– Мы их непременно купим, – добавил Гарет. – Сколько картин предлагает тот художник.
– Я спрошу у него, но, на мой взгляд, для выставки достаточно и этих, – ответил Брэдли. Он был рад, что к отцу вернулась способность чем-то восхищаться.
– Чудесно, – воскликнула Эрин. – Брэдли, отправляйся за картинами. Нам нужно как можно быстрее устроить выставку. Я все подготовлю.
Выставка открылась через две недели после этого разговора, в субботу. На ней были показаны пятнадцать картин анонимного художника, в основном пейзажи; каждая картина была на свой лад неповторимой и необычной. На улице был ледяной холод, но без дождя, обещанного синоптиками.
Были оповещены газеты и посвятили этой выставке специальные публикации. Упоминали о ней и многие журналы, занимавшиеся искусством. Эрин приготовила вино и канапе. В галерею пришли три журналиста из разных газет.
Давно уже в галерее «Форсайт» не устраивались выставки, и Эрин нервничала, прежде всего потому, что посетители собирались довольно медленно. Впрочем, не успела она опомниться, как в залах собралось человек семьдесят. Гораздо меньше, чем на прежних выставках, но Эрин это не удивило. Все ведь слышали, что Лорен Бастион стала злым гением галереи и едва не довела ее до краха.
Постепенно люди стали проявлять все больше интереса к картинам, задавали вопросы, задумались о покупке. Эрин и Гарет были исполнены надежд, а Брэдли нервничал, чувствуя себя ответственным за успех этого художника.
Гарет был в превосходной форме. Он разговаривал с посетителями о картинах, расхваливал их, подчеркивал их достоинства. Рассказывал потенциальным покупателям, что молодой художник станет вскоре признанной звездой в лондонском мире искусства.
– Когда станет известно, кто это? – спросил журналист из «Геральд».
– Точного времени я не могу вам назвать, – ответил Гарет. – Мы надеемся, что это случится скоро.
– Это что, такой рекламный ход? – осведомился кто-то из «Энквайрер».
– Нет, конечно, – заверил Гарет журналиста. – Большинство художников известны своими причудами. Иногда это привлекает интерес к их работам. Я даю вам слово, что попытаюсь как можно скорее представить публике этого художника.
Одна картина была продана, и это повысило настроение Гарета. Но вскоре оно упало, поскольку этим все и ограничилось.
Эрин не знала, что и делать. Она ходила среди посетителей и беседовала о картинах, что было тяжело, поскольку она ничего не знала о художнике. Постепенно галерея пустела. Внезапно Эрин увидела возле дверей два знакомых и дорогих ей лица.
– Джонатан! Марли! – воскликнула она и бросилась к ним.
Марли обхватила ее за талию, и Эрин со слезами прижала девчушку к себе. Марли и ее медвежонок промокли под дождем, но Эрин не обращала на это внимания.
– Ах, как я рада, что вы пришли! – воскликнула она.
– Я тоже рада, Эрин, – прошептала ей на ухо Марли. – Гула и Джоно тоже рады.
– Правда?
Джонатан поставил в угол мокрый зонтик.
– Смотри, Эрин, у меня выпал зуб, – сообщила Марли и показала на пробел в передних зубах.
– А фея зубов положила тебе пенни под подушку? – спросила Эрин.
Марли радостно закивала.
– Да, да, положила.
– Как хорошо!
Эрин улыбнулась и перевела взгляд на Джонатана. Он поцеловал ее в щеку. В его взгляде было столько тепла, что Эрин поняла – он так же сильно скучал по ней, как и она по нему. Впрочем, возможно, ей это только показалось.
– Как я рада вас видеть. Что вы здесь делаете? – спросила Эрин.
– Я прочел в газете про выставку и подумал, что вам будет приятно, если мы придем, – ответил Джонатан, не упомянув о том, что Марли каждый день спрашивала, когда они повидаются с Эрин.
– Да, сюрприз вам удался, – воскликнула Эрин. С ее лица не сходила улыбка. – Мне до сих пор не верится, что я вижу вас с Марли в нашей галерее.
– Вы замечательно выглядите.
Такой хорошенькой он никогда ее не видел, подумал Джонатан. На ней был классический вязаный костюм цвета морской волны, а на ногах лодочки. Длинные волосы убраны в строгую прическу, придававшую ей профессиональный вид.
Эрин внезапно смутилась от пристального взгляда Джонатана и повернулась к девчушке.
– Марли, как ты тут переносишь наши холода?
– Я не люблю, когда холодно. Тогда я не могу играть на улице, – ответила, погрустнев, девочка. – Я люблю теплое солнышко.
– Она скучает по солнцу и голубому небу, – сказал Джонатан. – Часто спрашивает, почему в Англии нет ни солнца, ни кенгуру.
– Ты увидишь солнышко летом, – пообещала Эрин. – Но вот кенгуру у нас нет. Только белочки. – Она снова взглянула на Джонатана и добавила: – Будем надеяться, что солнце скоро покажется.
Он улыбнулся, ведь английское лето тоже всегда непредсказуемое и наступит не скоро, но в его улыбке присутствовала грусть. Его беспокоила тоска Марли по родине.
– На прошлой неделе мы ведь видели с тобой белочек в парке, – напомнил Джонатан.
Марли кивнула.
– Джоно сказал, что их нельзя есть.
