Сияние огненного опала — страница 49 из 79

– Спасибо. Вы нам очень помогли, и я умею быть благодарным, – ответил Джонатан.


– Вы сегодня необычайно задумчивый, Джонатан, – сказала Эрин в тот вечер и села в кресло рядом с ним. Марли и Корнелиус играли в мяч на лужайке. В теплом вечернем воздухе витал аромат жасмина. На берегу реки в кронах фикусов кричали какаду. – Что-то случилось?

– Я должен поразмыслить над некоторыми вещами, – рассеянно ответил Джонатан.

– Над какими вещами? Вы можете о них рассказать? Я умею слушать.

Ее поддержка согрела сердце Джонатана. Ему было хорошо с Эрин; иногда ему казалось, что он знал ее всю жизнь.

– Следопыт Уилла нашел семью Марли. Скоро он отведет нас туда.

Эрин не понимала, почему Джонатан выглядел таким озабоченным.

– Возможно, он сделает это уже завтра? Или он слишком занят?

– Родственники Марли проводят траурные церемонии, которые нельзя прерывать. Возможно, в том числе и в память матери Марли. Кроме того, завтра утром я должен дать свидетельские показания против Бояна Ратко.

Эрин затаила дыхание.

– Мне бы хотелось, Джонатан, чтобы вы этого не делали.

Он почувствовал, что она беспокоилась за него.

– Мои свидетельские показания помогут суду решить, то ли осудить его за убийство, то ли освободить. Я обязан это сделать ради Марли и ее отца.

Эрин понимала его стремление к справедливости, ее восхищала сила его характера. Но ее тревога за него лишь усилилась.

– Но ведь то, что найдена семья Марли, хорошая новость, правда? Вы же хотели этого. Разве вы не рады?

– Именно об этом я сейчас и думаю – я и рад, и не рад одновременно.

– Я прекрасно понимаю, что вы не хотите расставаться с Марли, – грустно сказала Эрин. – Для вас это будет очень тяжело.

– Мне даже думать не хочется об этом. В последние дни девочка стала гораздо спокойнее, в основном благодаря вам и вашему дяде. Я знаю, что верну ее в родную семью, потому что там ее место. Она должна узнать все о своих предках, о культуре и традициях своего племени. Но как сложится ее каждодневная жизнь у тех людей? Где она будет спать? Как будет кочевать со своими родственниками? – Джонатан провел ладонью по волосам. – Лучше бы ей жить в таком доме, как этот. Тут у нее и крыша над головой, и своя спальня, и удобная кроватка. Игрушки вместо камешков и палочек, сад, где она может бегать и играть в полной безопасности. Она получает хорошую еду, а не диких животных, зажаренных на костре. Тут она даже купается в настоящей ванне. Я никогда не забуду восторг на ее мордашке, когда она впервые увидела ванну, наполненную теплой водой.

Эрин улыбнулась. Она тоже была тогда рядом и помнит сияющую Марли.

– Конечно, мы не настоящая семья, – продолжал Джонатан. – Но мы обращаемся с ней, как с родным существом. Как бы мне хотелось, чтобы так было и дальше!

– Мы с дядей очень рады, что вы живете тут вместе с нами, – сказала Эрин. – Но мы понимаем, что скоро такая жизнь закончится. Нам надо возвращаться в Кубер-Педи, а потом и в Англию. – Скоро она навсегда расстанется с Джонатаном, и от этого ей было грустно. Ведь он славный и очень ей нравился.

– Я знаю, Эрин. Но поймет ли это Марли…

– Джонатан, она знает, что вы разыскиваете ее семью. Значит, она уже понимает, что наступит день, когда она попрощается с вами. В конце концов, ведь вы отправились сюда именно на поиски ее родной семьи.

Джонатан вздохнул. Из сада доносился веселый смех девчушки. Сколько еще осталось ей радоваться? Марли не хотела расставаться с ним; вероятно, она не обрадуется тому, что нашлись ее родные. Что же ему делать?


После ужина Марли с удовольствием искупалась в ванне, села к Джонатану на качели, стоявшие на веранде, и прижалась к нему, как часто делала, когда они сидели вместе. Какое-то время они молчали, наслаждаясь обществом друг друга и красивым вечером.

– Мне тут нравится, Джоно, – мечтательно проговорила Марли. – Как хорошо играть в мяч с дядей Корнелиусом. – Корнелиус предложил, чтобы она называла его так же, как и его племянница.

– Мне надо обсудить с тобой одну вещь, Марли, – сказал Джонатан.

– Что, Джоно? – спросила девочка.

– Скоро придет один человек и отведет тебя к твоей семье.

– Я не хочу туда идти! – Марли резко выпрямилась. – Мне нравится здесь.

– Знаю. Но ведь ты сама мне сказала, что готова познакомиться с семьей твоей мамы.

В этот момент Эрин хотела выйти на веранду, но остановилась, увидев, что у Джонатана и Марли важный разговор. Она не хотела им мешать.

– Почему ты не хочешь остаться здесь, Джоно? Мне тут нравится. Тебе ведь тоже нравится, правда?

– Да, Марли. Но ведь мы приехали сюда, чтобы найти твоих родных, а Эрин и Корнелиус проводят тут свой отпуск и скоро уедут. Ведь это не их дом. Скоро они вернутся в Кубер-Педи, а потом в Англию.

– Что такое Англия? Где она находится?

– Такая страна, очень далеко отсюда, за морями. – В этот момент Джонатан сообразил, что Марли никогда не видела моря. Потом ему в голову пришла еще более грустная мысль. Если девочка останется здесь у своих родственников-аборигенов, она никогда не увидит море. – Я тоже должен вернуться в Англию, – добавил он без дальнейших пояснений. Марли еще слишком маленькая, чтобы понять, что у него там невеста, которая его ждет.

