5 любой буржуа, наверное, спас бы рабочего, выбегающего из горящего здания в языках пламени. Большинство колонистов в Северной Африке, по крайней мере до 50‑х годов, поступили бы точно так же с арабом. Но ненависть, которую вызывает сегодня молодёжь, совершенно уникального свойства. И её единственным, сугубо искусственным источником служит государственная пропаганда, распространяемая через средства массовой информации. Те, кто покорно прикусил язык, ненавидят революционные лозунги молодёжи не потому, что их неверно пересказал им спектакль; причина глубже – потому что они зрители. В ответ на прекрасную формулу, выдвинутую однажды группой молодых революционеров6: «Мы не против стариков, мы против того, что делает их старыми», – эти покорившиеся взрослые могли бы честно ответить, если бы не боялись признаться: «Мы не против молодёжи, мы против того, что делает их живыми». То, что происходило в Сен-Лоран-дю-Пон, как и расклеенные впоследствии по всему Парижу фотографии изуродованного лица Ришара Дезэ7, уже свидетельствуют, так же красноречиво, как вытащенная из тротуаров брусчатка или специальные отряды жандармерии, об атмосфере гражданской войны.
Жестокость всегда существовала в классовом обществе, но нынешнее революционное поколение, и на заводах и на улицах, попросту вновь стало показывать, что она может исходить от обеих сторон: вот отчего на телеэкранах правительство выражает возмущение и обеспокоенность. Молодой пролетариат теперь знает, что может внушать страх; а рабочая молодёжь на заводах и в профтехучилищах, это самая молодая молодёжь и самый пролетарский пролетариат. Оттого, что их боятся, их преследуют. И именно поэтому они должны научиться внушать страх ещё сильнее и побеждать своих противников. В Сент-Этьене, в Ла-Курнёв их избивают владельцы кафе. Всякий раз объясняя это тем, что хотели «преподать им урок»; что ж, десятки тысяч уже размышляют над этим уроком. Те, кто выжил в Сен-Лоран-дю-Пон, были слишком малочисленны и слишком подавлены случившимся, чтобы срывать злобу на оставшемся в живых владельце клуба, хотя поначалу, в порыве справедливого гнева, они делали вид, будто хотят линчевать этого делягу. Сделай они это, тут же посыпались бы упрёки от левых журналистов и троцкистов-бюрократов. В то же время, как поётся в песне времён старой французской революции про убийство коменданта Бастилии: «Дурного в том, ей-богу, ничего».
Такого решительного настроя разрушить старый мир у молодёжи не было уже лет сто, и при этом впервые за всю историю она так хорошо образована. (Поэзию, которую публикует “IS”8, сегодня может прочесть даже четырнадцатилетняя девушка, в этом плане желание Лотреамона сбылось.) Но в конечном счёте общественному порядку угрожает не молодость, ведь это лишь переходное состояние: ему угрожает своей теорией и своей практикой новая революционная критика, быстрое распространение которой мы наблюдаем повсеместно, начиная с исторического момента, свидетелями которого недавно были. Сегодня она укоренилась в среде молодёжи, но старость ей не грозит. Это явление, который год подряд набирающее силу, имеет вовсе не циклический, а накопительный характер. Это история стучится в ворота классового общества, это его смерть. Те, кто сегодня притесняет молодёжь, на самом деле пытаются защититься от пролетарской революции, и эта накапливающаяся критика – их приговор. То, что хозяева общества пребывают в полной панике перед молодым поколением, объясняется прагматическими расчётами, которые, несмотря на их примитивность, они пытаются спрятать за пышными витринами тупейшей критики и громких призывов: всего лет двенадцать-пятнадцать, и молодые станут взрослыми, взрослые – стариками, старики – покойниками. Нетрудно догадаться, что руководителям властвующего класса предельно необходимо успеть как можно быстрее повернуть вспять постепенное снижение уровня их контроля над обществом. И они начинают подозревать, что у них это уже не получится.
Либертариям
Достойнейшие товарищи,
Мы сожалеем, что вынуждены привлекать ваше внимание к этому важному и не терпящему отлагательств вопросу, о котором при нормальном положении дел вы должны были бы знать гораздо больше нас, находящихся далеко и видящих всё лишь со стороны. Но к несчастью, приходится признать, что различные обстоятельства скрывают от вас многие факты или их значение. А потому мы считаем необходимым прямо изложить их вам, также как и обстоятельства, которые помешали вам получить о них сведения.
Прямо сейчас в тюрьмах Испании содержатся под стражей более пятидесяти либертариев, и многие из них за несколько лет даже не были подвергнуты суду. Весь мир ежедневно следит за борьбой, которую ведут баски, но совершенно не в курсе этого аспекта современной испанской действительности. В самой же Испании в узком кругу сторонников определённых взглядов иногда говорится об их существовании и называются имена, но как правило то, что они сделали и какие у них были мотивы, обходят молчанием; и никаких конкретных шагов для их освобождения так и не было предпринято.