– Нет-нет, нельзя, – засмеялась Эрин, но тут же посерьезнела и тихо спросила: – У вас проблемы?
Он покачал головой.
– Она не хочет ходить в школу.
Эрин встревожилась и, чтобы сменить тему, спросила:
– Как дела у Лайзы?
– У нее все хорошо, – ответил Джонатан. Казалось, он не хотел говорить на эту тему.
– Она не захотела пойти с вами?
– У нее были другие планы, – уклончиво ответил он.
Эрин очень хотелось узнать, какие отношения сложились у Марли с Лайзой, но она боялась показаться слишком любопытной.
Брэдли завороженно наблюдал за сестрой с другого конца зала. Она рассказывала ему про Джонатана и Марли, а также о том, как малышка потеряла родителей и как Джонатан стал ее опекуном. Еще тогда он понял по ее мимике и интонации, что она питала большую симпатию к ним обоим. Но теперь он увидел их вместе, и это было нечто другое.
Эрин была всегда равнодушна к детям. Брэдли никогда в жизни не видел, чтобы она обнимала или целовала какого-нибудь ребенка. Поэтому он был поражен, глядя, как непринужденно и с какой любовью она общалась с Марли.
В этот момент к дочери подошел взволнованный Гарет.
– Эрин, мы продали еще две картины, – взволнованно сообщил он и тут же спохватился, увидев Джонатана и Марли. – Ой, извините, что помешал. – У него явно шла кругом голова.
– Все замечательно, па, – возразила Эрин. – Я хочу познакомить тебя с Джонатаном и Марли. Ты помнишь, я рассказывала тебе о них?
– О да, – ответил Гарет. – Рад с вами познакомиться. – Он пожал руку Джонатану и сказал «привет» Марли.
Эрин позвала Брэдли и представила и его.
– Это моя семья, Марли, – объяснила она девочке. – Мой брат и мой папа.
Марли робко улыбнулась и вцепилась в ее руку. К Эрин подошел репортер из «Телеграф» и попросил дать ему интервью. Она дала согласие, а разговор с Джонатаном продолжили Гарет и Брэдли.
– Можно, я с тобой? – спросила Марли.
– Конечно, – ответила Эрин и, взяв с собой девочку, направилась в спокойный угол, где и ответила на вопросы журналиста. Был там и фотограф.
– Па, что с нашей Эрин? – спросил Брэдли у отца, глядя вслед сестре.
– Я тоже не узнаю ее, – ответил Гарет. – По-моему, они втроем прекрасно понимают друг друга.
– Да, правда? По-моему, Эрин в Австралии не только покупала опалы, но и … – Брэдли усмехнулся.
– Что ты имеешь в виду?
– По-моему… мне кажется, что она влюбилась…
К вечеру галерею покинул последний посетитель; остались только Джонатан и Марли. День оказался не таким успешным, как надеялись Форсайты.
– Говоря по правде, я надеялся, что мы продадим больше картин, – сказал Гарет. – Я разочарован.
Расстроился и Брэдли.
– Эти картины оказались не настолько успешными, как мы надеялись, – сказал он.
– Нет-нет, это не потому, что они плохие, наоборот, – утешил его Гарет. – Иногда требуется особенный стимул, чтобы вызвать интерес у покупателей. Если бы он у нас был, то картины разлетелись бы мгновенно.
– Что может стать особенным стимулом в искусстве? – заинтересовался Джонатан. – Я слабо разбираюсь в искусстве, но работы, которые вы показали, мне очень понравились.
– Иногда сам художник, – пояснила Эрин. – Он может быть знаменитым или скандальным. В нашем случае это аноним.
– Иногда покупателей привлекает эффектная игра или какие-то противоречия, – добавил Гарет. – Часто их выбор определяет мода на тот или иной стиль.
– Я уже говорил, что слабо разбираюсь в искусстве, но если вы ищете какой-то мотив или что-то необычное, я могу предложить вам неплохую идею, – заметил Джонатан.
– Какую? – заинтересовалась Эрин.
– Почему бы вам не выставить «Австралийскую Олимпиаду»?
– Тот самый опал? – спросил Гарет. Эрин рассказывала отцу про камень, хоть и не всю историю. Да и он сам читал в газетах о необычной находке.
– Почему бы и нет? Публика получит возможность взглянуть на самый крупный опал, какой когда-либо находили на свете. Это несомненно привлечет их в галерею, правда?
– Да, конечно, – ответил Гарет, быстро представив себе реакцию людей. – Но ведь Эрин сказала, что камень исчез. Так неужели он в Англии?
– Он нашелся, и отец Марли его правомочный владелец. После его смерти опал унаследовала она. Находится он тут, в Лондоне.
– Вы хотите сказать, что дадите нам для выставки «Австралийскую Олимпиаду»? – Эрин не могла в это поверить.
– Конечно, – ответил Джонатан.
– Какое огромное великодушие, Джонатан, – сказал Гарет. – Разумеется, мы приставим к камню охрану. – Гарет представил себе, что им принесет такая выставка, и разволновался.
– Это поможет галерее?
– Еще как! – с восторгом воскликнул Гарет.
– Тогда вам остается лишь сообщать мне, когда вам будет нужен камень, – сказал Джонатан.
Эрин сочла очень пикантным, что в этот момент опал находился тут же, рядом с ними, и что об этом знали лишь она и Джонатан.