ВЕСПЕРТИНА: [свист ветра и звон металла] Изыди, обманщик! Знай, с первым лучом зари я стану женой доктора Груэла! Он моя единственная истинная любовь! Как же я обожаю его бородавчатый подбородок и тяжёлые кулаки! Я слабею при мысли о его горбе; я не мечтаю ни о чём другом, кроме его покрытого шрамами волосатого лика! До конца своих дней я больше никого не полюблю! [долгий скорбный стон перекрывает звяканье двигательного механизма]
ВЕДУЩИЙ: Тем временем наш доблестный герой, Тибальт, одержав победу над бандой наёмников и чёрных алхимиков, вознамерившихся затеять войну с Австрией любой ценой, восстанавливается от тяжёлых ранений в загадочном госпитале, где за ним ухаживают полногрудые медсёстры в масках и доктор, который на прошлой неделе оказался не кем иным, как заклятым врагом Тибальта: Невидимым Гусаром!
НЕВИДИМЫЙ ГУСАР: [музыкальная тема № 3: минорная тональность, крещендо 2] Да, это я! Никто другой не смог бы одолеть Героя Крыма! А эти красавицы в масках — мои сёстры, монахини-ниндзя из Нанкина! Они жаждут крови хороших мужчин. Я правда не знаю, как долго мне удастся их сдерживать. Но сперва ты должен познать всю степень своего поражения! Знай же, что это не госпиталь, но мой корабль! [завывание космических ветров] Ты спал крепким сном, старый мой враг, благодаря зельям моих сестёр. Вскоре мы встретимся с моими товарищами — доктором Груэлом и его бандито! [музыкальная тема № 4: минорная тональность, крещендо 6]
ВЕДУЩИЙ: Сумеет ли Тибальт вырваться из тисков своего заклятого врага? Устоят ли монахини-ниндзя перед ужасной жаждой крови? Выйдет ли Веспертина за лживого доктора Груэла или верный возлюбленный успеет к ней? И кто же такой на самом деле этот Невидимый Гусар? Что же будет дальше с этими истомившимися влюблёнными — с неукротимой душой, влюблённой в звёзды, и с настоящим мужчиной, преданным королю, стране и Матушке Земле, — найдут ли они друг друга наконец или так и будут дальше страдать впустую? Узнайте прямо сейчас!
Отправляйтесь со мной в опасные и неистовые миры Венеры и Земли в самом начале Диаспоры, совершите фантастическое путешествие в то особое место в душе, где история встречается с воображением, суровая наука — с полётом фантазии, любовь становится превыше всего, и невозможное — на краткий миг — делается возможным в новой серии… «Сколько миль до Вавилона?»
[музыкальная тема]
ИЗ ЛИЧНОГО КИНОАРХИВА ПЕРСИВАЛЯ АЛЬФРЕДА АНКА
[СЕВЕРИН АНК идёт рука об руку с КЛОТИЛЬДОЙ ШАРЕОННО по Усаги-авеню в Титоне. Вокруг них повсюду сверкают рождественские фонари. Позади виднеется театр «Актеон», над которым в ночном небе неистово вертятся лучи прожекторов. КЛОТИЛЬДА и СЕВЕРИН кутаются в пушистые шубы. Их лица обрамляют одинаковые меха. ПЕРСИВАЛЬ АНК идёт по улице задом наперёд и снимает их настолько ровно, насколько это позволяет его камера, Клара. СЕВЕРИН высасывает начинку из блина, купленного у разносчика. Лицо у КЛОТИЛЬДЫ угрюмое. Она почёсывает мочки ушей с рубиновыми серёжками. Она покинет ПЕРСИВАЛЯ И СЕВЕРИН ещё до конца месяца.]
Как тебе понравился фильм, тыковка?
Никакая я не тыковка!
Ещё какая. Если мы вставим тебе в голову свечку, превратишься в Светильник Джека[47].
Фуу! Мама, в моей голове нет места для свечки.
Ну ладно, ты точно не тыковка, и мы определённо не станем засовывать тебе в голову свечи, делать из тебя пирог или превращать в карету в полночь. А теперь скажи, тебе понравилось папино кино? Он его сделал для тебя одной, это его первый детский фильм.
[долгая пауза] Нет.
Но ты в нём такая чудесная, милая моя! Разве тебе не было весело сниматься в той маленькой роли? Разве не приятно увидеть себя на огромном-преогромном экране?
[начинает рыдать] Папа, прости! Но взаправду не бывает такого, чтобы осьминоги разговаривали, носили очки и гетры. Это всего лишь дядя Толмадж в костюме с приклеенными блёстками. Я никогда не повстречаю говорящего осьминога, такого, как мистер Бергамот, никогда-никогда! [Слёзы катятся по щекам СЕВЕРИН прямо на её блин. Она вытирает лицо меховым рукавом, шмыгает носом от холода.] Это сплошная глупость, только и всего.
«ТЁМНО-СИНИЙ ДЬЯВОЛ»:ДАМА, О КОТОРОЙ ИДЁТ РЕЧЬ
Досье: 14 декабря 1961 г.
— Мистер Сент-Джон, меня зовут Цитера Брасс, — сказала дама, о которой идёт речь, пожимая мою руку на манер рекламного агента, пока «тэлбот» ехал себе спокойненько, как и полагается ехать через особенно неприятную толпу отбойщиков, направляясь в бурлящее от денежных потоков сердце делового квартала Те-Деума.
