Время выбораИнтервью по телефону с лидером движения «Русский прорыв» Егором Летовым
НАРОД ДОВЕРИТ ВЛАСТЬ ТОМУ, КТО УСЛЫШИТ И ИСПОЛНИТ ЕГО ВОЛЮ
СОГЛАШЕНИЕ О СОВМЕСТНЫХ ДЕЙСТВИЯХ В ПОДДЕРЖКУ ЕДИНОГО КАНДИДАТА НА ДОЛЖНОСТЬ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Г. А. ЗЮГАНОВА ОТ НАРОДНО-ПАТРИОТИЧЕСКИХ СИЛ
подписали:
В. М. Видьманов (Российская агростроительно-промышленная корпорация «Росагропромстрой»), В. В. Кобелев (народно-патриотическое движение «Возрождение державы»), Егор Летов (движение «Русский прорыв»), В. Г. Распутин (писатель), В. А. Тихонов (общественно-политическое движение «За народное самоуправление»), Л. И. Чемерис (Ассоциация жен военнослужащих), Е. А. Шувалова (общероссийское движение матерей «За социальную справедливость»).
Егор Летов:
Ставлю свою подпись под соглашением в поддержку единого кандидата Зюганова.
Сегодня у страны есть единственная возможность совершить революцию бескровным путем, на законной основе. Проиграем эти выборы — дальше ничего не будет, у нас просто нет впереди запаса времени.
Создана ахинейная ситуация: против нас объединились все — националисты-баркашовцы сомкнулись с деятелями типа Новодворской, Ельцин уверен, что к нему прибегут критикующие его «демократы». И прибегут, не сомневаюсь. Они все — против нас. А мы?
Всем левым силам надо объединиться в единый кулак.
Радикальным, центристским — всем. И так действовать!
Д. А.: Здравствуй, Егор!
Е. Л.: Здравствуй!
Д. А.: Егор, что ты скажешь о решении Эдуарда Лимонова поддержать на выборах Ельцина?
Е. Л.: Я хочу сделать официальное заявление о том, что выхожу из национал-большевистской партии и больше никакого дела иметь с ней не желаю. Я также призываю всех своих сторонников в этой партии покинуть её ряды. Я поддерживал эту партию, пока её экстремизм был русский, понятный, который был на благо обществу, трезвый. Теперь это стало носить характер чисто эпатажный, характер пародии а-ля Юкио Мисима, в общем, стало носить характер анекдотический, и мне очень печально, что я был в этом замешан. Я понял это примерно с год назад, и поэтому статей в «Лимонку» я уже давно не писал и особых прямых контактов с ними не имел. А красное знамя надо у Лимонова отобрать, потому что он больше красным не является и не имеет права под ним находиться.
Национал-большевистская партия была основана человеком, который не занимается серьезной политикой, и его интересы с интересами большинства народа России ничего общего не имеют.
Так что его теперешнее заявление о поддержке Ельцина — чистой воды эпатаж. Причём эпатаж бредовый, курьёзный, это даже не смешно. Не то что это страшно или опасно — это просто не смешно, это просто какой-то больной курьез. Это явно из области, когда человек не понимает реальности. Такой эпатаж, может быть, во Франции хорош, в Нью-Йорке, но здесь это даже не эпатаж — это глупость просто, это бред.
Скажем так: время от времени возникают ситуации, когда приходится действовать сообща с определённым сортом людей в едином фронте. И вот один из этих людей, страдающий вождизмом, который идёт от комплекса неполноценности, собирает людей, находящихся в одном окопе, в единую партию под своим личным предводительством и ведёт их чёрт знает куда, лишь бы вести и обязательно за собой. Тогда хочется спросить тех, кто идёт за ним: «Вы что собой представляете, товарищи?» Я не член какой-то партии, но я считаю себя коммунистом, потому что у меня своя голова на плечах, и я знаю, чего я хочу, что мне надо, я знаю, что живу в своей стране, хожу по своей родной земле, и для меня важны не идеологии, а определённая реальность, совершенно конкретная правда жизни. Поэтому я советую всем, кто по тем или иным причинами примкнул к каким-то партиям, группировкам под давлением ситуации, разобраться сейчас, куда их тащат, как их хотят использовать, и сделать свой окончательный выбор — либо они с нами, с родными людьми, нормальными людьми, либо с людьми временными. Мы в своё время в определённой ситуации оказались в одной партии с Лимоновым, но ситуация изменилась, и оказалось, что мы по разные стороны баррикад.
Сейчас происходит чёткое разделение на два лагеря: один лагерь — рыночный, вражеский, а другой лагерь — общинный, наш, и нужно очень чётко следить, кто чего стоит, кто что говорит. Отношение к рынку — это самый главный критерий разделения не только для партий, но и вообще. Главное, что разделяет коммунистов и «демократов», — это разница между частным, отчуждением, одиночеством, — и общностью.
Д. А.: А скажи как лидер движения «Русский прорыв», кого вы будете поддерживать на президентских выборах?
Е. Л.: Поддерживать будем левые силы, коммунистические, только коммунистические, больше никаких. Будем однозначно поддерживать единого кандидата от левых сил. Поскольку «Русский прорыв» — радикальное коммунистическое движение, у нас есть некоторые расхождения, но все эти частности — ничто по сравнению с глобальной общей победой.
Д. А.: Какая из существующих партий и движений тебе ближе всего?
Е. Л.: Мне ближе «Трудовая Россия», и с ними я больше всего хотел бы сотрудничать. Не с РКРП, не с Тюлькиным, а именно с Анпиловым, с «Трудовой Россией». Хотя и у них есть определённые недочёты, переборы. Я всем советую посмотреть «Один на один» с Анпиловым и Жириновским — очень хорошая, очень показательная передача получилась. Жириновский просто перешёл на хамство. Начал хамить, когда понял, что Анпилову проигрывает, а Анпилов спокойно довёл передачу до конца. Несмотря на то что аудитория была Жириновского и Любимов ему подыгрывал, его ходы одобрял, а Анпилова высмеивал.
Д. А.: Я давно заметил, «демократы» Жириновского и боятся, и любят одновременно.
Е. Л.: Конечно, он и сам «демократ». Жириновский выполняет совершенно определённые функции: иногда народ напугать, иногда голоса националистов отобрать. Жириновский и Черномырдин — это сейчас одно и то же, это абсолютно ясно, хотя бы по результатам голосований в Думе.
Д. А.: Что ты думаешь о расколе среди радикальных партий?
