– Виктор-сан! – заверещал на приличном английском азиат – Я Сабуро. Из компании Сони. Буду вас снимать.
Японец продемонстрировал нам всем фотоаппарат. Неплохую такую зеркалку Никон. После чего был отпущен Вячеславом.
– Черт! – Леха ударил себя по лбу – Забыл про японца. Он вчера еще подходил, но у нас запарка была…
Мнда… Как же не хватает Клаймича, часть вторая. Из Лехи администратор, конечно, так себе.
– Хорошо, Сабуро-сан – я посмотрел на небо. Солнышко то припекает – Можете бежать с нами. Только вам в костюме будет… э… не очень комфортно.
– Никаких проблем! – заверил меня японец, делая первый снимок, как я цепляю на голову наушники Волкмана.
Шесть человек – пятеро советских граждан и один японский – вышли на знаменитую венскую Рингштрассе и затрусили вперед в бодром темпе. По круговому бульвару, который опоясывал весь центр австрийской столицы, бежали не одни мы. Десятки джоггеров и велосипедистов составляли нам компанию только в прямой видимости. Я врубил на плеере Кисс, ту самую «Я был сделан, чтобы любить тебя», которую так опрометчиво советовал Романову, и прибавил ходу. Под бодрую музыку и звон трамваев бег пошел на ура. Охранники у меня тренированные, Леха тоже тот еще атлет, а вот японцу приходилось туго. Он потел, пыхтел, но держался. Еще и фотографировать успевал. Проникнувшись страданиями жителя страны «восходящего солнца», я сбавил темп. И тут же вылезла новая проблема. Меня начали узнавать бегущие австрийцы. Улыбались, махали руками. Те, кто двигался в нашем направлении пристроились в хвост охранникам. Те, кто бежал навстречу, развернулись и… тоже пристроились к нашей «теплой» компашке.
На обратном пути над Рингштрассе раздался громкий стрекот и гул.
Я поднял голову – сверху кружил голубой вертолет. Прямо как из песни мультфильма про крокодила Гену и Чебурашку. Кто-то из наших позади меня тоже быстро сообразил и неплохим баритоном пропел:
«Прилетит вдруг волшебник
В голубом вертолёте
И бесплатно покажет кино…»
Я засмеялся. Высунувшись из вертолета нас снимал, судя по логотипу на борту – оператор телеканала с незатейливым названием Programm 1 Прямо как в Союзе – 1 и 2 канал.
– Эх! Подпевай – я прибавил шагу и запел другую песенку из знаменитого мультика:
«Голубой вагон бежит качаясь вдаль…»
Сзади к моему удивлению дружно подхватили:
«Скорый поезд набирает ход…
Ах, зачем же этот день кончается,
Пусть бы он тянулся целый год!»…
И дальше мы еще более дружно, под удивленным взглядами австрийских бегунов, пропели:
«Скатертью, скатертью
Дальний путь стелется,
И упирается прямо в небосклон.
Каждому, каждому
В лучшее верится…
Катится, катится
Голубой вагон».
К тому моменту когда мы допели куплеты и припевы про вагон, голубой вертолет уже отвалил, а количество фанатов вокруг разрослось до полусотни. Вот в таком обществе, мы и вернулись обратно в отель.
Раздав автографы, приняв душ и позавтракав, я начал названивать в Москву. Сразу нас не соединили – пришлось ждать.
– Витюш, как ты там? – взволнованным голосом поинтересовалась мама, когда нас все-таки соединили – По телевизору показывают какие-то ужасы. Антисоветские манифестации в Вашингтоне. Против договора с СССР. До драк с полицией дошло.
– Мам, ну я же в Вене! – резонно возразил я – Тут все спокойно! Как в морге.
Я вспомнил о несостоявшейся вербовке в клубе и поежился. Что-то тихо пока. А ведь Вячеслав 100 % доложил по инстанции.
– Хватит так шутить! Как там с едой? Тебя хорошо кормят?
– Просто отлично! – я начал рассказывать об австрийской национальной кухне, но был прерван – Ой, чуть не забыла тебе сказать. Звонил Бовин. Ну тот самый ведущий с ТВ.
– Я помню! Сам ему дал домашний телефон. Что он хотел?
– Приглашает в пятницу в Останкино. Будет прямой теле-мост Москва-Вашингтон. Советские граждане задают вопросы американцам, а те нам. Что-то про разрядку говорил…
Ага, дело сдвинулось с мертвой точки. После последнего эфира у Бовина, я вкинул идею телемостов Лапину. «Великий и ужасный Гудвин» советского ТВ, чье кресло сильно качалось после смерти Брежнева – воспринял идею на «ура». И пошел с ней сразу к Романову. Тому же в преддверии Вены и ОСВ2 срочно требовалось что-то «умиротворяющее». К чести Лапина, он не стал скрывать мое авторство. Так что все завертелось все очень быстро.
– В начале недели я уже буду в Москве – я почесал затылок – Так что успеваю на эфир.
– Витюш, я передам Бовину, если он еще раз позвонит – голос мамы напрягся – Меня беспокоит ситуация со школой.
