(денег или общественно-государственного положения). Сейчас часто говорят, что американская молодёжь после тридцати лет молчания возникает в качестве протестной силы, и что она найдёт свою войну в Испании в восстании чернокожих. Необходимо, чтобы на этот раз её «батальоны Линкольна»14 осознавали всё значение борьбы, в которую они вступают, и полностью её поддерживали в том, что в ней есть из всеобщего. «Крайности» в Лос-Анджелесе были не большей политической ошибкой чернокожих, чем вооружённое сопротивление POUM в Барселоне в мае 1937 года было предательством антифранкистской войны. Восстание против спектакля находится на уровне тотальности, даже если оно происходит в единственном округе Уоттс, поскольку является протестом человека против нечеловеческой жизни, поскольку оно начинается на уровне отдельного реального индивидуума, и поскольку общность, от которой восставший индивид отделён, является истинной общественной сущностью человека, человеческой природой: позитивным преодолением спектакля.
Презентация ситуационистского движения
Журнал “Internationale Situationniste” выражает мнение международной группы теоретиков, предпринявших в последние несколько лет радикальную критику современного общества: критику того, чем оно в действительности является, и всех его аспектов.
По мнению ситуационистов, господствующая повсеместно модель общества, стремящаяся к тоталитарному саморегулированию, подвергается лишь видимости борьбы со стороны лживых протестов, постоянно происходящих на её собственном поле, со стороны иллюзий, которые, наоборот, усиливают эту модель. Бюрократический псевдосоциализм – лишь наиболее грандиозное из этих обличий старого иерархического мира отчуждённого труда. Увеличение концентрации капитала и разнообразия его функций на мировом уровне создали принудительное потребление товарного изобилия, так же как и контроль бюрократов над экономикой и всей жизнью посредством владения ими государством, как и прямой и опосредованный колониализм. Достаточно далёкая от того, чтобы быть окончательным ответом на непрекращающиеся революционные кризисы исторической эпохи, начавшейся два столетия тому назад, эта система сейчас вступила в новый кризис: от Беркли до Варшавы, от Астурии до Киву её отвергают и с ней сражаются.
Ситуационисты полагают, что нераздельной перспективой этой борьбы являются: подлинное уничтожение всякого классового общества, товарного производства и наёмного труда; преодоление искусства и всех культурных достижений, которые будут заново помещены в игру свободного созидания повседневной жизни и таким образом реализованы; непосредственное слияние революционной теории и практики в экспериментальной деятельности, исключающей всякое окаменение в виде «идеологий», которые по своей сути являются властью специализации, всегда служащей специализации власти.
Факторами, поднимающими эту историческую проблему, являются проходящие очень быстро разрастание и обновление фундаментальных противоречий внутри существующей системы между этой системой и человеческими желаниями. Сила, заинтересованная в решении этих противоречий и единственная способная сделать это – все рабочие, лишённые власти над использованием их собственной жизни и контроля над фантастическим накоплением производимых ими материальных возможностей. Демократия Советов рабочих, самостоятельно принимающих решения по всем вопросам, является уже набросанной в общих чертах моделью решения этих противоречий. Движение этого нового пролетариата к соединению в класс без посредничества какого‑либо руководства является всем, что есть разумного в неразумном мире. Ситуационисты заявляют, что у них нет интересов, отдельных от интересов этого движения в целом. Они не устанавливают никаких конкретных принципов, сообразно которым хотели бы моделировать движение, являющееся реальным и действительно проявляющее себя на наших глазах. В сражениях, которые начинаются во многих странах и по разным причинам, ситуационисты выдвигают вперёд целостность проблемы, её связность, её теоретическое и практическое объединение. В общем, на разных этапах, которые проходит эта общая борьба, они постоянно отстаивают интересы всего движения.