Е. Л.: Произошёл раскол по линии рынок — нерынок, причём те партии, которые действительно хотят действовать в интересах народа, собрались на стороне левых сил. А против — те, кто старается любой ценой нажить себе политический капитал, кто в игры играет. Каждый человек в стране — член партии или нет — должен иметь голову на плечах и чётко сделать свой выбор, с какой он стороны. Дело не в Зюганове и не в Ельцине, а в том, что представляет собой идеология, которая за ними стоит. Так или иначе, реальная революция сейчас невозможна, но если ты заинтересован в том, чтобы действительно сделать что-то для народа, ты должен четко сделать свой выбор — или ты с правыми, или ты с левыми. Мы — левые, и всегда ими останемся. Из моих последних интервью было ясно, что я из партии Лимонова, из партии радикальных националистов, выхожу, потому что у меня есть с ними принципиальные разногласия относительно путей развития нашей страны. Я считаю, что коммунизм — это и есть исконно русская идея, и все рыночники — националисты, «демократы», ещё там кто-то — они настоящими русскими патриотами не являются, то есть рыночники — это люди по своему сознанию не русские, это прозападные элементы.
Д. А.: Ты не собираешься создавать свою собственную партию?
Е. Л.: Нет, не собираюсь, поскольку считаю все эти создания партий полной глупостью. Нужно иметь одну большую общую партию. Такой пока нет. Для меня было бы идеальным, если бы КПРФ и анпиловская «Трудовая Россия» создали единую партию. КПРФ представляет собой консервативное крыло коммунистов, а «Трудовая Россия» — радикальное. Любое живое движение, любая живая партия должны содержать в себе и то и другое. И если только они объединятся, я сразу же в такую партию вступлю. Партия должна объединять радикальные силы, митинговые, конкретные, обладающие реальным весом на местах, и консервативные, представляющие собой государственную машину. Можно сказать, что КПРФ и «Трудовая Россия» — это две разорванные половины одной партии, разорванные во многом искусственно.
Д. А.: Внизу иной раз их и разделить-то четко нельзя — все акции проводятся вместе.
Е. Л.: Да, у нас в Омске это так. Надо объединяться, пока не поздно, нужно сначала покончить с общим врагом, а потом уже вести дебаты в ЦК.
Д. А.: А как у тебя сейчас настроение, после выборов, какие ощущения?
Е. Л.: У меня внутреннее ощущение, что мы побеждаем, и печально, что молодёжь во всём этом не участвует, похоже, что эту молодёжь мы потеряли. Ситуация сейчас меняется постоянно, каждый день становится всё более четкой, всё становится на свои места, становится более и более очевидным. Вавилонская башня власти падает, разваливается. Они уже друг друга там на части рвут, это видно. Причём они это делают перед телекамерами, напоказ. Это всё, это конец, ясно, что они закончились.
Эта эра, переходный период, это смутное время, оно кончается.
Сейчас к власти приходят НАШИ. Это ясно. Меня вот что волнует: что будут делать конкретные люди, не партия, а конкретные люди, придя к власти.
Д. А.: Егор, какие у тебя планы, когда ты будешь в Москве?
Е. Л.: Ой, не знаю… Мы сейчас работаем, пишемся. Готовим два новых альбома, один уже готов, работаем над вторым. Один называется «Новый день», а второй — «Солнцеворот». В Москве они появятся месяца через два. А мы будем в Москве, видимо, в середине — конце марта.
Д. А.: Ты не хотел бы принять участие в какой-нибудь политической акции?
Е. Л.: Нужно сделать не просто акцию, а определённый политический ход, но ход не эпатажный, не лимоновский, а нормальный, потому что нормальные, человеческие, патриотические, в самом высшем смысле этого слова, вещи дают гораздо больший эффект, а лимоновский эпатаж приводит как раз к обратному — к запустению и прозябанию. Этого все эти ультранационалисты понять никак не могут. Я считаю, то, что мы сейчас делаем, это правильно. Есть время разрушать и есть время созидать. Время разрушения закончилось, и нужно восставать из пепла, заново отстраивать нашу Родину, Советский Союз, Россию. А весь этот мусор — всех этих жириновских, чубайсов, новодворских, ковалёвых, ельциных, баркашовых, собчаков, васильевых, старовойтовых, солженицыных, лимоновых, гайдаров, фёдоровых, якуниных, поповых и прочих — отправить на свалку истории. Я не прекращаю сотрудничество со всеми радикальными партиями коммунистического толка, но нужно, чтобы все разобрались — с кем они, ради чего они — ради эпатажа или реально собираются трудиться на благо Родины, созидать. Левые силы сейчас фактически объединились, и те, кто ушёл, значит, примкнули к другому лагерю. Кто не с нами, тот против нас, и это надо понимать.
Приближались президентские выборы 1996 года, и политическая борьба активизировалась.
Летов по-прежнему принимал в ней деятельное участие.
Дело ЛетоваРасшифровка телефонного интервью с Егором Летовым от 8 марта 1996 года
Н.: Добрый вечер, с праздником вас. Могу я поговорить с Егором?
Е.: Да, это я.
Н.: Егор, меня зовут Дмитрий Невелев, я ответственный секретарь газеты «Лимонка» и давний ваш поклонник. В последнее время слушаю ваш старый альбом «Коммунизм» и с нетерпением жду выхода двух новых — «Новый день» и «Солнцеворот».
Е.: Мы заканчиваем как раз их записывать.
Н.: А в марте вы будете в Москве?
Е.: Пока непонятно.
Н.: Я беспокою вас вот по какому поводу. Вчера (7-го) в газете «Советская Россия» была опубликована статья журналиста Дмитрия Аграновского. Ваша подпись как представителя «Русского прорыва» стоит под «Соглашением о совместных действиях в поддержку Зюганова» (на президентских выборах).
Е.: Я подписал это соглашение после решения Лимонова о поддержке Ельцина.
Н.: Но сейчас наш кандидат Власов. Я хотел бы задать вам несколько вопросов для «Лимонки», если вы не против.
Е.: Задавайте.
Н.: Знаете ли вы о том, что сейчас кандидат от объединённых национал-патриотических сил Власов Юрий Петрович?
Е.: Нет, не знаю.
Н.: Жалко.
Е.: Но ведь он не коммунист?
Н.: Я думаю, что он не коммунист.
Е.: Стало быть, он наш враг — рыночник!
Н.: Понятно. Но вы этого не знали? Жалко. Вопрос о Зюганове. Вы программу его партии читали?
Е.: Конечно. Но я хочу заранее сказать, что Анпилов мне ближе.
