Слэйд замялся.
— Эмили…
Ее щеки залил румянец, она открыла аптечку и достала флакончик с перекисью.
— И глазом моргнуть не успеешь, как все будет позади. Ты должен подавать пример Марку.
Он сомневался, что сможет подать достойный пример, оказавшись без штанов.
— Я сам, — пробормотал он.
— Ты не достанешь. Лучше я это сделаю.
Может, и лучше, только не для его возбужденных нервов. Когда его руки потянулись к пряжке на ремне, щеки у Эмили заалели ещё ярче. Слэйд решил, что надо поскорее кончать с этим. Он вытащил одну ногу из штанины и, изогнувшись, посмотрел на ранки, которые снова стали кровить.
— Ах, Слэйд, должно быть, было больно?
— Нет, даже не заметил.
Эмили покачала головой, намочила мягкую чистую ткань и намылила мылом.
— Это антибактериальное мыло. Промою ранки, а потом обработаю перекисью.
— Приятная перспектива, — пробормотал он. — Давай закончим с этим поскорее.
Он чувствовал каждое прикосновение ее пальчиков. В воображении живо рисовалось, как они касаются других мест… когда они в постели… Она склонила голову, и он увидел светлые пряди в ее волосах. Он знал, какие они мягкие и шелковистые на ощупь, и понимал, что стоит только прикоснуться к ним — и уже не удержаться.
Промыв и обработав перекисью ранки, Эмили нанесла мазь, и Слэйду захотелось застонать не от саднящих царапин, а от сладостной пытки прикосновения ее пальчиков к бедру. Ему никак нельзя становиться к ней лицом. Никак нельзя, чтобы она увидела…
Эмили весьма проворно перевязала ногу бинтом. Стоять к ней спиной было уже невозможно, и Слэйду пришлось повернуться. Он попытался прикрыться джинсами.
Но, не дав ему сунуть ногу в штанину, она сказала:
— Почему бы не снять их вовсе? Я постираю и починю, если получится.
— В этом нет необходимости.
— Появится, когда понадобятся чистые джинсы.
Ее взгляд пробежал по его ноге и случайно задержался чуть ниже пряжки ремня. С зардевшимися щеками она поспешно отвернулась, сложила бинты и лейкопластырь в аптечку.
Слэйд торопливо натянул штанину, застегнулся, подошел к ней и положил руки ей на плечи.
— Не надо смущаться, Эмили. Думаю, ты и так знаешь, что я испытываю к тебе.
Она встретилась с ним взглядом в зеркале.
— Мне и вправду неловко. Мне надо было понять…
Повернув ее лицом к себе, он осторожно отвел прядь волос с ее лица.
— Как бы я ни реагировал на тебя, ты же знаешь, что тебе нечего бояться.
— Я и не боюсь, просто я осторожна. И не без причины: ты уедешь, а у меня все останется по-прежнему — двое детей и ранчо. Целоваться, конечно, приятно, только нельзя забывать о том, что действительно важно.
Слэйд не отнес бы ощущение, возникавшее от их поцелуев, к числу просто приятных, но она была права — это придет и уйдет. И все же, если бы не брат, он мог бы задержаться…
Услышав торопливые шаги по коридору, Слэйд отодвинулся.
В дверь влетел Марк.
— Я помылся, а Аманда плачет. Мы будем ужинать?
Эмили быстро вышла из ванной.
— Займи сестренку, а я подам ужин. Пока я покормлю ее, вы со Слэйдом поужинаете.
— Ладно. У Слэйда с ногой все будет о'кей?
Она посмотрела туда, где сквозь порванные джинсы проглядывала белая повязка, но Слэйд опередил ее:
— Все будет прекрасно, Марк.
Как бы он хотел сказать то же самое о своем неминуемом отъезде, о своих чувствах к Эмили и ее детям… Но он всегда был перекати-полем и не видел причины менять свое отношение к жизни.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
На полу в гостиной были расставлены ящики с елочными украшениями, а Эмили поддерживала Марка на стремянке, чтобы он мог повыше повесить колокольчик. Оглянувшись на Слэйда, рассматривавшего блестящий голубой шар с именем Марка, она почувствовала, что щеки у нее вновь вспыхнули. Слэйд стоял близко, и она ощущала его тепло, его запах, его… Что было бы, дай она себе волю?.. Через пару недель она начала бы подумывать…
Через пару недель Слэйда здесь может уже и не быть.
— Можно повесить звезду на верхушку, прежде чем я пойду спать? — спросил Марк.
— Конечно. Но со стремянки не дотянуться.
— Я подниму его, — предложил Слэйд.
Она отошла в Сторону.
— Звезда в ящике у дивана.
Марк спрыгнул со стремянки и пошел искать.
— Это ты расписала? — Слэйд взял в руки шар. На нем было выписано имя Марка, дата его рождения и нарисован ангел, от которого исходило сияние.
— На его первое Рождество.
— Сияние ангела. Ты умеешь придавать вещам особый смысл.
Слэйд говорил негромким грудным голосом, отчего сердце у нее встрепенулось. Что ты имеешь в виду?
— Когда Марк видит его, у него возникает чувство своей неповторимости. Бьюсь об заклад, что ты каждый раз печешь ему торт ко дню рождения.
Она кивнула, не сомневаясь, что Слэйд никогда не отмечает свой день рождения.
— Когда ты родился?
— Восьмого апреля.
