Мнда… Вот оно как все закрутилось. Готовит почву Суслов, готовит. Унавоживает. А потом глядишь – и в меня повторно «стрельнет». Какие-нибудь гневные письма читателей, доярок, а то и «коллег». Лещенко уже предупреждал. О чем? Да все о том же. Селезнев зазнался, все по загранкам, скандалы приплетут… По накатанной схеме.
– Надо отвечать – кидаю газету на стол, задумываюсь – Сможете мне устроить ответную статью в Правде? Как раз и мой статус советника по культуре заявим публично.
– Ну ты крут – удивляется мне Жулебин – Такие статьи утверждаются на уровне отдела пропаганды ЦК. А там Суслов, улавливаешь?
– А если через комсомол? Пастухов ко мне хорошо относится.
– В Комсомолку или МК можно пролезть – задумчиво произносит управделами – Знаю обоих редакторов, хорошие мужики. Но это надо согласовать с Григорием Васильевичем. Приезжай завтра, обсудим.
– Завтра выходной.
– Романов теперь и по субботам работает – тяжело вздыхает чиновник – И мы все тоже.
Я сочувствующе смотрю на Жулебина. Мнда… Задал темп Романов аппарату.
– Тебя кстати, когда на полиграф записать?
Я выпадаю в тихий осадок.
– Какой такой полиграф??
– Детектор лжи. У нас все работники ЦК, министры в обязательном порядке его проходят. Очень хорошие результаты! – Жулебин довольно улыбается – Столько всякой грязи удалось вычистить из министерств и ведомств. Насчет тебя конечно, сомнений нет – ты еще подросток и не успел совершить ошибок, но порядок есть порядок. Занимаешь официальную должность? Дееспособен?
Черт, черт, черт! Ошибок я успел насовершать – выше крыши. Точнее не ошибок, а всяких разных тайных дел – вроде убийства Середы, рициновых писем… Опытный полиграфист почует это на раз.
– Виктор Михайлович! – я покачал в сомнении головой – Нельзя мне на детектор лжи.
Управделами в удивлении посмотрел на меня.
– Вы же помните чем закончилась история с Цвигуном в КГБ?
– Что-то помню. Был скандал на Политбюро.
– Там была секретная операция КГБ, в которой я участвовал – развожу в притворном расстройстве руками – Я даже рассказывать о ней не имею права – подписку давал. Так что без прямого приказа Веверса или Романова – извините, я на полиграф не пойду.
– Хм… я поговорю с Григорием Васильевичем – Жулебин пометил себе что-то в записной книжке – Думаю, и правда, в твоем случае можно обойтись формальной проверкой.
Я мысленно вытер пот со лба. Пронесло. Романову тоже не с руки, чтобы мои «пророчества» про Челябинск, Чернобыль всплыли.
Выйдя из кабинета Жулебина, я отправляюсь обратно к себе. Но по дороге в коридоре сталкиваюсь с Устиновым. Дмитрий Федорович сегодня при параде. Министр обороны одет в форму, на кителе висят многочисленные награды. По коридору он идет в составе целой свиты генералов. Наверняка, что-то официальное. Может быть награждение героев?
– На ловца и зверь бежит – Устинов останавливается, снимает очки. Устало трет переносицу, генералы толпятся рядом, один из них мне подмигивает.
– Здравствуйте, Дмитрий Федорович – приветствую я министра – Нашлось время посмотреть наш клип?
– Нашлось, нашлось – кивает Устинов – Как раз насчет этой песни… Ты же в Японию летишь?
– Да – насторожился я – На гастроли.
– А в Японии у нас что?
– Что?
– Американские военные базы!
– Почти пятьдесят тысяч солдат – к нашему разговору присоединяется тот самый генерал, что мне подмигивал.
– И? – я по-прежнему не догоняю.
– Нам бы очень помог рост антивоенных настроений в японском обществе – министр смотри мне в глаза – Исполняй, пожалуйста, эту свою песню «Ты в армии» почаще.
Я то как раз совсем не собирался ее исполнять. Ни разу не танцевальная музыка. Но раз такое дело…
– Мы же вроде как с американцами миримся – удивился я – Договор подписываем.
– ОСВ2 уже подписан, у нас руки развязаны – усмехается министр – Да и Картеру сейчас не до нас. У него предвыборная гонка, считай, уже началась. Пока они там с этими Бушами, Рейганами и Магнусами рвут друг другу чубы, мы им повставляем палки в колеса в Азии. Улавливаешь момент?
– Улавливаю. Все сделаю.
Я задумываюсь. Эдак для «Ты в армии» прибалтийской подтанцовки может не хватить. Там конечно, эффектные движения, «американская строевая», но можно усилить. Погасим свет, выкатим на сцену бутафорский танк, раскрашенный флюоресцентной краской. И тут же даем красную подсветку в зал и на последних аккордах танк стреляет в зрителей конфетти… Нет, бред. «Остапа опять несло».
– Только, пожалуйста, осторожно, без эксцессов – Устинов кладет мне руку на плечо – Второй Кельн нам не нужен.
– Все понял.
Я мысленно снова процитировал себе Филатова:
«Чтоб худого про царя
Не болтал народ зазря,
Действуй строго по закону,
То бишь действуй… втихаря»
Нет, все-таки зря в Доме Кино я не познакомился с актером.
Я прощаюсь с министром и его свитскими, отправляюсь в студию. Надо мощно потрудиться и порепетировать – концерты в Японии сами себя не подготовят.