Н.: Там есть пункт о «многоукладной» экономике. Как вы к этому относитесь? Положительно или нет?
Е.: Разумеется, отрицательно. Анпилов мне однозначно ближе. Я считаю его ультралевым. Сейчас ситуация следующая — впервые возникла реальная возможность победы левых сил на выборах. Что собой представляет и что предлагает Зюганов — неважно. Важно то, как он будет действовать, когда придёт к власти. Зюганов, может быть, и не красный, а розовый.
Н.: Я согласен с определением «розовый».
Е. (Смеётся): — Но тем не менее — он единственный кандидат от левых сил, за которого народ однозначно проголосует.
Н.: А вы в курсе, что Зюганов ещё в ноябре прошлого года на дебатах с Явлинским по НТВ заявил о наличии у него «русской национально-патриотической освободительной идеи»? То есть о том, что он не интернационалист?
Е.: Это вы правильно сказали. Зюганов — не интернационалист. Это может подтвердить и Проханов, который стоит за ним и всё ему делает. Он, на самом деле, — национал-патриотический коммунист. А Лимонов и Власов — они рыночники.
Н.: Вопрос о Лимонове. Почему у него «нужно отнять красное знамя»? Вы так сказали корреспонденту «Советской России». Вы сказали, что «Лимонов не имеет права под ним выступать».
Е.: Во-первых, я сказал не так. Я сказал, что после заявления в поддержку Ельцина он должен объяснить свою позицию.
Н.: Лимонов — за Юрия Власова. А Ельцин — это был пропагандистский ход.
Е.: Я не знаю… Он не понимает, что он делает? Он думает, что он делает? Он не посоветовался ни с кем. После этого меня в течение двух дней заваливали телеграммами, был шквал телефонных звонков. Он безумен? Просили прокомментировать этот факт. Я ждал его звонка с объяснениями. Ведь Ельцин — это враг номер один. Он из этого сброда, ж…я, типа Старовойтовой, вся эта мразь гайдаровская. После этого все от него (Лимонова) отвернулись. Он (Лимонов) в политике ничего не соображает.
Н.: Я пошлю вам свежий номер «Лимонки». Там про Власова. Про решение о Ельцине.
Е.: А что «Лимонка». Газета с очень маленьким тиражом. К нам в Омск она не попадает. А «Лимонку»-то кто читает, она маленькая и никому не помогает. У нас вообще газет партийных нет — ни анпиловских, ни других. Что-то есть в ячейках партийных, чтобы члены партии читали, и всё. А что касается Лимонова, то он все время утверждал, что он — национал-большевик. А затем делает заявление о поддержке Ельцина. У нас показывали пресс-конференцию его в Москве. Нам с Лимоновым не по пути однозначно.
Н.: Лимонов может исправить ситуацию?
Е.: Не знаю… Не представляю, каким образом. После этого ко мне все ребята обратились с просьбой прокомментировать, как я как член Политсовета НБП отношусь к этому заявлению Лимонова. А что я могу сказать, мне от НБП никто не позвонил, ни факс не отправил.
Н.: То есть мой звонок первый?
Е.: Да. Я ждал два дня, а после этого сделал официальное заявление, что я из партии выхожу и к этой партии отношения не имею. Мне ребята звонили из «Инструкции по выживанию» и сообщили, что с Лимоновым больше никто дела не имеет — ни Манагер, никто. Категорически. И это знамя больше не вывешивается. Это очень сильный удар. Понимаешь, в чём дело, на съезде в СПб баркашовцев и других он поддержал не Баркашова и Зюганова, а Ельцина. Лимонов однозначно перешёл в разряд тех, кто поддерживает партию власти, рыночников.
Н.: Если вам предложат в ТВ-программе «Один на один» выступить в прямом эфире с Лимоновым, вы согласитесь?
Е.: С Лимоновым я не буду говорить.
Н.: Тогда с кем интересно поругаться или поговорить было бы?
Е.: Это подумать надо. Наверное, с кем-то из молодых демократов.
Н.: Мы рады были бы вас видеть и послушать ваши новые песни.
Е.: Один из этих альбомов ультрареволюционный. Песни про революцию. А другой называется «Солнцеворот». Вы знаете, что такое «солнцеворот»?
Н.: Да, это знак свастики. С нетерпением вас ждём.
Е.: Вопрос у меня такой. Как Лимонов сам объясняет свой поступок?
Н.: Он мне объяснил это заявление в поддержку Ельцина как тактический ход. Ельцин однозначно умрет от инфаркта или ещё от чего-нибудь, а Юрий Власов меня более устраивает, нежели Ельцин, однозначно.
Е.: Дело в том, что он (Власов) просто голоса отберёт у Зюганова. Вот и всё. Очень мало, конечно.
Н.: По нашим оценкам, от 7 до 15 % он возьмёт.
Е.: Нет. Женщины обычно голосуют за солидного мужчину. Это психологическая тонкость. Юрий Власов — символ России и кумир для многих поколений советских людей. Они ему верят. Он честный человек, что в политике редкость. Но он не победит на выборах.
В этот момент политические разногласия Летова с Лимоновым обострились. Они ещё долго будут общаться при удобном случае, проявляя друг к другу неподдельный интерес. Но активиста НБП из Летова в итоге так и не получилось, хотя многие вступали в партию или просто симпатизировали ей во многом благодаря ему. Ну и Лимонову, конечно, книги Лимонова были — да и остаются по сей день — очень популярны.
Егор Летов:Я буду дальше воевать!
Я родом из этих невежливых строчек
Я родом из утра
Я родом из ярости
Я родом из мест небывалых неведомых
Географии и т. п. неподвластных
Я родом из леса зелёного тёплого
Невырубленного неповаленного
Я родом из радуги
Той, что раскинулась над пепелищем
Над миром
Над прахом
Над кладбищем
Я родом из воинства
Вечного воинства Правды единой
Смертельной
Последней
Оскаленной
Изрыгающей протуберанцы, поэмы и подвиги
Сердитого воинства
Что доблестно топает сапожищами
Щедро разбрызгивая во все стороны
Жидкую грязь, родниковую кровь и остроты.
Я родом из Победы.
Дмитрий Аграновский: Егор, сейчас о чём ни начни говорить, всё равно вернёшься к выборам, поэтому первый вопрос: как тебе ход предвыборной борьбы, агитации?
Егор Летов: Да, есть часть избирателей и довольно большая, которым нужно говорить: «Если вы меня изберёте, я вам через четыре года коммунизм построю!»
