ЦИТЕРА: Мы об этом подумаем. Можно… можно спросить? Вы носите обручальное кольцо, но не на той руке. Удовлетворите моё любопытство?
ЭРАЗМО: Она не хотела замуж. Это не значит, что я не был её мужем.
ЦИТЕРА: [пауза] Можно я в последний раз угощу вас кофе перед уходом?
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ОТКРЫТКА, ОТПРАВЛЕННАЯ Ц. БРАСС, ДЛЯ ВРУЧЕНИЯ ЧЕРЕЗ «ОКСБЛАД ФИЛМЗ», ЙЕМАЙЯ, ДЕКАБРЬ 1952 Г.
Подлежит включению в рукопись мемуаров Эразмо Сент-Джона «Голос, которого нет», публикация запланирована на весну 1959 г. («Рэндом Хаус»)
Лицевая часть:
На обороте:
Привет, Цит.
Короче говоря, он отправился искать свою судьбу, а я пью один в канун Рождества, и мне больше некому написать.
Я не знаю, любил ли он меня когда-нибудь, и я не знаю, что означает эта штуковина в его руке. Он ни разу не дал мне понять, что испытывает от нее боль. Не знаю, сильно ли она изменилась; он начал носить перчатки, когда мы жили в Нью-Йорке (какой же это был бардак! Шесть месяцев мы орали друг на друга посреди стен из бурого песчаника — это воспоминание ни один из нас больше не отважится выволочь на свет из дальнего чулана), и уже никогда их не снимал. Не показывал мне руку, как мальчишки не показываются отцам голыми после определённого возраста.
Не то чтобы я был его отцом. Я хотел им стать. Очень хотел. Это было бы… что ж, нет смысла приукрашивать правду. Это было бы похоже на то, как если бы у нас с Рин был свой ребёнок. Это несправедливо, нельзя такими вещами нагружать мальчишку, который перенёс травму, но мы все помещаем на плечи наших детей какой-нибудь слишком тяжёлый груз.
Оно двигалось, пока он спал. Я это помню по дням до перчаток. Оно двигалось, пока он спал, как будто под водой. Как будто плыло по течению, покоряясь невидимому приливу. Я однажды его коснулся. Он болел, сильно болел — он часто болел в то время. Ничто ему не шло на пользу до Марса. Он потянулся ко мне в лихорадке, а такое случалось довольно редко. Я крепко его обнял и взял за руки, и почувствовал, как оно шевелится, касаясь моей ладони, словно что-то ищет. Может, добычу, может, выход, а может оно не могло дышать из-за моей прижатой руки. Но маленькие щупальца коснулись моей кожи, и это был единственный раз, когда я услышал голос Северин Анк после того, как «Моллюск» приземлился на Луне. Я ему не сказал. Как можно такое рассказывать ребёнку?
Кристабель шесть или семь лет назад получила русское гражданство и приехала на нашу маленькую красную планету. Полагаю, ты это предвидела, не так ли? Она умеет играть на фаготе. Я вообще-то не думал, что кто-то всё ещё играет на фаготе. Это инструмент из книг и поэм, инструмент дедов, которые несут вахту на носу одиноких, залитых звёздным светом кораблей. Во тьме пустыни он звучит жалобно и с добротой.
Неприкрытая правда такова, что после всего, случившегося в Адонисе, я не смог бы полюбить того, кто там не побывал.
Может, я попробую написать книгу. Посмотрим. Писатель из меня не очень. Если текста больше, чем на карточке для титров, мне это уже кажется расточительством. Я большую часть жизни провёл согласно закону немых лент: «Показывай всё, поскольку мало что можешь сказать». Но думаю, попробовать можно.
В Маунт-Пэнлай почти темно. Мой дом расположен так, что я могу наблюдать за кенгуру на красных равнинах. Кто знал, что этим забавным существам так понравится на Марсе?