Классовая борьба в Алжире
Можно подумать, что новый режим Алжира изо всех сил старается соответствовать тому краткому анализу, который СИ представил в изданном в Алжире «Послании революционерам»1 по итогам изучения ситуации с самых первых дней после победы путча. Ликвидация самоуправления на предприятиях – вот вся сущность бумедьенизма и единственная его деятельность; и началась она в тот самый момент, когда после демонстрации своих военных сил – только их и удалось выкристаллизовать бен Белле, сделать устойчиво работающим органом – государство провозгласило свою независимость от алжирского народа. Все остальные государственные начинания, технократическая перестройка экономики, расширение базиса своей власти в социальном и юридическом смысле опережают способности господствующего класса в современных условиях страны. Толпы неопределившихся, которые не имели ничего против бен Беллы, но были им разочарованы и теперь ждали, что сделает новый режим, чтобы составить мнение на его счёт, могут видеть наконец, что он не делает ничего, если не считать провозглашения независимой диктатуры государства, что было одновременно и объявлением войны самоуправлению. Долгое время этот режим, казалось, даже не может сформулировать конкретные обвинения в адрес бен Беллы или открыто покончить с ним. Всё, что осталось от декларируемого в Алжире «социализма», – очаг социализма навыворот, продукта всемирной реакции в рабочем движении; к тому же провал русской революции завещал всему миру, включая и Алжир бен Беллы, использовать в качестве позитивной модели полицейскую власть, основанную на лжи. Так политическому противнику выносится приговор не за его истинные взгляды, а за полную противоположность ему настоящему; или он вдруг исчезает в намеренном забвении, о нём больше не говорят, его никогда не существовало ни для судов, ни для историков. И так же Бумедьен, главный виновник того, что самоуправление в Алжире – лишь карикатура на то, чем оно должно быть, сам официально называет его «карикатурным», чтобы переделать под авторитарную модель. Во имя идеи самоуправления, идеологически поддерживаемой режимом, Бумедьен отвергает реальные проявления наметившегося самоуправления.
Подобное выворачивание действительности наизнанку заметно и в том, как бумедьенизм критикует прошлое. Бен Беллу упрекают как раз за те действия и за отсутствие в них меры, которые он не совершал и даже не слишком притворялся, будто собирался их делать: за освобождение женщин, например, или за реальную помощь движению освобождения в Африке. Причины лгать о прошлом для текущего режима заключаются в том, что он сам неразрывно связан с этим прошлым. В Алжире господствующий класс не меняется, он только крепнет. И обвиняя бен Беллу за то, что он в действительности лишь симулировал, сам хочет теперь обойтись даже без симуляции революционности. Господствующий в Алжире класс, как до, так и после 19 июня, это формирующаяся бюрократия. Продолжая собственное формирование, она частично изменила схему политического распределения власти. Отдельные прослойки этой бюрократии (военные, технократы) получили превосходство над другими (политиками, профсоюзами). Главными определяющими условиями остаются слабость местной буржуазии, с одной стороны, а с другой – давление крестьянских и рабочих масс, находящихся в нищенском положении, но захвативших после ухода прежнего господствующего класса (европейцев) самоуправление в своём секторе. Сращение алжирской буржуазии и бюрократии в сфере обладания государственной властью стало легче после возвышения новых слоёв, чьи интересы воплощает Бумедьен, и к тому же такой путь развития более соответствует тому региону мирового рынка, с которым связан Алжир. Вдобавок те бюрократические слои, которые господствовали при бен Белле, были менее приспособлены к открытой борьбе против требований масс. Бен Белла и шаткое равновесие в обществе, это временное достижение борьбы против Франции и колонистов, исчезли вместе. Как только господствовавшие прежде слои бюрократии (руководство Федерации ФНО2 по городу Алжир, Всеобщего союза алжирских трудящихся) поняли, что их вытесняют, они после недолгих сомнений пошли на объединение между собой, потому что общность их интересов со всей остальной государственной бюрократией естественным образом одержала верх над связями с рабочими массами. Первым присоединился профсоюз фермеров, который шестью месяцами ранее принял на съезде самые радикальные положения о самоуправлении.
Среди тех бюрократических сил, которые числились у власти во времена бен Беллы, особое положение занимали две прослойки, одновременно и враждующие, и в чём‑то родственные: это алжирская компартия и иностранцы левацких взглядов, поступившие на службу алжирскому государству, – те, кого называли «красноногими». Они были скорее не теми, кто у власти, а претендентами на власть. Крайне левое крыло бюрократии, эти бедные родственники власти, караулящие наследство, по воле бен Беллы получили титул представителей народных масс: мандат был им вручён не этими массами, а самим бен Беллой. Они мечтали, что однажды единолично получат власть, опять же вопреки мнению масс, которой бен Белла делился с очень многими. Поскольку лично бен Белла был их единственным доступом к существующей власти и их главной надеждой на будущее, залогом терпимости к ним (их Сукарно3), крайне левое крыло бюрократии выступило в его защиту, но довольно неуверенно. Деликатно атакуя государственный аппарат, они также играли и на его поле, стараясь противостоять невыгодным переменам в системе отношений между властными силами. И здесь снова бумедьенова критика полностью не права, осуждая эти элементы главным образом как иностранные, вредные для собственного пути алжирского социализма. Крайне далёкие от того, чтобы «строить теории ради самих теорий» («Эль-Муджахид»