Д. А.: «Я защищу! Я верну! Я решу! А остальные ответят по закону!»
Е. Л.: Да. Более того, сделаю это всё за год, и зарплату выплачу, и пенсии, и прочее. Коммунизм — это спираль, идущая к горизонту, который недостижим. Те, кто придёт на смену нынешним коммунистам, должны сказать: «Да, мы коммунисты» и не отрекаться ни от чего, не каяться перед всякой сволочью. Мы шли по миру, шли широкими шагами, и ушли далеко. Придут люди, которые не будут оглядываться назад, а скажут: «Мы идём вперёд, и ещё дальше пойдём!» Молодые, весёлые, с весёлыми глазами. Люди действия.
Д. А.: Я не раз замечал, как наши противники пытаются втиснуть нас в определённые рамки, очень злятся, когда мы их представлениям не соответствуем, и называют нас то фашистами, то социал-демократами, то ещё как-нибудь. Для меня, например, совершенно естественно, что люди по-настоящему верующие объединяются сейчас с коммунистами — вот и «Русский прорыв» объединил людей разных взглядов, и если Роман Неумоев видит в Зюганове лидера прежде всего патриотов и поддерживает его как христианин, то ты поддерживаешь его как радикальный коммунист.
Е. Л.: Да, я коммунист, но это нам не мешает быть вместе, ведь «Русский прорыв» — это не партия, это движение, и люди в нем собрались вокруг одной общей идеи, идеи выживания нашей страны. Эта же идея объединяла солдат в окопах Сталинграда. Она объединяет людей в самый критический момент, когда речь идёт о жизни или смерти. Сейчас именно такой момент — мы дошли до последнего рубежа. И то что произошло перед этими выборами — объединение всех левых сил, всех патриотических сил, «белых» и «красных» вокруг единого лидера — это очень важно, возможно, это вообще самое главное, что произошло в стране за последние двадцать лет. Поэтому вопрос не стоит, голосовать или не голосовать за коммунистов — объединились все порядочные люди, и быть не с ними просто нельзя. И то, что мы вместе должны сделать — это установить в нашей стране нашу власть, для нас, для нашей земли.
Д. А.: Чего ты ждёшь от победы Зюганова? На что надеешься?
Е. Л.: В первую очередь я надеюсь, что в стране будет наведён элементарный порядок. Как пишет Зиновьев — мы будем выбирать не между капитализмом и коммунизмом, а между государственностью нормальной и государственностью криминальной. Я понимаю, что история развивается по спирали, а не по кругу, и уже невозможно вернуть многое из того, что мне вернуть очень хотелось бы. Я бы очень хотел, чтобы вернулось то, что было в моем детстве. Чтобы у нынешних и будущих детей было такое же детство, как у нас. Это была свобода, спокойствие, защита, это была жизнь, НОРМАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ. Вот это вернуть уже невозможно. Во всяком случае, мы до этого уже не доживём. Может, хоть наши дети доживут.
Д. А.: Сейчас много говорят о программах Ельцина и Зюганова, а по-моему, за каждым из них сформировались некие интуитивно понимаемые ценности, и выбор происходит в первую очередь на уровне глубинном, подсознательном.
Е. Л.: Вся история человечества — это борьба Идеалов и Интересов. Мы стоим на стороне Идеалов, даже если это дело заведомо проигрышное. «Проигранное дело поэзии…» А против нас воюют Интересы — вот придут коммунисты, отберут у меня мою лавочку. Поэтому на стороне Ельцина нет ни патриотов, ни вообще каких-либо идеалистов, даже «демократов», и собрать вокруг себя людей он может только одним способом — постоянно запугивая гражданской войной и тем, что отберут собственность, «мою личную», пусть даже это полушка, заработанная в переходе. За Ельцина — только страх, вот они от страха и собрались вокруг него, все эти «Голосуй или проиграешь», все эти рокеры, вся эта мразь. А с другой стороны, очень хорошо видно, кто чего стоит.
Д. А.: «Продавшиеся за колоссальный бесценок…» Получается, на стороне Ельцина нет никаких идеалов?
Е. Л.: Никаких. Война идёт только за собственность, только за свой личный карман. Всё остальное — с другой стороны. Поэтому, если мы сейчас проиграем, это будет не просто проигрыш, а глобальный проигрыш — по схеме Гумилёва это будет означать, что наш народ вступил в стадию угасания пассионарности.
Д. А.: То есть победа Ельцина покажет, что люди предпочли отношения собственности всему остальному — морали, нравственности, патриотизму, религии, идеалам?
Е. Л.: Она покажет, что большинство народа выбирает для себя смерть, уничтожение. И, видимо, в этом случае нужно будет отказаться от понятия «народ», отказаться от того, что мы являемся ЭТИМ народом, сказать, что мы являемся ДРУГИМ народом. Я скажу только за себя: я никогда, ни при каком раскладе не соглашусь с тем, что сейчас происходит, потому что для меня есть определённая система ценностей, определённая ПРАВДА, за которую проливали и проливают кровь все НАШИ, и если сейчас мы отступим, я всё равно не покину наш фронт, и буду дальше воевать, и если нам будет навязана жестокая война, будем воевать жестоко.
Д. А.: Мы ждём Победы. Победа коммунистов мало что изменит практически, во всяком случае, в ближайшее время. Никуда не денутся ни бандиты, ни «новые русские», но символическое значение этой победы будет огромно. В чём оно, на твой взгляд?
Е. Л.: В том, что в борьбе между жизнью и смертью снова победит жизнь.
Как в покинутом городе
Считали мы деньги с тобой
В стране обречённой на самопоедание
Самоупокоение
Самопропивание
Как зарплату с тобой получали мы
Хохоча и рыдая
В городе приговорённом
К высшей мере безнаказанности
Как среди светофоров, дождей, магазинов
С тобою делили мы деньги
Честно заработанные
В переполненной гонорарами пустоте.
Заиндевелые трубы берёз
Затянули завыли победную песню
Победную до отчаяния
Совершенно верную до безумия
Посыпались бесы из нас как песок
Из дырявых корзин и кастрюль и мешков
и носков и перчаток
И мы, похоронные словно оркестры
Стоим глазеем
Ротозеем
Не дышим
Слушаем
Слышим
Как бьётся под кожей мятежная кровь
Как катятся с гор озорные лавины
Трепещем как банные листья на свежих ветрах —
Никак что-то важное чай происходит…
Да нет —
Просто маятник качнулся в правильную сторону.
