Несмотря на все эти недостатки, вовсе не удивительные, учитывая противоречие между масштабностью самого проекта и узостью студенческой среды, все лучшие аспекты произошедшего своим примером немедленно запустили цепную реакцию. Рабочие на деле увидели свободную дискуссию, поиски радикальной критики, прямую демократию, право, которое можно взять. Это была, пусть лишь в масштабах освобождённой от государства Сорбонны, программа революции, которая сама вырабатывала свои формы. На следующий день после захвата Сорбонны рабочие в Нанте захватили завод Sud Aviation. Спустя три дня, в четверг 16 мая, были захвачены заводы Renault в Клеоне и Флине, и началось движение в NMPP и в Булонь-Бийанкур2, начиная с 70‑го цеха. К концу недели было захвачено уже 100 заводов, и в это же время волна забастовок, которую бюрократы из профсоюзов поддержали, хотя с самого начала не имели к ней ни малейшего отношения, парализовала железную дорогу, приобретая характер всеобщей стачки.
Единственной властью в Сорбонне была Генеральная ассамблея всех захвативших её. На первом заседании 14 мая она в некотором замешательстве избрала Комитет по оккупации из 15 членов, ежедневно ею переизбираемых. Лишь один из делегатов, член группировки Бешеные, базирующейся в Нантере и Париже, предложил программу: защита прямой демократии в Сорбонне, и как конечная цель – установление абсолютной власти Рабочих советов. На следующий день генеральная ассамблея целиком переизбрала свой Комитет по оккупации, который за это время ещё ничего не сумел сделать. На деле все возникшие в Сорбонне специализированные органы слушались указаний тайного так называемого «координационного» Комитета, состоящего из самопровозглашённых организаторов, придерживающихся крайне умеренных позиций и ни перед кем не отчитывающихся. Через час после переизбрания Комитета по оккупации один из этих «координаторов» попытался в частном порядке заявить о его роспуске. Раздавшийся во дворе Сорбонны всеобщий призыв к рядовым участникам поднял протестную волну, заставившую манипулятора отречься от своих слов. На следующий день, в четверг 16 мая, тринадцать членов Комитета по оккупации исчезли, и оставшиеся двое товарищей, в числе которых тот самый член группы Бешеные, оказались единственными, кто по праву представлял власть Генеральной ассамблеи, а между тем время требовало немедленных решений: демократия в Сорбонне сплошь и рядом превращалась в карикатуру, а снаружи непрестанно увеличивалось количество захваченных заводов. Комитет по оккупации собрал вокруг себя всех, кого мог собрать из захватчиков, верных делу поддержания демократии, и в 15 часов призвал к «Немедленной оккупации всех заводов Франции и созданию Рабочих советов»3. Чтобы распространить его, Комитету нужно было параллельно восстановить демократическое управление Сорбонной. Ему требовалось захватить или заново создать одновременно всё, что, по идее, было в подчинении Комитета: систему голосового оповещения, печать, межфакультетскую связь, службы порядка. Участники Комитета пропускали мимо ушей брюзжание представителей разных политических групп (JCR4, маоистов и т. д.), напоминая, что подотчётны лишь Генеральной ассамблее. А отчитаться планировалось в тот же вечер, но единогласно принятое всеми захватчиками Сорбонны решение о первом походе на завод Renault в Бийанкуре (о захвате которого как раз дошли вести) заставило перенести заседание ассамблеи на завтра, на два часа дня.
Ночью, когда тысячи товарищей были в Бийанкуре, неизвестные созвали импровизированную Генеральную ассамблею, которая закончилась сама собой, когда узнавший о её проведении Комитет по оккупации отправил двух делегатов, чтобы указать на её нелегитимный характер.
В пятницу, 17‑го мая, в два часа дня на уже настоящем заседании ассамблеи трибуна в течение долгого времени была заблокирована самопровозглашённой службой порядка, составленной из числа активистов FER5, а в довершение в 17 часов пришлось прервать заседание для второго похода на Бийанкур.
Позже вечером, в 21 час, Комитет по оккупации смог наконец‑то отчитаться о своей деятельности. Но он никак не мог добиться ни обсуждения, ни вынесения на голосование предпринятых им действий, в частности, призыва к захвату заводов – ассамблея, не желая брать на себя ответственность, не стала ни дезавуировать его, ни ратифицировать. Ввиду такой апатии Комитету ничего не оставалось, кроме как сложить полномочия. Затем ассамблея явила всё своё слабоволие, не сумев помешать вновь захватить трибуну отрядам активистов FER, чей путч, очевидно, был направлен против временного союза бюрократов из JCR и UNEF6. Сторонники прямой демократии посчитали, что им больше нечего делать в Сорбонне, о чём они тут же и заявили.