Трудимся в поте лица. Все разногласия в коллективе позабыты, все дружно работают на результат. Мне привезли сценарий от Бовина, но смотреть его некогда. Музыканты требуют повышенного внимания, плюс запись фонограммы, плюс танцевальные номера и костюмы. Наконец, выездные документы. Последнее на себя взял Клаймич и я спокоен за результат.
– Витя-я-я-я!
Сначала я даже не особо обращаю внимание на какой-то шум. Потом крики усиливаются:
– Витя-я-я-я-я!
Я ловлю недоуменные взгляды сотрудников и наконец, возвращаюсь в окружающую действительность. А она продолжает взывать ко мне по имени. Распахиваю окно, выглядываю наружу. На улице, под ослепительным солнцем, выстроилось несколько десятков фанатов в форме большой буквы «В» и кричат «Витя». Громко, хором. Пара милиционеров стоят рядом и ничего не делают, хотя «В» своей верхней частью забирается на проезжую часть. А это уже совсем не порядок.
– Лех – я нахожу взглядом «мамонта» – Сходи, пожалуйста, узнай, в чем там дело.
Через пять минут Коростылев приводит ко мне молодого, чернявого парня в модной синей рубашке с большим, отложенным воротником. Американские джинсы и часы «Командирские» на левой руке дополняют его образ модника. Похож на армянина или грузина.
– Карен – представляется парень, разглядывая во все глаза «звездочек» и Александру.
– Это ты устроил? – я кивнул в сторону улицы.
– Меня не пустили внутрь – пожимает плечами Карен – Пришлось рекрутировать ваших фанатов.
Пробивной парень, ценю таких.
– Станислав Сергеевич насчет меня не звонил?
– А должен был?
– Вы же ищите режиссера.
– Точно. А фамилия твоя?..
– Шахназаров.
Тут я, наконец, узнаю знаменитого постановщика. Вот же мне везет! Мы из джаза, Зимний вечер в Гаграх, Курьер… Но как же он молод!
– Сколько тебе?
– Двадцать семь – неуверенно произносит Карен, поглядывая на сотрудников. Те его тоже рассматривают с интересом.
– А что уже успел снять?
– Пока только один фильм. «Добряки». Скоро выйдет.
На улице раздается вой сирен. Я повторно выглядываю в окно – у нашей студии паркуется Козлик патруля. Фанаты разбегаются во все стороны. Понятно, наша охрана на всякий случай вызвала подмогу.
– Леш – я вновь прошу «мамонта» – Скажи Вячеславу, чтобы успокоил там всех.
– Готов снимать прямо сейчас? – это уже Шахназарову.
– Что значит «прямо сейчас»? – удивляется режиссер.
Сотрудники тоже смотрят на меня в недоумении.
– У нас «горит» – начинаю объяснять я – Через две недели мы улетаем в Японию. Срочно нужен десятиминутный клип – это такой мини-фильм под музыку…
– Я знаю! Видел клип «Мы желаем счастья». Отлично сделано!
– Спасибо. Так вот у нас есть песня Японские девочки. Надо срочно, кровь из носу, снять к нему клип.
– Даже короткий фильм требует сценарий, раскадровки, подготовительного периода – начал перечислять Шахназаров.
– Нету времени!
– А оборудование?
– У нас есть студия с камерами. «Магнолия».
– Я сейчас позвоню знакомому оператору, вызову его – не растерялся режиссер – Можно хотя бы послушать музыку? Пока он едет, я набросаю сценарий.
Вот! Профессионала сразу видно. Сработаемся!
– Коля – я кричу Завадскому в дверь студии – Пусти полную фонограмму Японских девчонок.
Шахназаров, морща лоб, внимательно слушает песню. Что-то записывает в небольшой блокнот. Не дав ему даже слова сказать – сразу после окончания фонограммы тяну в кабинет. Там врубаю на видике кассету с концертом на Уэмбли.
Гаснет свет, по стадиону разносится хорошо узнаваемый шум аэропорта. Слышен рев взлетающих и садящихся лайнеров, монотонный женский голос объявляет о прибытии самолета японских авиалиний, сначала на английском, потом на японском языке. Мигают «бортовые огни самолета», вдоль «языка» подиума, рассекающего танцпол, зажигаются и переливаются лампочки, имитируя посадочную полосу аэропорта. Вспыхивают софиты, освещая меня в форме командира экипажа. Одновременно раздаются первые аккорды песни «Japanese Girls», и софиты выхватывают из темноты трех звездочек, стоящих в центре сцены. Они в форме стюардесс – узкие юбки длиной по колено, приталенные пиджаки с нашивками, яркие шейные платки и короткие белоснежные перчатки. На головах девушек пилотки и черные парики. Звучит приветствие на японском языке. Девушки, ослепительно улыбаются, синхронным жестом вскидывают руку к пилотке, приветствуя зрителей, и с первыми словами песни начинают свое движение, шествуя модельным шагом по светящемуся подиуму.
Шахназаров одобрительно смотрит на меня. Еще что-то записывает в блокнот.
А я предаюсь воспоминаниям. В тот раз женская подтанцовка у нас была английская и мы одели ее японками. Бумажные зонтики, традиционные кимоно и сандалии на платформе. Боже, сколько же намучились пока англичане научились двигаться на этих «гэта». Совершенно неудобная обувь. Как японцы в средние века носили ее? Понять не могу.