У нас творчество очень обильный характер носит для окружающихИнтервью с Егором Летовым в Караганде (октябрь 1996)
— Ты в Казахстане в первый раз же, да?
— Да.
— А так в принципе всю страну объездил же?
— Ну, не всю. В Грузии, Армении не был.
— Как вообще, отличия заметны между Россией и Казахстаном на первый взгляд?
— Заметно, конечно. Вот, холодно у вас. Света нет, не топят (смеётся). По большому счёту разницы большой между Омском и Карагандой не почувствовал. Город очень похож, люди такие же.
— Не, тут народ позлее.
— Да? Не ощутил такого.
— Как концерт вообще? Понравилось?
— Концерт понравился. А реклама была безобразной, конечно. Афишка чего стоит… Непонятно, чем отличается первый концерт от второго, кроме цены. При этом подразумевается, что я и на первом концерте должен быть. Народ, видимо, пришёл, понял, что меня не будет, и не пошёл на второй. То есть то, что касается афиши и рекламы, не знаю, это идиотизм.
— Вообще во всех же городах, что касается рекламы, случается…
— Нет. Впервые такое случилось. Реклама, наоборот, всегда обычно даётся, большие афиши пишутся. Ну у нас всегда бывает, как сказать… Что залы не вмещают народ, начинаются драки с ментами, с охраной. Концерты сопровождаются скандалами. Разносят фойе обычно. Поэтому я несколько удивлён, что хороший концерт, в общем-то… Весёлый, спокойный.
— Как новый альбом называется?
— Я человек суеверный, пока новый альбом не вышел, ничего обычно не говорю, потому что, если начнёшь перехваливать, то…
— Работали долго, концертов-то давно не было…
— Да, концерты мы всегда даём. Альбомов не было. Мы редко пишемся. Вернее, как сказать… Если раньше мог в год семь альбомов сочинить, то теперь повысилась ответственность. То есть цена слова стала очень высока. Если раньше мог десять песен сочинить, из которых семь — говно, а три — ничё, а одна вообще хорошая, то теперь я сочиняю такие как бы «золотые» вещи, где каждая нота отработана и т. д. Альбомы записаны беспрецедентно, как мне кажется, не то что у нас, а вообще в истории рока… Там вообще ни одной трезвой ноты нет. Они, конечно, сыграны хорошо, но весь альбом писался под стимуляторами — наркотиками, алкоголем, чем-то ещё. Доводили себя до состояния максимальной искренности. Каждая нота «кровью выстрадана», просто на всю катушку сделана. И из-за чего у нас здоровье очень подсело. Мы полтора года сидели на стимуляторах и писались практически каждый день. В результате я очень сильно здоровье подорвал, чудовищно просто.
— То есть работа уже к концу подошла?
— Нам осталось свести только. То есть мы записали. И там одну песню осталось записать — песня «Наши» такая. Она должна быть записана вообще за раз. То есть нужно вообще нажраться/напиться и просто — хоп! — в один присест это сделать. Ну, неделю осталось работать, и через месяц они появятся. Всё будет, на виниле, на кадэшках. На виниле в Германии, а всё остальное у нас.
— Альбом уже как бы политический?
— Нет, не политический. Не, ну там есть песни определённого свойства. Это «Родина», допустим. Не, в некотором смысле у нас всё политическое, всё, что мы делаем. «Пой, революция!» песня есть. Я вообще считаю, что политика — это всё. То, что мы сейчас делаем — это политика, не-политики не бывает. Политика — это непосредственное отношение к реальности.
— Как тебе сейчас нынешняя политика? (С провалом выборов недавно, раскол там теперь пошёл у коммунистов).
— Сейчас-то? Ой, долго могу говорить… То, что раскол у коммунистов, это вообще смешно. Проиграли мы, такое ощущение. Я поддерживаю точку зрения Зиновьева. У меня имперский подход. Я считаю, что национализма есть два. Один — по нации, гитлеровский фашистский, тут баркашовский дурной. И национализм по территории. Я — советский националист. Считаю, что все народы, которые живут на территории СССР — это мой народ! Один такой великий народ общий, там все вообще: и грузины, и армяне, вообще все. Чечены, конечно… в голове хочется почесать (смеётся). Сейчас, собственно говоря, мы просрали ситуацию полностью, ситуация напоминает какой-нибудь 43-й год.
— Ну а выход вообще возможен?
— Ну выход находился тогда, когда нам давали пиздюлей страшнейших, когда было совсем невмоготу. К примеру, когда мы довели до Сталинграда фашистов (при этом в плен миллионами сдавались там и т. д.), неожиданно народ озверел. То есть когда стоит вопрос о выживании нации, выживании народа, неожиданно — хлоп! — как дали там! Такое ощущение, что сейчас этого нету, я не знаю почему даже. У меня, честно говоря, надежда на политический исход положительный отсутствует. Я думаю, что это хорошо, потому что когда у всех надежда закончится, полностью иссякнет, вот тогда народ как даст! Вот тогда всё и полетит к чёртовой матери. А до этого я что-то… не знаю… Народу не платят зарплату, народ вялотекущее какое-то состояние поимел… ходит и ничё — делай, что хочешь. После того, что было в 93-м году в Москве, я считаю, что либо мы совсем сломались, прекратили существование как нация, как народ… Потому что у народа должна быть определённая гордость, зависть, злость. А после этого такое ощущение, что изнасиловали просто и все как опущенные ходят. Ну есть определённая группа людей, которых я уважаю — это анпиловцы. Единственные из оппозиции, которые настоящие, которые дают пиздюлей в Москве ОМОНу. Я видел, как это было! Они смяли их на мосту, ОМОН побежал, побросал щиты эти в ужасе (смеётся). К сожалению, это поколение пожилое, они вымрут через 5 лет, и всё. А молодёжь же у нас, я не знаю… говно вообще.
— Ну в Москве же занимаются молодёжью… там… лимоновцы…
— Не, ну лимоновцы — это курьёз, по-моему. И партия его — курьёз, курьёзные дела. Их там ходит 20 человек сумасшедших (смеётся), вообще дураков каких-то. Их куда Лимонов поведёт, туда и идут. Это же партия вождизма. Лимонов — «Вот я какой! Все за мной!». То же самое баркашовцы, но они отдельный вопрос… странная очень партия, если это можно партией назвать. Это организация провокаторов профессиональных, по крайней мере, у меня такое ощущение. Все остальные — уже не партии, какие-то мелкие группировочки националистические, причём их штук 200 уже. Они съезд в Ленинграде проводили, там «русские», «национал-большевистские», «радикально-национальные»… Как вот у Жарикова партия была — СДК. Ну что это за партия? Семь человек…
— А кстати, что сейчас с Жариковым? Совсем не слышно, пропал из политики, из музыки.