– Ты хочешь оставить меня тут одну и уехать в далекую страну? – Марли взглянула на него. Ее огромные карие глаза были полны слез и боли от одиночества.

– Если тебе будет плохо с твоими родными, я возьму тебя с собой. Обещаю. Но если ты захочешь остаться, тогда я уеду и буду приезжать сюда, чтобы повидаться с тобой. Я ведь сказал тебе, что буду с тобой всегда, и я сдержу свое обещание.

У Марли дрожала нижняя губа. Вся в слезах, девчушка вскочила и побежала в свою комнату мимо Эрин, которая все еще стояла в дверях.

Джонатан тоже встал.

– Марли! – крикнул он.

Эрин выглянула на веранду.

– Может, я с ней поговорю?

Джонатан кивнул и снова сел. Он не представлял себе, хватит ли у него сил оставить девочку у аборигенов. Потом снова вспомнил о Бояне Ратко и о том, как этот человек опасен для малышки. Если она будет жить в своей семье, то по крайней мере Боян никогда ее не найдет.

Через некоторое время на веранду вернулась расстроенная Эрин.

– Марли заснула, – сообщила она. – Я пыталась поговорить с ней, но она была слишком огорчена. Я говорила ей, что вы ее любите и хотите, чтобы у нее все было хорошо. Девочка рыдала и повторяла, что хочет остаться здесь со мной, моим дядей и с ее Джоно. – Эрин утерла непрошеную слезу. – Я ответила ей, что знаю об этом ее желании, но что мы с дядей Корнелиусом скоро вернемся в Кубер-Педи, а потом в Англию, домой. А она все рыдала и повторяла, что не хочет, чтобы мы уезжали. Потом обняла меня за шею своими маленькими ручонками так крепко, что я еле дышала. Я тоже обняла ее и еле сдерживала слезы. Как я понимаю боль этой крохи. И я тоже буду скучать без Марли.

– Все невероятно тяжело, Эрин, – сказал Джонатан. – И я не знаю, как у меня хватит сил проститься с ней и уехать.

– Вероятно, Джонатан, вы оба просто обречены быть друг с другом, – сказала Эрин. – Может, вам надо взять ее с собой в Англию, а ваша невеста станет для Марли второй матерью. Я уверена, что она полюбит девочку так же, как любите вы.

Джонатан все еще не получил ответа от Лайзы, но ведь письма шли долго.

– Эрин, Англия так не походит на Австралию. Для девочки это совершенно чужая страна. Сейчас там зима, ужасно холодно. Ведь вы видели, как любит Марли гулять. Вы представляете, как тяжело ей будет месяцами сидеть дома?

Эрин согласилась, что она с трудом это представляет.

– Я и сама уже привыкла к здешнему теплому климату и с трудом вспоминаю о наших холодах. А еще буду скучать без этих бескрайних далей. – Она мысленно добавила, что будет скучать и без Джонатана с Марли.

28

Галерея была набита битком. По злобному выражению лиц и властным жестам тех, кто сидел позади Бояна Ратко, было ясно видно, что это его верные болельщики – старатели из Кубер-Педи и Андамуки. В тех местах многие знали Бояна, некоторые его уважали, а многие боялись.

На другой стороне зала разместилась прочая публика – жители Алис-Спрингс, узнавшие о процессе из газет, и другие старатели, не желавшие ни поддерживать хорвата, ни свидетельствовать против него, опасаясь мести.

Все места были заняты; Джонатан встал у стены и ждал, когда его вызовут. Боян Ратко сидел на скамье подсудимых в окружении мускулистых полицейских; был там и его защитник, назначенный судом. Ратко был в наручниках и кандалах. Джонатан видел лишь его затылок. Впрочем, один раз обвиняемый обернулся и поглядел, кто пришел на суд. Он внушал страх так же, как и прежде. Его черная борода отросла еще длиннее, черные глаза грозно сверкали. Одет он был в серую тюремную робу и такие же штаны, но при этом на нем были его собственные сапоги. Еще Джонатан обратил внимание, что констебль Спендер занял место в первом ряду, прямо за скамьей подсудимых.

Защитник Бояна был низенький человечек в плохо сшитом коричневом костюме, казавшийся рядом с хорватом совсем крошечным. Он вызывал за свидетельскую кафедру тех старателей, которые могли что-то сказать про драку. Некоторых Джонатан знал. Все утверждали, что в тот вечер было особенно темно, и разглядеть во мраке отверстие шахты было невозможно, и что драку затеял сам погибший. Они говорили, что Андро споткнулся и упал спиной в шахту. Ответы старателей на вопросы, которые задавали защитник и прокурор, были очень похожими. Всем было ясно, что парни просто их выучили.

Наконец за кафедру был вызван Джонатан – первый и фактически единственный свидетель со стороны обвинения. Пока он шел по проходу к кафедре, все повернули голову и смотрели на него – в том числе и Боян. Короткий путь в десять метров показался Джонатану бесконечно длинным. После того как его привели к присяге, он отважился бросить взгляд на галерею и, как и ожидал, увидел враждебные лица. Но больше всего агрессии исходило от Бояна Ратко – он буквально пронзил взглядом нежеланного свидетеля. Джонатан отвернулся и мысленно напомнил себе, зачем явился в этот зал. Нет, он должен восстановить справедливость по отношению к Андро и Марли; и никто его не запугает. Тут он заметил женщину, тихонько проскользнувшую в зал, – это была Кэрол-Энн. Она улыбнулась ему, кивнула, и Джонатан тут же почувствовал, что успокаивается. В зале был хотя бы один человек, который болел за него.