РУКОВОДСТВО ИНЖЕНЮ
12 октября 1947 г., одиннадцать часов вечера
Салон Пеллам, Город Кузнечика
Моя дорогая Северин,
Ты должна знать, что я всегда хотела тебе всё рассказать. Ты заслуживала знать правду. Я просто не была уверена, абсолютно уверена, а стоит ли раскачивать лодку, если в этом нет необходимости?
О, до чего ужасно такое говорить! Я похожа на бабушку, а она к сорока пяти обзавелась вставной челюстью. И к тому же это отвратительная игра слов[94]. Ты всегда шлёпала меня по руке за такие каламбуры в твоём присутствии. Но я знаю, моя маленькая притворщица, что они тебе нравились.
Я поселилась не где-нибудь, а на Миранде. На самом деле, тут красиво. Совсем не похоже на мой старый фильм. Таддеус снимал Миранду на Европе ради освобождения от налогов, и отснятый материал всё ещё выглядит потрясающе, но в нем нет ничего похожего на нежные синие холмы, заснеженные крыши и ярко-красные цветочки размером с каплю крови, которые растут здесь повсюду.
У меня теперь есть лошадь! Она на самом деле не лошадь. Лошади на Миранде цветом точь-в-точь абсент, гривы у них белые, а лапы почти как у львов. Мою зовут Клементина. Я подумывала назвать её Северин, честное слово, но это ещё более громоздкое имя для лошади, чем для маленькой девочки, пусть даже у лошади зелёные львиные лапы. Я купила её у одной леди с Миранды, с которой хотела бы тебя познакомить. Она приходит довольно часто, помогает присматривать за Клементиной, и проводит здесь всё больше времени. Такое вот происшествие случилось со мной на Миранде. Забавно, но она очень похожа на Лариссу Клаф из «Человека, который свергнул Тритона». Помнишь его? Мортимер вызывали в какую-то задницу вселенной, чтобы расследовать заказное убийство, или что-то вроде этого. И всё завертелось.
Я ужасно по тебе скучаю. Я скучала по тебе так или иначе половину жизни. Бремя мачехи, видимо. Очень надеюсь, что я была не слишком уж злой. Ох, Севви, девочка моя, тут бывают ночи, когда в небе столько лун, что кажется, они вот-вот посыплются на траву и подкатятся прямо к твоему порогу, и мне больше всего на свете хотелось бы показать тебе свой домик, угостить чашкой чая и спросить: «Дражайшее моё сердечко, как у тебя дела, на самом деле?» И ты бы поведала мне про свой следующий фильм, и про Эразмо, и про то, насколько старомодны мои дурацкие акварели, и задалась бы вопросом о том, зачем красить гостиную в бледно-зелёный? Я бы приготовила тебе сэндвичи в точности как в «Савое». Ты бы бросила Клементине сырой огузок; она их особенно любит.
А потом я всё вспоминаю, и это слишком ужасно, чтобы передать словами.
Я всегда хотела тебе всё рассказать. Я по-прежнему не уверена, но… долой сомнения.
Севви, твой отец никого не убивал. Я думала, что убил; все так думали, пусть и не говорили вслух. Чокнутый, жуткий, тупой как медведь Фредди Эдисон застрелил моего Таддеуса, а Перси не дал ему всё выложить, вылив на себя ведро краски и погубив свою репутацию, потому что… ох, один Господь знает, почему Перси так любил Фредди. Более недостойный человек ещё не рождался в этом мире. Фредди так поступил, потому что думал, что Пенни, его жена, спит с Тадом. Это и близко не было правдой, разумеется. Я это знала, но не могла сказать, что знаю, и я не понимала, почему Перси изрекает ложь, стоит ему открыть рот, и потому я… я сбежала. Знаю, мне надо было быть смелее. Но я пришла к выводу, что запас смелости у человека ограничен, и если его израсходовать слишком быстро, то к моменту, когда смелость и впрямь понадобится, тебя хватит лишь на то, чтобы послать всё к чёртовой матери.