— Не знаю, давно его не видел. А вообще мы с ним встречаемся, у нас хорошие отношения, дружеские. Он напрасно от Жириновского ушёл, и Жирик напрасно с ним расстался — у них был тандем роскошный. Он же Жириновскому имидж сделал… речи там, статьи за него писал. Я знаю, что он издаёт какой-то журнал самиздатский националистический, «Атака», по-моему, ебанутый такой. Там совершенно оголтелые статьи антисемитского свойства — «Бей жидов!» там, такие вот. А больше я ничего не знаю.
— А молодёжь…
— У нас была попытка. Мы создали такое движение мифическое — «Русский прорыв». Мы дали акцию в Москве. Это «Инструкция по выживанию», я там, Манагера подключили. Сейчас Лукич там. Надо сказать, что кто был, то и есть — четыре группы… ну, три — Манагер — это полугруппа.
— А сейчас, как считаешь, в бывшем Советском Союзе рок-движения нету?
— Не. Рока вообще нет уже давно, уже лет двадцать, во всём мире. Как шестидесятые годы закончились, могу сказать, что рока больше и не было никакого. Но были какие-то попытки реанимации, печальные, типа там Sex Pistols каких-нибудь. Всё было сыграно в шестидесятых годах. Рок-движение имело смысл, когда ставилась задача революции. Вот были рок-революции, были хиппи, панки в то время уже были. Панк был такой, который нам и не снился. У меня дома огромная коллекция гаражного панка 1960-х годов. Те же Soniсs… всяким Exploited срать да срать. Теперь стало модным, стало ясно, что тогда был гаражный панк. Они издаются огромными сериями роскошными. Тогда люди верили… они проиграли. Но если один раз проиграл, то ты больше не поднимаешься. Как мячик об пол ударить, он прыгнул и ниже-ниже-ниже, и всё. Сейчас вообще считаю, что рока нет. Мы какие-то последние могикане. Но то, что мы делаем, это не рок, это из области ритуала какого-то. Всё, что мы делаем, — политика, музыка, наши заявления, может, даже это интервью — это из области… показать, что ещё можно жить, можно стоять на ногах среди этого всего. Но это не из области Победы. Потому что Победа — она общая. А это из области выживания, из области ритуала, когда ты уже знаешь, что проиграл полностью, но при этом ведёшь себя так, как будто ты победитель. Я человек такой безнадёжный, но мы показываем, как надо вести себя в такой ситуации… в политике, не в политике, вообще. То есть, это сопротивление. Но… надо сказать, что сопротивление безнадёжное. Я не верю, что мы победим.
Создавали мы этот «Русский прорыв», но никто к нам не присоединился, никого интересного мы так и не нашли, никаких революций не случилось, все, кто был, — такие же, как и мы (как анпиловцы) — они все проиграли. Сейчас «Трудовая Россия» распалась, они там друг другу морды бьют — по телевизору показывали. Ну, это вообще уже из области комизма. Сейчас ситуация либо напоминает Цусиму, либо это вообще конец уже. Гумилёв — он считал ошибочно, что революция — это антипассионарии/субпассионарии, а это были как раз те самые пассионарные люди, самые вдохновенные. Сейчас нужно войну какую-то, либо народ нужно довести до состояния чудовищного, когда он вообще начнёт загинаться, вот тогда начнут ларьки громить, вот тогда начнётся естественная революция, стихийная. А сейчас стихийности нет. Нужна какая-то идеология, видимо, национальная всё-таки, не коммунистическая, потому что коммунизм сейчас из области христианства, потому что народ настолько изговнился, провонял самим собой, что такие вещи не работают.
— А какие фильмы снимать хотите?
— Ой, у нас огромное количество идей! Мы даже хотели типа во ВГИК поступать.
Анна Волкова: Да, Кузьма хотел. Туда никогда не поздно, и в 40 лет примут.
— Скорее всего, то, что мы будем в ближайшее время, это с роком вообще не связано. Мы с Кузьмой хотим детектив написать — триллер, причём вкусно так написать, в один присест. Мы вдвоём очень хорошо с Кузьмой работаем, когда собираемся… просто как братья Стругацкие. Просто за живот держимся. Статьи писали вдвоём… «Апрельские тезисы» какая была статья роскошная! Но, когда мы вместе, у нас творчество очень обильный характер носит для окружающих (общий смех). «Коммунизмы» все таким образом записаны. Кстати, у нас вот «Коммунизмы» будут. Хотим много записать, после того вот, как сейчас запишем. Как минимум четыре альбома будет: это «Коммунизм», альбом Нюрыча, альбом Лукича и альбом советских песен. А, и пятый, — мы хотели иностранных песен спеть. Первая будет «Ma Baker» лютая совершенно.
— А Лукича записываете уже?
— Ну, он, во всяком случае, хотел. Сказал, что хочет с нами записаться, когда в последний раз встречались. У него состав есть какой-то.
— Он же в последнее время много записывался.
— Да, но всё как-то неудачно. «Девочка и рысь» — альбом просто гениальный, считаю, что отличнейший просто.
— Который с Каргаполовым?
— Да. Наш такой знакомый старый.
Анна Волкова: Сначала не понравилось, а потом прислушались…
— Он вкусный очень получился, страшно вкусный. А вообще Лукича нужно не так писать. Мы как продюсеры — очень хорошие, без ложной скромности скажу. Его нужно писать очень жёстко, потому что он человек как бы мягкий, и когда мягкость на мягкость накладывается, она даёт приторность такую определённую. Когда мы в 88-м году писались, я считаю, что было то, что надо. Только магнитофон был поломанный совершенно. Мы писались три дня, и аппаратура вся вылетела. У нас постоянно летит. Огромные деньги постоянно тратятся на починку аппаратуры. Так оно всё работает, а как только начинаем писать, то сразу всё вылетает, усилители горят, страшный фатум преследует какой-то… просто всё ломается, свет вырубается. Соседи начинают в ментовку звонить, что громко. И когда мы начали писать, неожиданно треснула головка стеклоферритовая, и негде было взять другую. Более того, магнитофон был не наш, пришлось писать, как есть. Поэтому он записан крайне плохо, блин. Второй магнитофон, на который писали, тоже полетел, и стал завалы давать чудовищные. Гитара не строила тоже, порожек там, что ль, вылетел, или колки, не помню уже. Но ничё, мы записали в принципе. Он получился, в этом плане, вкусным таким. Получился альбом хороший: песни мягкие, добрые, красивые, которые сыграны очень грязно.