– Мама, пожалуйста, не начинай снова! – я просто взвыл. Да, ситуация со школой сложилась тупиковая. Не сдав годовые экзамены и даже не появившись ни разу перед классной и директрисой, которые названивали маме, я уже в сентябре должен был поступить на первый курс юридического факультета МГУ. Как поступить? Не знаю. Веверс обещал все устроить с аттестатом и другими документами. К ним прилагался звонок «сверху» ректору. Вступительных экзаменов не предполагалось вовсе. Все это в глазах мамы выглядело дико. Впрочем, и тут генерал обещал поговорить. Но видимо, закрутился и…
– Мамуля, любимая! Обещаю все решить по приезду – я заторопился – Мне пора бежать, целую!
Попрощавшись, с тяжелым сердцем вешаю трубку. С учебой надо что-то делать. Без диплома нельзя, но и получать его с моим графиком придется опять по «звонкам». Уже сейчас вижу свои многочисленные пропуски, хвосты, не сданные сессии…
Поколебавшись мгновение, я достаю записную книжку, начинаю ее листать. Нахожу московский телефон Александры. Заказываю разговор. Надо, надо сделать «контрольный» звонок. Между нами все очень неопределенно, но меня явно влекло к этой женщине. Взять прибалтов с собой в Вену – я не мог. Все места в делегации были расписаны заранее, да и не нужна нам была подтанцовка для мини-концерта в Хофбурге. Мои размышления прервал звонок. Я схватил трубку. Пошли длинные гудки. Увы, никто не отвечал. Невезуха!
В дверь постучали. Леха открыл и я на пороге увидел грустную физиономию Маркова. Ну что опять случилось?
– Доброе утро! – чиновник отрицательно покачал головой на приглашение Лехи войти – Виктор, сегодня в 12 часов в Изумрудном зале отеля состоится первая пресс-конференция Романова. Григорий Васильевич, просил тебя поприсутствовать.
– В каком так сказать качестве? – я посмотрел на часы. На вечерний эфир на австрийском ТВ и в американское посольство на прием… мы успеваем. Даже есть время сводить сотрудников по магазинам. Экскурсия под названием «Вена торговая».
– В зале посидишь. Как советника Генерального по культуре.
– Для представительности? – я сообразил для чего меня зовут – Звездочек брать?
– Не надо. Только ты. И пожалуйста! Давай без фокусов. Ты вчера в клубе нахамил членам американской делегации.
На лбу Маркова собрались трагические морщины. Как же тяжело ему со мной.
– Клянусь! – я приложил руку к сердцу – Я буду молчать как немой заика!
– Опять твои шуточки! – чиновник покачал головой – Дошутишься ведь!
Начало пресс-конференции совершенно не предвещало сенсации. Меня приземлили в первом ряду, рядом уселись советские журналисты из пула Генерального. Я узнаю Чаковского – главреда Литературной газеты, вместе с которым летел в США в одном самолете. И которому я первому задвинул про «новый НЭП». Жмем с Александром Борисовичем друг другу руки, обмениваемся новостями.
Американские, немецкие и австрийские журналисты – у каждого из которых был своего цвета бейджик – располагаются позади нас. Телекамеры – в самом последнем, заднем ряду. Я, аккуратно прикрываясь рукой, позевываю. Ждем Романова. Он задерживается. Журналисты нервничают и вяло переругиваются.
Затем в зал заходит Марков и переводчик. За ними Романов. Лицо Генерального выглядитустало. Под глазами залегли мешки, у меня появляется ощущение, что в волосах добавилось седины. Тяжела ты шапка Мономаха!
Все трое уселись за стол с микрофонами, Романов достал из внутреннего кармана пиджака листки с текстом.
– Здравствуйте – Марков постучал пальцем по ближайшему микрофону – Мы начинаем нашу пресс-конференцию. Предоставляю слово Генеральном секретарю ЦК КПСС, товарищу Романову.
Генсек поприветствовал присутствующих, поблагодарил австрийцев и канцлера за гостеприимство. Контакт с Картером и американской делегацией уже налажен, сегодня приступаем к переговорам. Они будут тяжелые, но общие точки соприкосновения есть. Романов настроен оптимистично. Выступает минут десять, затем предлагает задавать вопросы.
Сначала и от наших и от зарубежных журналистов посыпались тематические вопросы об ОСВ2. По количеству ракет, боеголовок, тяжелым бомбардировщикам… Романов ловко уклоняется от конкретики. Шутит, меняет тему.
Наконец (и я ждал этого!) прозвучал вопрос с подлянкой. Относительно недавнего бунта в Грузии. И вот тут Романов выдал:
– Я бы не назвал это бунтом. Бунт, причем с уличными боями, был в Нью-Йорке и других американских штатах – журналисты вокруг меня быстро застрочили ручками в блокнотах – Но те волнения, которые были в некоторых наших республиках…
Нескольких?? Неужели и в Узбекистане после «хлопкового» дела тоже полыхнуло?
– … Ставят перед нами, коммунистами, новые вызовы. Считаю, что деление СССР по национальному признаку устарело.
В зале раздался шум, вспышки фотоаппаратов.
– Думаю, что за 56 лет существования СССР в нашей стране появилась новая общность – «советский человек»! А значит, мы можем отказаться от национального деления и перейти к географическому районированию. Северо-западный регион, Кавказский и так далее. Это снизит возникшую в обществе напряженность и придаст новый импульс развитию страны.