Я знаю, что Тад даже не прикасался к Пенни. Тад вообще никогда не прикасался к женскому полу. Когда мне было двадцать или двадцать один, я пришла к нему домой за какими-то сценариями. Я появилась немного раньше или немного позже, уже не помню, но хорошо помню, как пышно цвела форзиция Тадди в том году. Она обрамляла его крыльцо чистым золотом. Я направилась прямо к дверям, потому что я грубое и бесстыдное создание, и увидела, как он целует Ласло Барка на прощание. Они так мило выглядели вместе, словно два воплощения лета. Мы все застыли точно антилопы, почуявшие гиену. Я увидела, что они решили мне довериться, а они увидели, что я обещаю хранить их тайну; и это всё без единого слова. Мы провели отличный день, играя в кункен[95] и жалуясь друг другу на всякие вещи — два моих любимых занятия.
Я не рассказала ни одной живой душе. Таддеус про меня тоже знал, разумеется. На доверие отвечают доверием. Но я всегда была игривой маленькой наядой; я перелетала от мужчин к женщинам и обратно, и мне никогда не казалось, что это странно, я считала себя везучей. Могу прятаться лучше некоторых. Даже если для этого придётся лететь на далёкую, холодную, чёрную луну. Если ты дважды была замужем, сплетен можно не бояться. И никто из нас не забыл о том, как Элджернон-Бэ-Болван погубил Вадси Шевченко просто ради забавы. Ради того, чтобы продавался его жалкий журнальчик. Он бы с восторгом нагадил на могилу Таддеуса, чтобы потом всякий, говорящий о его фильмах, обязательно прибавлял: «О, так вы не знали? Иригарей был всего лишь отвратительным шалунишкой! А вы слышали, как он умер? Как по мне, туда и дорога таким, как он. Они всегда плохо кончают». Нет. Я не могла допустить, чтобы такое случилось с другом, правду о котором мне открыла форзиция.
О, ненавижу всех и вся. Тьфу ты.
Но меня тревожит причина, по которой Перси солгал.
Кажется, я вычислила, что к чему. Максин бы меня пристыдила. Она бы закатила свой единственный глаз и отчитала меня. «Ну как можно было потратить на это столько времени!» Итак, хватит ходить вокруг да около!
Перси солгал, потому что в заднем кармане у него была припрятана куда более крупная ложь. Дорогая, я всем своим видавшим виды сердечком верю, что Пенелопа Эдисон — твоя мать.
Я нашла в руке Таддеуса фотографию малышки, которая была ужасно похожа на тебя. Я ведь достаточно хорошо помню, какой ты была в детстве. Так что возникает вопрос: откуда он её взял?
Я думаю, что Пенелопа больше не могла молчать. Она той ночью выпила примерно сто тысяч «буравчиков», и ей нужно было с кем-то поделиться. Таддеус выслушивал исповеди всех девушек, с которыми работал. Он слушал, словно курносый и рыжеволосый бог, который всё исправлял. Ласло Барк за это его любил — не думаю, что до Таддеуса кто-то выслушивал исповеди Ласло. Он был слишком хорошеньким, чтобы люди его на самом деле слушали. В общем, я думаю, что Пенни показывала Таду фотографию, облегчала душу, и Фредди увидел, как они разговаривают, сопоставил Тада в компании Пенни с несколькими другими фактами, которые собрал за годы, утратил ластик, заменявший ему мозги, и бабах! А факты таковы: Фредди отправился на Сатурн, на Всепланетную выставку в Энума-Элиш. Его не было дома около десяти месяцев. Достаточно долго. Может, она выглядела по-другому, когда он вернулся. Может, ощущала себя иначе. Может, перестала хотеть общего с ним ребёнка. Я не знаю. Но он точно начал её подозревать задолго до той ночи на «Ахелоиде».