К началу второго куплета звездочки выстраиваются в ряд и под музыку изображают предполетный инструктаж пассажиров, сопровождая его профессиональными жестами рук, хорошо известными всем авиапассажирам. Их жесты отточены, синхронны, с лиц не сходят сияющие улыбки. В руках, словно из воздуха появляются ремни безопасности, с которыми они устраивают настоящее шоу.
– Слушай, но это так и просится в клип! – на лице Шахназарова улыбка – Можем врезать на монтаже, а можем переснять в аэропорту. Доедем во Внуково или Шереметьево, снимем в каком-нибудь самолете на стоянке. Но нужен звонок «сверху».
– Звонок будет. Ты смотри дальше.
Снова припев, и снова в центре внимания «японки» в кимоно, только теперь в их руках японские веера, расписанные цветущими ветками сакуры. В конце песни наши «стюардессы» опять совершают свой триумфальный проход по подиуму, вскидывая руки к пилоткам в прощальном жесте. Публика, предчувствуя финал песни, взрывается восторженными криками, даже не дожидаясь последних аккордов песни.
– Шикарно! – режиссер тоже в восторге – Не использовать это грех! Сделаем досъемки в аэропорту, в студии и пустим вперемежку с кадрами из концерта. Возможно, понадобятся японки. Я знаю, что в балетной школе учится несколько девчонок.
– Это хореографическое училище?
– Да, оно. Берем японок, наряжаем в кимоно. На Мосфильме есть пошивочный цех – договорюсь. Я прямо вижу, как…
– Стоп! – я вскидываю руки – Тебе и карты в руки. Пиши сценарий, звони своим знакомым, начинайте съемки.
– Понадобятся деньги – замялся Шахназаров.
– Сколько?
– Я составлю бюджет. Но по прикидкам, тысячи три. Тем более все оборудование у вас есть.
Открываю сейф, достаю несколько пачек в банковской упаковке. Лицо Шахназарова вытягивается. Он мнется, вертит в руках деньги.
– Ты не боишься вот так, без расписки, давать большие деньги незнакомому человеку?
– За тебя же Станислав Сергеевич поручился? – удивляюсь я – Потом ты мне показался человеком порядочным и деловым.
Я добавляю еще одну пачку – Это тебе аванс. За работу.
– Спасибо за доверие! – режиссер встает, жмет мне руку – Не подведу!
Пытается засунуть пачки в карманы джинсов, не получается. Шахназаров краснеет. Выглядит это забавно.
– Держи – я даю парню пакет Сваровски – У нас в студии есть охранники. Они походят с тобой на всякий случай.
Окрыленный Шахназаров уходит, а я опять звоню Гору. Это только в теории так легко режиссер вмонтировал Уэмбли в клип. А на самом деле права на концерт у Бибиси и Атлантик Рекордс. С них надо получить официальное разрешение на использование кадров. В СССР плюют на авторские права – но клип пойдет на Запад, а значит, надо озаботиться юридическими вопросами. Гор обрадован, дает согласие на использование кадров, но озадачивает меня вопросом разницей форматов. Если презентация клипа состоится в Японии, то надо сразу озаботиться проблемой кодировки. Я тяжело вздыхаю. Теперь еще и это разруливать. Впрочем, Гор и тут готов помочь – пришлет аппаратуру и специалиста в Токио. Мы обговариваем еще ряд вопросов в связи с гастролями и в заключение, продюсер радует меня хорошими новостями. Фильм «Жить в СССР» пустили в ограниченный прокат в нескольких штатах. И таким образом одно из главных требований к номинантам на Оскар уже выполнено. Ушлый Гор уже подсуетился и заключил с родителями Моники контракт. Теперь его компания является официальным представителем девочки, будет двигать ее в различных медийных проектах.
Все обговорив и повесив трубку, я задумываюсь о найме хорошего юриста-международника. Их готовят в МГИМО, которое закончили Вера с Альдоной. Через «звездочек» можно выйти на какого-нибудь авторитетного завкафедрой, который посоветует уже нужного специалиста. Или лучше выйти сразу на ректора МГУ? Осенью я уже буду учиться на юридическом факультете – там тоже есть хорошие профессионалы. А моя «вкусная» просьба поможет протоптать дорожку к ректору.
Делаю себе пометку в ежедневнике. По примеру Клаймича завел кондуит и записываю все планы и задания. Себе и сотрудникам.
– Виктор! – в дверь заглядывает Полина Матвеевна – Лещенко приехал.
Сразу после того, как я заканчиваю с Лещенко в студии появляется загнанный Клаймич. На него и правда последнее время много свалилось, но он держится. Мы обсуждаем рабочие вопросы, приходится задействовать «вертушку» и набирать Щелокову. Пинок сверху придает ускорение нашей советской бюрократии, ряд вопросов решаются резко положительно. С поста в кабинет звонят:
– Виктор, к вам товарищи из Свердловского райкома ВЛКСМ – Константинов и Перепелкин. Пропустить?
Я озвучиваю новость директору и мы с Клаймичем переглядываемся. Удивление на моем лице быстро сменяется мстительным оскалом. Я парень не злопамятный, но ради таких хороших людей сделаю исключение.
– Сейчас Григорий Давыдович за ними спустится. Попросите товарищей подождать.
– Есть, подождать!
Я откидываюсь на спинку кресла, прикидывая в голове, как выстроить разговор с этими «деятелями».
– Незваные гости?
– Угу… те, что хуже татар.