Она подумала, что к тому времени его уже здесь не будет.
— Некоторые из украшений выглядят старыми. — Слэйд указал на кружевную снежинку на елке.
— Это мама сделала, когда мне было пять лет. Многие из них висели у нас на елке, когда я была еще маленькой. Марк любит слушать, как я рассказываю, откуда они появились. Вон того брыкающегося мустанга, например, отец купил, когда навещал друга в Вайоминге. — Она осторожно постучала пальцем по деревянной церквушке. — А эту мне подарил Даллас, когда мы учились в школе. Они все связаны с какими-то воспоминаниями.
Под взглядом серьезных глаз Слэйда, смотрящего на нее сверху вниз, она пыталась понять, о чем он думает.
— Даже не представлял, что рождественская елка может быть связана с воспоминаниями, — проговорил он. — Наверное, чувствуешь себя… частью большого целого.
Ей хотелось сказать: «И ты мог бы чувствовать себя частью целого». Но она не успела. К ним подошел Марк со звездой в руках.
Слэйд поднял Марка, чтобы тот повесил звезду на верхушку. Звезда была золотистой и немного потускневшей, но Марк смотрел на нее, словно она была прекраснейшей из звезд.
Слэйд опустил его, и мальчик взглянул на мать:
— Ведь здорово она смотрится наверху, а? Разве мы нашли не лучшую елку?
— Елка — лучше не бывает, это уж точно.
Эмили улыбнулась Слэйду — своим присутствием он сделал это Рождество особенным для Марка.
И для тебя, прошептал ей внутренний голос, но она постаралась заглушить его.
— Может, зажжем елку прямо сейчас? — спросил Марк.
— Зажжем, и ты пойдешь переодеваться ко сну.
— Споем рождественскую песенку?
Эмили повернулась к Слэйду.
— Мы всегда так делаем, когда зажигаем огни.
— Еще один обычай? — хрипловато спросил он.
Она кивнула. Слэйд зажег огни, и Эмили обняла Марка.
— Что будем петь?
— «Тихую ночь», — тотчас отозвался он.
Она запела, а за ней Марк, и под конец запел и Слэйд. Когда они допели, воцарилось молчание — они наслаждались мгновением, которое, в чем Эмили не сомневалась, сохранится в их памяти на всю жизнь.
Тишину нарушил звонок. Эмили пошла к телефону, бросив Марку:
— Иди наверх. Поднимусь, когда поговорю.
Вечер оказался слишком волнующим для Слэйда. Рождество и впрямь становилось явью. Когда зажглись огни на елке, у него в горле от волнения встал ком, с которым он никак не мог справиться. Видно, он и впрямь загостился в «Двух белых отметинах». Что он делает здесь, чувствуя себя порой членом семьи?
Пожелав Марку доброй ночи, он собрался идти к себе, когда услышал голос Эмили:
— Привет, Даллас. Ты уже приехал на Рождество?
Слэйду вдруг захотелось выпить стакан молока, и он решил сделать это без излишней спешки. Невольно прислушиваясь, он узнал, что Даллас все еще в университете, и догадался по разговору, что парень выяснял у Эмили, не надо ли ей с Марком чего-нибудь, не обижает ли ее незнакомец.
Она оглянулась на Слэйда:
— Да, он еще здесь. Останется на праздники.
Поговорив еще несколько минут, Эмили положила трубку.
— Даллас хотел что-то сказать? — Слэйд поставил стакан на стол.
— Нет, просто справлялся о моих делах. Соседи здесь приглядывают друг за другом. Разве на других ранчо, где тебе приходилось работать, было не так?
— На других ранчо я жил в хозяйственных пристройках и просто делал свою работу. Не кажется ли тебе, что Даллас довольно далеко отсюда, чтобы проявлять соседскую заботу?
— Расстояние дружбе не помеха. После смерти Пита он поначалу названивал через каждую пару недель. Просто чтобы удостовериться, что у меня все в порядке, — тихо добавила она.
Их взгляды встретились.
— Как нога?
— Прекрасно.
— Ты ведь не сказал бы мне, даже если бы это было не так, верно?
В голосе ее слышалась укоризна, и он почувствовал что-то вроде удовлетворения.
— Точно. Не стал бы подрывать свой ковбойский имидж.
От его мягкого подтрунивания она осмелела и приблизилась к нему на несколько шагов.
— У тебя доброе сердце, Слэйд. Ты превратил Рождество в настоящий праздник для Марка.
— Тут ты ошибаешься. Это ты с детьми превратила его в праздник для меня. — Он помолчал. — Я посмотрел на те санки, что ты принесла. Может, я пройдусь по ним наждаком? Пусть это будет нашим общим подарком.
— Ладно, — медленно выговорила она, будто обдумывая. — Но только при условии, что позволишь мне поиграть с вами в баскетбол.
Он с трудом представил себе Эмили играющей в баскетбол, но будет чертовски занятно отнимать у нее мяч.
— Чем больше компания, тем веселее, — согласился Слэйд со смешком.
Они вновь встретились взглядами, чувствуя, что их тянет друг к другу как магнитом, чтомежду ними что-то есть, как бы они ни противились этому. Ему мучительно хотелось обнять и поцеловать ее, однако он сомневался, что сможет отныне удовольствоваться только поцелуями и что ему вообще стоит задерживаться здесь хотя бы на день после Рождества. Эмили отстранилась.