Совет по поддержке оккупаций
Париж 22 мая 1968
Послание всем рабочим
Товарищи!
То, что уже сделано нами во Франции, витает в воздухе по всей Европе и скоро начнёт угрожать всем господствующим классам в мире, от пекинских и московских бюрократов до миллиардеров из Вашингтона и Токио. Подобно тому как мы заставили плясать Париж, интернациональный пролетариат вновь пойдёт штурмом на столицы всех государств, на все крепости отчуждения. Захват заводов и общественных зданий по всей стране не только нарушил функционирование экономики, но, главное, вновь разжёг всеохватную критику общества. Практически все общественные слои в едином мощном порыве требуют изменения жизни. Это – рождение революционного движения, которому отныне для действительного осуществления революции не хватает лишь осознания того, что оно уже сделало.
Какие силы станут спасать капитализм? Текущий режим должен пасть, если не попробует удержаться, угрожая применением армии (вкупе с вероятными перевыборами, проведение которых возможно только после капитуляции движения) или даже немедленно прибегнув к силовому подавлению. Что касается возможного прихода к власти левых, то они точно так же будут стараться сохранить старый мир, и через уступки, и силой. Главным стражем их «народного правительства» при подобном исходе станет так называемая компартия, партия сталинистских бюрократов, которая с самого начала боролась с протестным движением и стала обдумывать свержение голлизма лишь тогда, когда уже очевидно не могла более быть его главным защитником. Подобное временное правительство не станет по‑настоящему «керенским», если сталинисты не будут побеждены. А это зависит уже от сознательности и от возможностей автономной организации рабочих: тем из них, кто уже отверг смехотворные предложения, которыми полнятся профсоюзные кабинеты, предстоит понять, что в условиях существующей экономики они не смогут «добиться» чего‑то намного большего, но могут взять всё сами, перекроив всю основу экономики под свои нужды. Хозяева никак не могут платить больше, зато могут исчезнуть.
Сегодняшнее движение не «политизировалось», выйдя за пределы лживо выдаваемых за «проблемы общества» жалких профсоюзных требований на тему зарплат и отпусков. Оно вышло за пределы политики: оно поднимает проблему общества в её простой истинности. Революция, готовившаяся больше века, возвращается. И утвердиться она может лишь в своих собственных формах. Уже поздно заделывать дыры революционно-бюрократической замазкой. Когда Андре Баржоне1, едва отрёкшись от сталинизма, призывает создать единую организацию, которая объединила бы «все подлинно революционные силы… которые равняются на Троцкого, на Мао, на анархизм, на ситуационизм», нам остаётся только напомнить, что все, кто равняется сегодня на Троцкого и на Мао, не говоря уже об этой жалкой «Федерации анархистов», не имеют с нынешней революцией ничего общего. Бюрократы могут сегодня пересмотреть свои взгляды на то, что они называют «подлинно революционным»; но подлинная революция не пересмотрит приговор, который она вынесла бюрократии. У рабочих, учитывая власть, которой они обладают, и учитывая, чем являются известные нам партии и профсоюзы, на данный момент путь только один – взять в собственные руки экономику и все аспекты переустройства общественной жизни с помощью объединённых комитетов из рядовых членов, которые прямо заявят о своей независимости от любого политического и профсоюзного руководства, смогут сами себя защищать и объединятся в союзы на региональном и общенациональном уровне. Действуя таким образом, они должны стать единственной настоящей властью в стране, властью Рабочих советов. В противном случае пролетариат – так как он «либо революционен, либо он ничто»2 – станет пассивным объектом. И снова усядется у своих телевизоров.
Что входит в понятие власти советов? Исчезновение любой внешней власти; прямая и полная демократия; воссоединение на практике принятия и исполнения решений; возможность отзыва своего делегата в любой момент; устранение иерархии и любых отдельных специализаций; сознательное преобразование всех условий освобождённой жизни и управление ими; постоянная вовлечённость масс в творческий процесс; международные масштабы и международная согласованность. Текущие требования – ничуть не меньше. Всё, что меньше этого, – уже не самоуправление. Берегитесь любых рекуператоров, этих модернистов всех мастей – вплоть до кюре – которые вдруг заговорили о самоуправлении, даже о рабочих советах, но не допустят указанного выше минимума, потому что хотят сохранить свои бюрократические функции, свои привилегии специалистов-интеллектуалов и возможность выслужиться в местных царьков!