– Чего хотят? Пришли мириться?
– Скорее уж грехи замаливать. А знаете что, Григорий Давыдович? Помаринуйте-ка их вежливо минут десять внизу! Скажите, что у меня сейчас важный разговор с министром иностранных дел, и мне немного не до них. Покажите им пока нашу стену Славы, упомяните невзначай, что сам Романов к нам недавно привозил делегацию немецких промышленников, и пафоса, пафоса побольше в свой рассказ напустите! Пусть до них уже дойдет, на кого они рот открыли со своим «персональным делом». А потом ко мне. На воспитательную беседу. И пока я им буду политику партии и правительства объяснять, пару раз мне какие-нибудь бумаги на подпись занесите, ладно?
– Хорошо.
Клаймич понятливо хмыкает и выходит из кабинета. А я не спеша начинаю переодеваться. Одежда вам моя, суки, не понравилась? Сейчас мы это дело исправим…
И когда через четверть часа Клаймич все-таки приводит их в мой кабинет, я вижу, что они уже вполне созрели для завершающего разговора. Из-за стола не поднимаюсь – некогда мне – ограничиваюсь небрежным кивком головы и снова утыкаюсь взглядомдокументы, изображая чрезвычайно занятого человека. Потом поднимаю трубку:
– Полина Матвеевна, не соединяйте меня пока ни с кем. Если только из США позвонят или из Италии.
– Я прослежу, Виктор Станиславович, чтобы никто вас не беспокоил – секретарша «включается» в игру.
– Спасибо.
Вот уж не думал я, что мой прежний опыт чиновничьих игр так быстро мне здесь пригодится. Но сейчас даже Клаймич впечатлен. На месте взъерошенного подростка в растянутой толстовке, за столом сидит молодой аккуратно причесанный чиновник в дорогом импортном костюме, сорочке и галстуке. В окружении многочисленных папок с документами и телефонов, в одном из которых безошибочно узнается правительственная «вертушка». Да и кабинет мой покруче многих будет. Медленно закрываю папку перед собой, поднимаю тяжелый взгляд на комсомольцев.
– Чем обязан …товарищи?
Моим голосом можно замораживать океаны. Довольный Клаймич украдкой показывает мне большой палец и осторожно закрывает за собой дверь. Я умышлено не предлагаю гостям садиться, потому что прекрасно знаю, как быстро стояние на вытяжку лишает человека уверенности. Здесь мой кабинет, а значит и мои правила. Я этих начинающих карьеристов на своем веку повидал столько, что им и не снилось. И те зубастые юноши с акульими повадками из нулевых – не этим чета. Эти сдулись очень быстро. Куда только весь гонор делся… Топчутся у стола, как два нашкодивших школьника.
– Виктор, мы бы хотели уладить возникшее недоразумение.
– Недоразумение?!
Я удивленно вздергиваю бровь. Нормально так!.. Попытку прилюдно выпороть помощника Генсека по культуре назвать недоразумением. Еще бы невинной шуткой свое аутодафе назвали. Держу паузу, и вскоре очкарик Перепелкин не выдерживает – ломается первым. И разговор у нас теперь на «вы».
– Ну, вы же понимаете, что это не мы затеяли разбор вашего персонального дела?
– А кто? Горком комсомола? ЦК ВЛКСМ?
– Нет, конечно! Берите выше. Был звонок…
Перепелкин получает тычок в бок от начальника и затыкается на полуслове. Вот и ходи с таким в разведку – тут же всех и сдаст! Да, мне собственно и неважна фамилия того, кто им звонил, главный кукловод и так известен. Но этих ретивых горе – исполнителей все равно немного проучить не мешает. Небрежным взмахом руки предлагаю им, наконец, сесть. А дождавшись, когда они плюхнутся на стулья, меняю дислокацию – встаю и неспешно начинаю мерить шагами кабинет вдоль стола для совещаний. Постоянно оказываясь у них за спиной и заставляя их невольно вертеть шеями и головами.
– Хотите сказать, что это вам «сверху» из ЦК приказали рассмотреть персональное дело советника Генерального Секретаря КПСС по культуре? Минуя все инстанции, в обход ваших непосредственных руководителей?
– Да, мы даже не знали, что вы – советники товарища Романова! Кто бы нам об этом сказал? Передали письма с жалобами на вас, объяснили, на что нужно сделать особый акцент, и все.
– И по существу старшие товарищи правы – подал наконец голос Константинов – Драки-то с вашим участием были.
– Были – Легко соглашаюсь я. – Целых две. По результатам первой, в ресторане «Арагви», мне вручена правительственная награда за задержание особо опасных преступников, находившихся во всесоюзном розыске. После второй мне принесены искренние извинения от руководства гостиницы «Ореанда». Хулиганов, затеявших драку привлечь к уголовной ответственности, к сожалению, не удалось, они граждане Финляндии. Но разбитые посуду и стекла финны оплатили, как и штраф за хулиганство в общественном месте.
– Но кто же знал?!
– Тот, кто вас подставил. Что вы так на меня смотрите? Конечно, вас подставили. Чтобы потом именно на вас и свалить всю ответственность. Письменного приказа у вас не было, в горком и ЦК комсомола вы о звонке сверху не сообщили. И за все теперь придется отвечать лично вам, а тот, кто это затеял, останется в стороне. Вы же понимаете, что товарищ Романов этого так не оставит? Виноватые должны быть наказаны. Просто пока ему не до этого было – Вена, ОСВ-2.