Я того же самого добивался, когда Янку писали. Половину они вообще сами без меня писали, я в другой комнате сидел. Сами выстраивали звук, с Зеленским.
«Коммунизмы»… Не знаю, как получится, но, видимо, ожидается новая серия, как в 89-м году, когда мы штук девять записали за год.
Хотели мы записать альбом типа Ministry, для этого электронные барабаны купили, лежат у нас в чемоданах. Альбом этот хочется лютый, истошный совершенно. С Манагером хотели записаться, но не знаю, стоит ли или нет сейчас. Манагера нужно очень сильно травой накурить, у него тогда просыпается красноречие, причем такое красивое! Такие вещи начинает выдавать, что вощще! Как-то накурили-напоили его, он как пошел стихами говорить… что-то: «и окна лопались как пузыри на теле…». А в трезвом виде он такой серьёзный, насупленный, сидит, текста эти свои пишет. Группа его — «Родина» — я считаю, вообще говно, таким пафосом отдаёт.
В Тюмени он писал, там такой серьёзный стал, что все маты выбросил. Он зверски православный, православие так и прёт. И в некий момент он решил, что маты могут оскорбить православный слух. «Кругом одни менты…» — и вместо «мудаки» — «воры» спел. Я ему говорил потом, что надо было петь иначе, не останавливаться на полдороге, что кругом одни милиционеры, один помыкает другим, и это не наша радость (смеётся).
Там глупости половина, но иногда такие вещи получаются у него! Назвался он максимально несвойственно — «Родина». У него много названий. До этого хотел назваться «Ужас в коробочке с калом», «Опиздотий Колобок», были «Медвежий ворс» и «Снежные барсы». Песню он сочинил, что-то там: «Мы Ельцина в лесу нашли, под ёлкой наш герой…» (смеются). Хочется такой альбом весёлый с ним записать.
«Коммунизм» будет дикий один, типа Ministry, именно техно-гараж, техно-рэйв такой. Отдельным альбомом хотели техно записать, но это нужно семплер их, всю эту хуйню, на чём они балакают.
Все «Коммунизмы» писались за один день, насколько я помню, максимум 2–3 дня. Ну это — собраться, из квартиры не выходя, затариться там водкой, травой, и как начать!.. Самый лучший, конечно, «Солдатский сон» у нас получился в этом смысле. Мы записали его часа за четыре… Мы дембельский альбом нашли. Причём там казах какой-то, т. е. человек, который, по-моему, вообще по-русски говорить не мог. И там такие каракули, и писал… но очень так старательно всё выписывал, записная книжка такая. Там такие орфографические ошибки! Он «юность» почему-то вообще вне кавычек не представлял понятие: «солдат отдаёт тебе „юность“» (в кавычках). Он к нам как попал, нас такой смех прошиб. Хорошо, был Джефф. Неожиданно оказалось, что эти песни все известные. Там строчек не хватало, слов не хватало… Ну мы, когда просмеялись (я просто за сердце держался), очень быстро записали. Он хороший получился, вообще отличный.
Мы собираем, если кадэшка выйдет, оформить прям страницами, надо сфотографировать каждую страницу. Он хороший альбом сочинился.
И «Лет Ит Би» так же сочинился. Приехал Сур, тут же возникла идея. Стали мы очень быстро копать в голове дворовые песни, подзаборные всякие. «Фантом» там… оказалось, «Фантом» не весь, куплетов двадцать, что ль, Кузьма потом нашёл, бесконечная песня какая-то. Мы сколько вспомнили, столько и спели. Неожиданно вот оказалось, что Малежика песня одна.
— А «Коммунизмы» будете писать в каком составе?
— Вдвоём. Ну втроём, Нюрыч скрипачкой будет. Кузьма сейчас в основном клавишник, а я гитарист — такой тандем.
Анна Волкова: По необходимости все на всём немного могут.
— Я на клавишных вообще не могу. Ну плохо могу сыграть. Даже где-то играл в «Движение вселенское сие»… или эта вещь в «Трамтарарам» вошла, которая первоначально для «Сто Лет Одиночества» была писана. Она в оригинале минут сорок продолжалась. Меня сначала чих пробрал, а Кузьма хохочет, а потом я чихнул так, что микрофон упал (смеётся). Потом я что-то на клавишах изображал, а потом ноту какую-то взял… и уснул. Меня Кузьма пробудил. Он думал: будить — не будить, и это всё на записи потом послушали, хохотали минут десять.
Кстати, «Сто Лет Одиночества» собираемся наконец издать полностью. Это будет тройник «Передозировка». Мы пока писали, было много песен, материалов, курьёзов, которые из окончательной версии повыкинули. И решили собрать все фотографии наши, где мы лежим в разной степени отруба, и собираемся ими сопроводить. Такой смешной будет альбомчик.
Мы пили тогда, мягко говоря. Я LSD тогда занимался профессионально, упёрто. То есть «Сто Лет Одиночества» полностью психоделический альбом, LSD навеянный.
Хотим вставить туда версии песен, которые в оригинал не вошли, потому что самые лучшие версии, они были, мягко говоря, нетрезвые, но это были самые живые версии… например, «Зря вы это всё», там плэйбэк не строил, а она самая лучшая версия была, чудовищная совершенно, вощще кошмар! В альбоме уже где-то третьи дубли, в основном как бы уже цивилизованные такие. «Передозировку» играли где-то сорок дублей. Я голос сорвал, и переписывали-переписывали-переписывали. И «Об отшествии» версия хорошая была, и «Сто Лет Одиночества» хорошая версия стиха была с вибрафоном.
Вот такой альбом собираемся издать. Планов вообще много. Английский альбом будет, там «Boney M.» будем играть.
— А это всё осуществится в плане выпуска на компакт-дисках?
— Да, конечно. Зальник ещё будет большой «10 лет ГО». Колесов этим занимается. Можно сказать, что это наша фирма. Они просто бедные покамест, надо им подняться. Если они поднимутся, если их не задавят, то это будет ГрОб-Records настоящий. Будем выпускать то, что интересно… Лукича, например. Я бы «ДК» выпустил всё раннее с удовольствием. Их, кстати, до сих пор не издаёт нормально никто, непонятно почему. Они же дико популярны, в Москве вообще культовая группа. У нас вообще была идея с «ДК» записаться, но Жариков что-то: «Ой, музыка дело молодёжное, я ей теперь не занимаюсь. Я теперь политик». Ну, с Морозовым можно было, конечно, записаться, но без Жарикова это не «ДК», это «Весёлые картинки», всякое говно. Им чего-то не хватает, причем самого цимуса такого. Они пытались, все эти старые песни пели, но не то, чего-то не хватает…
— У тебя брат же в «ДК» играл?