Фактически то, что требуется теперь, требовалось с самого начала пролетарского революционного проекта. Речь идёт об автономии рабочего класса. Шла борьба против системы наёмного труда, против товарного производства, против государства. Целью было проложить путь к сознательной истории, уничтожить всё, что разделяет, и всё, «что существует независимо от индивидов»3. Пролетарская революция сделала стихийные наброски соответствующих ей форм в виде Советов, в Санкт-Петербурге в 1905‑м, и в Турине в 1920‑м, в Каталонии в 1936‑м, как и в 1956‑м в Будапеште. Всякий раз сохранение старого общественного строя или создание новых эксплуататорских классов происходило за счёт подавления советов. Рабочий класс теперь знает своих врагов и подходящие ему методы борьбы. «Революционная организация должна сама понять, что не может более бороться против отчуждения в отчуждённой форме» («Общество спектакля»4). Очевидно, что Рабочие советы являются единственным решением, так как все прочие формы революционной борьбы приводили к результатам, противоположным желаемому.
Комитет Бешеных-Ситуационистского интернационала
Совет по поддержке оккупаций
Париж, 30 мая 1968
Больная планета
«Загрязнение» стало сейчас модным, причём точь‑в-точь как революция: оно целиком захватывает жизнь общества и при этом иллюзорно представлено в спектакле. Это – невыносимо скучная болтовня в горах исписанной бумаги и никому не нужных речах, ложных и лживых, но именно оно на самом деле держит мир за горло. Оно заявляет о себе повсюду как идеология и завоёвывает всё новые позиции как реальный процесс. Два этих противоположных движения, финальная стадия товарного производства и замысел её полного отрицания, одинаково богаты на внутренние противоречия и вместе набирают силу. Они вместе свидетельствуют о наступлении того долгожданного исторического момента, который многие предсказывали, правда не вполне отгадав его обличье: это невозможность дальнейшего функционирования капитализма.
Эпоха, обладающая достаточной технической мощью, чтобы радикально ухудшить условия жизни на всей планете Земля, благодаря тому же развитию техники и отдельно науки обладает также и всеми возможностями контролировать и заранее просчитывать с математической достоверностью, к чему – и когда именно – приведёт самопроизвольный рост отчуждённых производственных сил в классовом обществе: иными словами, определить скорость стремительного ухудшения даже самих условий выживания, как в очень широком, так и в самом примитивном смысле слова.
Пока глупцы-пассеисты ещё заняты спорами о критике всего происходящего с эстетических позиций, и чтобы доказать свою прозорливость и современность, прикидываются, будто лучше всех понимают наш век, заявляя об особой красоте автомагистралей или застройки в Сарсель1, которую мы должны предпочесть неудобству «живописных» старых кварталов, или говоря с важным видом, что в целом население теперь лучше питается, в пику тем, кто тоскует по хорошей кухне, – тем временем проблема тотального разрушения природной и человеческой среды давно уже не стоит в прежней плоскости так называемых качеств, эстетических или иных; она переросла в острую проблему материальной возможности дальнейшего существования мира, если он будет двигаться в том же направлении. А невозможность этого на самом деле уже прекрасно доказана всеми науками по отдельности, и спор среди учёных ведётся лишь о сроках; и ещё о тех полумерах, которые могли бы при их последовательном применении ненадолго отсрочить конец. Всё, что может сделать такая наука для мира, который её породил и вцепился в неё обеими руками, – это составить ему компанию на пути к разрушению; но идти она вынуждена с открытыми глазами. Вот до карикатурности наглядная демонстрация того, что знания бессмысленны без их применения.
Измеряют и с безупречной точностью фиксируют быстрый рост химического загрязнения окружающего воздуха; воды в реках, озёрах, и уже океанах, и необратимое повышение радиационного фона, вызванное развитием мирного атома; шумовое загрязнение; захват территорий различной продукцией из пластика, которая может рассчитывать на вечную жизнь в мировой свалке; угрозу перенаселения; бессмысленное вытеснение пищи суррогатами; урбанистическую чуму, бушующую на месте прежних городов и деревень; как и психические заболевания – включая фобии и галлюцинации, которые не преминули разрастись на почве того же загрязнения, о котором кричат на каждом углу, – и самоубийства, скорость распространения которых идеально совпадает со скоростью застройки упомянутых мест (это не говоря уже о последствиях нависшей дамокловым мечом ядерной или бактериологической войны, все средства для которой уже есть, хотя, очевидно, её возможно избежать).
Словом, если про «страхи тысячного года»2 историки до сих пор спорят, насколько они были распространены и даже были ли они вовсе, страх перед двухтысячным годом настолько же очевиден, насколько и обоснован; отныне это подтверждено наукой. В то же время происходящее не является чем‑то в корне новым: это лишь