Ровно тогда, когда заводы стали подхватывать пример оккупации, она провалилась в Сорбонне. Особенно усугубляет дело то, что бюрократы, с которыми приходится сталкиваться рабочим, куда крепче студентов-дилетантов или гошистов. Вдобавок бюрократы-гошисты, заигрывая с Всеобщей конфедерацией труда, чтобы добиться хотя бы минимального признания, отделили студентов от рабочих под абстрактным предлогом, что «не им их учить». На самом же деле студенты уже преподали рабочим урок: самим захватом Сорбонны и созданием, пусть и на краткий момент, площадки для действительно демократической дискуссии. Все бюрократы демагогически твердят нам о главенстве рабочего класса, чтобы скрыть, что его держат в цепях, и в первую очередь – они сами (прямо сейчас или в собственных мечтаниях, в зависимости от названия их организации). Они противопоставляют «празднику» в Сорбонне то, как они лгут с серьёзным видом, хотя единственно серьёзная вещь происходила именно среди этого праздника: радикальная критика господствующих условий жизни.
Борьба студенчества теперь уже пройденный этап. Но в даже большей степени пройденным этапом являются все второсортные бюрократические руководители, которые считают нужным подлизываться к сталинистам, в то время как ВКТ7 и так называемая «коммунистическая» партия сами трясутся от страха. Исход сегодняшнего кризиса целиком зависит от самих рабочих, от того, удастся ли им, захватив свои заводы, претворить в жизнь то, что захват университетов смог лишь наметить.
Товарищи, поддержавшие первый Комитет по оккупации Сорбонны: Комитет Бешеных-Ситуационистского интернационала, некоторые из рабочих и несколько студентов, организовали Совет по поддержке оккупаций: под поддержкой оккупаций, разумеется, понимается лишь их количественное и качественное расширение; и оно не пощадит ни один из существующих режимов.
Париж, 19 мая 1968
Совет по поддержке оккупаций
За власть рабочих советов
За десять дней не только сотни заводов были захвачены рабочими, а деятельность страны была полностью парализована стихийной всеобщей забастовкой, но также различные здания, находящиеся в собственности государства, были захвачены комитетами, де факто присвоившими себе над ними власть. Перед лицом такой ситуации, которая в любом случае не может продолжаться долго и которая стоит перед альтернативой расширяться или исчезнуть (вследствие репрессий или ликвидационных переговоров), все старые идеи были уничтожены, все радикальные гипотезы о возвращении революционного пролетарского движения были подтверждены. Тот факт, что всё движение на самом деле началось пять месяцев назад с полдюжины революционеров из группировки Бешеные, демонстрирует как нельзя лучше, насколько явно уже существовали объективные условия для него. Французский пример уже перешагнул через государственную границу, возродив тем самым интернационализм, неотделимый от революций нашего века.
Основная борьба сегодня происходит между, с одной стороны, рабочими массами, которые не имеют непосредственного голоса, и, с другой стороны, левыми политическими и профсоюзными бюрократами, которые контролируют проходные заводов и право говорить от лица захвативших эти заводы рабочих, хотя профсоюзы охватывают лишь 14 % от экономически активного населения. Эти бюрократы являются по своей сути не опустившимися и вставшими на тропу измены рабочими организациями, но механизмом интеграции в капиталистическое общество. В условиях нынешнего кризиса они являются главными защитниками пошатнувшегося капитализма.
Голлизм может договориться, преимущественно с ФКП и ВКТ (пусть и не напрямую)1 о демобилизации рабочих в обмен на экономические поблажки, при этом подавляя радикальные течения. Или власть может перейти к «левым», которые будут проводить ту же политику, но с более слабых позиций. Также могут быть предприняты попытки силового подавления. Или, наконец, рабочие могут взять верх, говоря напрямую от своего лица и выдвигая требования столь же радикальные, сколь и уже практикуемые ими формы борьбы. Такой процесс может привести к формированию Советов рабочих, принимающих решения на демократической основе, объединённых в федерацию посредством делегатов, которые могут быть отозваны в любой момент, и к превращению этих Советов в единственную совещательную и исполнительную власть во всей стране.
Как может продолжение текущей ситуации привести к подобной перспективе? В течение нескольких дней, возможно, требование возобновить работу определённых секторов экономики под рабочим контролем сможет заложить основы этой новой власти, которая выйдет за пределы существующих партий и профсоюзов. Необходимо возобновить работу железных дорог и типографий для нужд рабочей борьбы. Необходимо, чтобы новая действительная власть реквизировала и распределяла еду. Возможно, потребуется, чтобы обесценивающаяся валюта была заменена долговыми обязательствами, связывающими с будущим этой власти. Именно посредством такого практического процесса может установиться классовая сознательность, завладевающая историей и осуществляющая для всех рабочих власть над всеми аспектами их собственной жизни.