвращение, выражающее их обиду, поскольку рассматривают всё это как спектакль для меньшинств, простое дополнение к спектаклю для основной массы населения. Они распознают, что их спектакль желанного потребления является колонией того же самого спектакля, но для белых, и потому они гораздо быстрее начинают видеть ложь всего экономико-культурного спектакля. Они требуют (желая по настоящему и немедленно участвовать в изобилии, что является официальной ценностью для каждого американца) равной реализации спектакля повседневной жизни в Америке, отведать полунебесные-полуземные достоинства этого спектакля. Но сущность этого спектакля – не быть осуществимым ни немедленно, ни на принципах равенства даже для белых (чёрные как раз выполняют функцию идеальной зрительской гарантии этого стимулирующего неравенства на бегу к изобилию). Когда чёрные требуют буквального принятия капиталистического спектакля, они уже отвергают этот самый спектакль. Спектакль – это наркотик для рабов. Он рассчитан не на дословное восприятие, но на следование за ним с незначительной задержкой (если задержки не будет, мистификация станет очевидной). По сути в США белые сегодня являются рабами товара, а чёрные – его ниспровергателями. Негры хотят большего, чем белые: вот сердце проблемы, неразрешимой или разрешимой исключительно вместе с упразднением этого белого общества. Потому белые, которые хотят избавиться от их собственного рабства, должны присоединиться к чёрному бунту, разумеется, не в качестве поддержки от представителей другого цвета кожи, но ради всеобщего отказа от товара, и в конечном счёте от Государства. Экономический и психологический разрыв между чёрными и белыми позволяет чёрным видеть, что представляет собой белый потребитель, и их оправданное презрение к белым превращается в презрение ко всякому пассивному потребителю. Те белые, которые также отвергают эту роль, не имеют ни малейших шансов на победу, если не будут всегда объединять свою борьбу с борьбой чёрных, распознавая её связанные причины и поддерживая её до самого конца. Если их слияние распадётся перед лицом радикализации борьбы, разовьётся чёрный национализм, который обречёт обе стороны на противостояние по образцу самых старых моделей господствующего общества. Серия взаимных истреблений является другим возможным выходом из существующей ситуации, когда смирение не может больше продолжаться.
Попытки создания чёрного национализма, сепаратистского или проафриканского, являются грёзами, неспособными ответить на реальное угнетение. У афроамериканцев нет родины. В Америке они одновременно у себя дома и отчуждены, как и остальные американцы, но в отличие от остальных чёрные это осознают. Это делает их не отсталым сектором американского общества, а наоборот, наиболее передовым его сектором. Они – это негативное в действии, та «дурная сторона», которая «порождая борьбу, создаёт движение, которое образует историю» («Нищета философии»)11. Африка тут совсем не при чём.
Афроамериканцы – такой же продукт современной индустрии, как и электроника, реклама или циклотрон12. И они несут в себе противоречия. Они являются людьми, которых зрительский рай должен одновременно интегрировать и отвергать, так что антагонизм между спектаклем и человеческой деятельностью наглядно демонстрируется на их примере. Спектакль универсален, как и товар. Но мир товара был основан на противостоянии классов, товар сам по себе является иерархическим. Необходимость товара, и, следовательно, спектакля, информирующего мир о товаре, быть одновременно универсальным и иерархическим ведёт к установлению универсальной иерархии. Но поскольку это установление иерархии должно оставаться скрытым, оно выражается в скрытых (потому что иррациональных) иерархических суждениях о цене в мире нерациональной рационализации. Именно это установление иерархии повсюду создаёт разные виды расизма: лейбористская Англия на пути к тому, чтобы ограничить иммиграцию цветных, индустриально развитые страны Европы вновь стали расистскими, импортируя их субпролетариат из зоны Средиземноморья, эксплуатируя внутри страны колонизированных ими. И Россия не перестаёт быть антисемитской, поскольку она не перестаёт быть иерархическим обществом, в котором труд должен продаваться как товар. Как и товар, иерархия всегда воссоздаётся в новых формах и расширяет свои границы; что можно наблюдать в отношениях между руководителем рабочего движения и трудящимися, так же как и между владельцами двух искусственно различающихся моделей автомобилей. Это – первородный грех товарной рациональности, болезнь буржуазного разума, наследственное заболевание бюрократии. Но омерзительная абсурдность определённых иерархий и тот факт, что все силы мира товара слепо и машинально встают на их защиту, ведёт к тому, что когда начинают практиковать противоположное иерархии, сразу становится видна абсурдность всякой иерархии.
Рациональный мир, произведённый промышленной революцией, рационально освободил индивидуумов от их локальных и национальных ограничений, соединил их в мировом масштабе, но его безрассудство заключается в том, чтобы заново их разделить в соответствии со скрытой логикой, выражающейся в безумных идеях и абсурдных оценках. Чужие повсюду окружают человека, ставшего чужим для своего мира. Варвар больше не находится на краю Земли, он прямо здесь, превращённый в варвара именно своим неминуемым участием в том же иерархизированном потреблении. Гуманизм, который это покрывает, является противоположностью человеку, отрицанием его деятельности и его желаний, это гуманизм товара, благосклонность товара к человеку, на котором он паразитирует. Тем, кто редуцирует людей до объектов, объекты начинают казаться обладающими всеми человеческими качествами, а реальные человеческие проявления превращаются в животную бессознательность. Потому Уильям Паркер, главный по гуманизму в Лос-Анджелесе, мог сказать: «Они начали вести себя как стая обезьян в зоопарке».
Когда власти Калифорнии ввели режим чрезвычайного положения13, страховые компании напомнили о том, что они не покрывают риски на таком уровне: за пределами выживания. Так что в целом выживанию афроамериканцев ничто не угрожает – по крайней мере пока они держатся смирно – и капитализм стал достаточно сконцентрированным и тесно взаимосвязанным с государством, чтобы выдавать «материальную помощь» наиболее нищим. Но просто в силу того, что они находятся позади в процессе повышения социально организуемого выживания, чернокожие ставят ребром вопросы жизни, и требуют они жизни, а не выживания. У чернокожих нет ничего своего, что можно было бы застраховать; они должны уничтожить все формы охраны и частного страхования, известные на данный момент. Они предстают тем, чем они в действительности являются – непримиримыми врагами, разумеется, не подавляющего большинства американцев, но отчуждённого образа жизни во всяком современном обществе: наиболее промышленно развитые страны лишь демонстрируют нам путь, которому будут следовать по всему миру, если система не будет низвергнута.
Отдельные экстремисты из числа чёрных националистов, чтобы продемонстрировать, что они не согласятся ни на что меньшее, чем отдельное государство, выдвинули аргумент, что американское общество, даже если оно в один день признает за ними всё гражданское и экономическое равенство, никогда не дойдёт на уровне индивидуумов до признания межрасовых браков. Таким образом, это американское общество должно исчезнуть в Америке и повсюду в мире. Конец всех расовых предрассудков, как и конец многих других, связанных с запретами, предрассудков в области сексуальной свободы, очевидно, находится за пределами «брака» как такового, за пределами буржуазной семьи, сильно пошатнувшейся среди афроамериканцев, которая царствует и в России, и в США, как модель иерархических отношений и постоянства наследственной власти