Она позволила мне поесть. Она позволила мне выпить. Рассказывая об этом, я чувствую примерно то же самое, что чувствовал бы, рассказывая о первоклассном перетрахе. Это личное, извращенец, иди-ка прогуляйся. Что я делаю со своим пищеводом, касается только меня. Я пробубнил своё имя в ответ Цитере Брасс. Я не стремлюсь его произносить слишком уж часто. Это имя почти что не моё. Оно мне не впору, как пальто с чужого плеча. Слишком просторное имя для парня вроде меня. Слишком известное, слишком замысловатое, слишком велик шанс, что кто-то окинет меня взглядом с головы до ног и извергнет то, чего я страшусь: «А, тот самый!» Но мисс Брасс уже знала, кто я такой. Она бы меня не сцапала, не будь я тем, кто я есть, так что мы с нею могли просто сидеть рядом, и каждый был в курсе относительно того, что мы знали. Только вот у неё было преимущество: я-то ничегошеньки о ней не знал. Ненавижу такое. Это противно моей природе. Я коллекционирую сведения.
— Американка? — спросил я и глотнул ещё её бурбона.
Она кивнула; едва шевельнула подбородком, но это всё же был кивок.
— Сенека.
Ну да. Точно. Я-то думал про сиу, но, чёрт возьми, американцы для меня все одинаковые.
— Я бывал в Нации в детстве. Прошёлся с экскурсией по залам и землям Лиги. Поздоровался за руку с парочкой судей. Мне там больше понравилось, чем в Штатах.
— М-м-м-м, — ответила моя длинноногая дама, не сводя глаз с какого-то малого в маске в виде рыбьей морды, прыгающего рядом с лимузином, словно особенно неуместный восклицательный знак.
— Сам-то я вообще никто. Даже не знаю, на каком шарике родился. Провёл какое-то время на Венере, ясное дело. Надолго застрял на Луне, и это был унылый период, как целый год Великого Поста. Ну и побывать успел практически везде. Если сосчитать все орбиты, где я повесил шляпу на гвоздь, то я был подданным четырёх разных Корон; гражданином Китая, Франции и Аргентины; и невольником на Ио — думаю, в строгом смысле слова это сделало меня итальянцем, — но всего на месяц.
Поглядите-ка на меня. Собиратель сведений, изливаю свою никчёмную биографию даме лишь по той причине, что её милые бронзовые коленки выглядели предзнаменованием второго пришествия. Мне не надо было ничего говорить. Я мог бы наслаждаться «тэлботом», тишиной и выпивкой. У Цитеры Брасс где-то лежала папка, в которой было записано всё. Она была из тех бабёнок, чья работа — раскладывать всё по папкам. Хранить секреты, разложенные рядком, от зарплаты до зарплаты. И всё же я, устроившись на кожаном сиденье цвета цыплячьего жира, пытался ей понравиться.
— Послушайте, — проговорил я. Маслянистый привкус дармовой выпивки заставил шестерёнки в моей голове вращаться более плавно. — Знаю, речь о больших деньгах, а я на мели. Но мне не нужна эта работа. У меня больше нет силы воли на путешествия, и мне попросту плевать на всё, что вам небезразлично. Я не хочу ничего знать. Я не любопытен. Вы-то думали, всё наоборот, да? Но я не такой. Я хороший. Мы по этому поводу с Господом моим Богом во всём разобрались. Честно говоря, мне вообще не хочется работать, когда этого можно избежать. Я сюда приехал, чтобы дотянуть до конца. Просто шлёпнуться в снег и прожить один долгий год. Этого должно хватить. На этом снежном шарике один естественный год длится восемьдесят четыре земных года. Может, меня хватит до весны. Может, лето помашет мне ручкой издалека. Лето на Уране. Наверное, это круто. Но, скорее всего, нет. Я не расстроюсь, если карты лягут не так. Послушайте… — Я схватил её за руку и внезапно запаниковал. Не знаю, почему так вышло. Она посмотрела на мою лапищу так, словно я был йети с триппером. — Послушайте, ну пусть пройдёт шестьдесят лет или пятьдесят, или, учитывая мои привычки, двадцать, но с точки зрения Урана, который мыслит крупным планом, мне осталось жить меньше года. И это просто прекрасно, Цит. Я этому чрезвычайно рад. И этой радостью дорожу. Не хочу её испортить, бегая туда-сюда из-за каких-то целей, амбиций или планов, которые превосходят мои ближайшие пятнадцать раундов со сном. Не отнимайте у меня этот год, мисс Брасс. Он принадлежит мне одному.
«Тэлбот» круто повернул и выехал на рыночную площадь. Я должен был встретиться со своим связным в закусочной «Тартар»: не сказать, что забегаловка, но приличным местом её тоже не назовёшь. Ясное дело, мы проехали мимо «Тартара» и устремились прямиком к Штаб-Квартире. Замёрзшие фонтаны. Высокая статуя обнажённой девушки с прилипшими к бокам руками и запрокинутой головой, так что её тело напоминало ракету, а куски льда, громоздившиеся у ног, — выхлопы работающих реактивных двигателей.
Меланхолия.
Самый дорогой из адресов в Те-Деуме… ну, один из самых. Меланхолия. Башен, естественно, четыре — как и жидкостей. Сангуа, Холе, Флегма и Меланхолия[48].Четыре флуоресцентных небоскрёба, возвышающихся над Тэ-Дэ словно праздничные свечи. Вздыбленные к небесам рога единорогов, населённые боссами. Боссы заправляют всякими разными делами. А мы, все прочие, у них на побегушках. В наши дни это единственная иерархия, кот