Кроме того, обращаясь к вам всем, мы, разумеется, не считаем возможным признавать НКТ в том виде, в котором она была восстановлена, как представляющую либертариев силу или их основной ориентир: те, кто является таковым, не состоят в ней, а кто состоит – не являются.
Революционная пора профсоюзов давно прошла, потому что при обновлённом капитализме все профсоюзы играют вполне определённую роль, заметную или не очень, в спектакле демократической дискуссии об изменении закона о наёмном труде, то есть выступают как партнёр по переговорам и сообщник диктатуры наёмного труда: потому что демократия и наёмный труд несовместимы, и эта всегда присутствовавшая сущностная несовместимость в последнее время наглядно заявляет о себе в масштабе всего мирового общества. Стоит только профсоюзному движению и отчуждённому труду увидеть друг в друге две силы, устанавливающие между собой дипломатические связи, всякий профсоюз начинает выстраивать в себе самом систему разделения труда, чтобы вести свою всё более смехотворную реформистскую деятельность. И даже если профсоюз заявляет, что все политические партии ему идеологически чужды, это не мешает ему оказаться в руках собственной бюрократии специалистов-управленцев, подобно любой политической партии. Что их практическая деятельность и демонстрирует ежесекундно. И случай, о котором говорится здесь, прекрасно это подтверждает, ведь если бы объединённые в организацию испанские либертарии говорили то, что должны были сказать, нам не пришлось бы сейчас говорить это за них.
Из полусотни узников-либертариев, в основном заключённых в тюрьме Сеговии, но также и в других тюрьмах (в «Образцовой тюрьме» Барселоны1, в мадридских тюрьмах Карабанчель и Исэрийас, в тюрьме города Бургос, в тюрьме Эррэра де ла Манча, в тюрьме города Сория), многие невиновны и являются жертвами классических провокаций со стороны полиции. О них хоть немного говорят, и некоторые в целом согласны, что их стоит защищать, но согласны пассивно. В то же время большинство заключённых действительно взрывали полицейские фургоны, здания судов и в прочие подобные учреждения. Они прибегли к вооружённым экспроприациям различных предприятий и немалого числа банков. Речь идёт о группе рабочих с барселонских заводов SEAT (которые в какой‑то момент объявили себя «Революционной армией помощи рабочим»), решивших таким образом финансово поддержать бастующих с их завода, а заодно безработных; а также об «автономных группах» Барселоны, Мадрида и Валенсии, которые делали то же самое гораздо дольше для пропаганды революции во всей стране. Притом именно у этих товарищей самые передовые теоретические взгляды. И в то время как прокурор запрашивает для некоторых из них в качестве индивидуального наказания от тридцати до сорока лет лишения свободы, именно о них нигде и не слышно ни слова, и столько людей предпочло о них забыть!
Испанское государство со всеми его правительственными и оппозиционными партиями, которые его признают и поддерживают, солидарные с ним в этом вопросе лидеры всех прочих стран, руководство вновь учреждённой НКТ, – все они, в силу разных причин, считают, что в их интересах, чтобы те товарищи оставались в забвении. А мы, имея полностью противоположные интересы, скажем, зачем они это – делают.
Испанское государство, будучи наследником франкизма, осовремененного и демократизированного лишь в мере, достаточной чтобы занять самое рядовое место в обычных условиях современного капитализма, заискивая при этом перед всеми, чтобы его допустили наконец до этого жалкого Общего рынка (чего оно, по правде, заслуживает), официально объявляет себя плодом примирения победителей и побеждённых в гражданской войне, то есть франкистов и республиканцев; и это действительно так. Небольшие различия не играют здесь роли: пусть даже в случае демократов-сталинистов сегодняшний Каррильо2 и чуть больший роялист, чем Берлингуэр3, зато и в случае власти от бога король Испании явно не меньший республиканец, чем Жискар д’Эстен4. Но самая важная и непререкаемая истина заключается в том, что сегодняшняя Испания – это запоздалое объединение всех победивших контрреволюционных сил. Многим обязанные друг другу, те, кто хотел выиграть и кто хотел проиграть, те, кто убил Лорку5 и кто убил Нина6, наконец по‑дружески объединились. Ведь все силы, воевавшие в то время против Республики, как и те, в чьих руках была власть в той Республике, – а это все заседающие сегодня в Кортесах7 партии – различными кровавыми методами успешно преследовали и в итоге достигли одну и ту же цель: разгром пролетарской революции 1936 года, величайшей из всех, какие только знала история вплоть до наших дней, той, которая наилучшим образом предвосхитила будущее. Единственной организованной силой, имевшей тогда желание и возможность подготовить революцию, осуществить её и – пусть уже не так последовательно – её защищать, было анархистское движение (опиравшееся единственно лишь на поддержку POUM, н