— Да. Ну, как играл… он не член группы. «ДМБ-85» у них роскошный был альбом, но опять же, Жарикову благодаря. Вот там он играл. Мы всё никак с ним не можем, каждый раз всё планируем-планируем. Никак не получается. Мы уже в этом альбоме хотели задействовать духовые.
— В газете писали, что он юбилей праздновал, 40-летие, в каком-то клубе. Джазовые авангардисты участвовали.
— Да? Странно. Мне 32, он меня на семь лет старше. Интересно… помню, что на семь лет. Значит, мне 33 уже. Я что-то всё никак не помню все эти дни рождения, всякие даты. У меня с этим плохо.
— А Фирсов сейчас чем занимается? Кассеты выпускает?
— Он записывал домашние всякие… «Русское поле эксперимента». Это мы дома сидели у него с Янкой, в течение двух дней… «Русский прорыв», да, он писал. Там фирма, они выпускают бутлеги в основном, концерты, редкости, то есть то, что альбомами не является. Сейчас вот Кузьму издаст. «Движение вселенское сие» — это вообще не альбом, это что-то такое, чего не было в помине. Но только они его почему-то записали на какой-то скорости, 7-й, что ль, очень медленно играет. Он раза в полтора быстрее…
Егор Летов:Рок — это всегда война…
«Всё идёт по плану». Именно так и прошёл концерт легенды отечественного панк-рока Егора Летова в нашем городе. Ледовая арена стадиона «Труд» вряд ли видела что-то подобное за время своего существования.
План организации концерта выглядел чётко, что позволило всем собравшимся без эксцессов и разборок повеселиться и послушать столь долгожданного гостя.
Как и было объявлено в афишах — билеты стали продаваться в день выступления, поэтому очереди в кассы образовались длиннющие. В зале на белом фоне льда чётко вырисовывалась небольшая импровизированная сцена. На ней уютно расположились микрофон, стул и две колонки по бокам. Сразу стало очевидно, что Егор будет петь один. «Всё идёт по плану», «Дурачок»… Эти песни и в акустическом варианте не потеряли своей привлекательности. Неприспособленность помещения для подобного рода мероприятий давала о себе знать: фонила аппаратура, в зале стоял жуткий холод.
Но тем не менее концерт прошёл нормально. И таково мнение не только фанов, но и самого Егора Летова, который сразу же после концерта отправился в рок-клуб «Feed Back» на встречу с журналистами.
— На стадионе было очень холодно…
— Да, ужасно. Временами я просто не чувствовал пальцев.
— Почему ты приехал без команды?
— Меня пригласили одного. Существуют два вида гастролей: электрический вариант («Гражданская Оборона») и акустика.
— В каких городах наиболее удачно проходили твои концерты?
— В Киеве, Москве, Ленинграде, Иркутске, Норильске. Последний электрический концерт хорошо прошел в Воронеже. И этот мне тоже понравился.
— Как обстоят дела с новым альбомом?
— Мы уже записали два: «Новый день» и «Невыносимая легкость бытия». Сейчас третий пишем.
— Ты уже давно говорил, что рок в России перестал быть актуальным. А себя ты рокером считаешь?
— «Алиса», «ДДТ» — это рок? Если вы считаете, что это рок, то я не рокер. Да, я действительно считаю, что рока у нас в стране никогда не было. Были какие-то отдельные команды: «ДК», «Инструкция по выживанию». Рок — это всегда война, революция, это нечто такое, что не вписывается ни в какие ворота. Рок в нашей стране был таким до перестройки, как только перестройка началась, оказалось, что у нас рока как движения нет вообще.
— Вы изменили отношение к своим песням. Как Вы сейчас поёте, например, «Всё идёт по плану»?
— Нормально пою. Я считаю, что песни очень хорошо «работали» в то время, а сейчас они имеют гораздо больше смысла, чем имели тогда. У них появился подтекст, которого невозможно было ожидать в то время. Тогда велась эпатажная война с той властью. Сейчас — борьба другого свойства. Она гораздо сложнее, тяжелее.
— Когда-то в одном из интервью Вы сказали: «Мы последние из могикан. С русским роком произошло то же самое, что и на Западе в 70-х годах. Рок весь купили». Это хорошо или плохо, ведь на роке зарабатывают?
— Это не хорошо и не плохо. Заработки мне не важны. Я могу работать кем угодно. По профессии я художник.
— Вас пытались купить?
— Ну конечно.
— А может быть, это хорошо, что можно продать и купить рок? Значит, это кому-то нужно?
— Сам факт купли означает, что людям определённого свойства, которые покупают рок — он не нужен.
— Вы по-прежнему записываете свои альбомы дома на магнитофоне «Олимп»?
— Да, мы пишем у меня дома. На деньги, отложенные под аппаратуру, купили очень хороший восьмиканальник и смешной пультик. Мы не зависим ни от кого — сами и операторы, и продюсеры…
— Если ваши песни перестанут быть злободневными, что вы предпримете?
— Я не считаю их злободневными. Однако уверен, что они имеют определённый резонанс в обществе. Если резонанса не будет, то, значит, я делаю что-то не то. Значит, я на что-то купился и ушёл. Главный критерий — это определённая эпатажность. Мы занимались два года политикой, а сейчас собираемся снимать кино.
— Об этом вы ещё три года назад говорили…
— Да. Но все упирается в деньги.
— Что за фильм — малобюджетный?
— Нет, это крупнобюджетный фильм. Я хотел бы снять не хуже Тарковского.
— Ваши приоритеты в музыке?
— Я слушаю всё: от классики, народной, ритуальной музыки до современной эстрады. Но люблю я слушать самопальные команды 60-х годов.
— Ваше отношение к рэйв- и техно-музыке?
— Это не музыка. По всей стране идёт такая волна — волна деградирующих людей. Зомбированное поколение. Мне страшно подумать о том, что будет после них.
— А Вам не кажется, что молодёжь 13 лет мы уже потеряли?
— Всё. Потеряли. Единственное, что может возникнуть, — это реакция на полное отупение, беспрецедентное в истории человечества. Произошла технологическая западная революция, которая там, на западе, увенчалась полным успехом на долгие века.
— Вы не считаете, что люди, приходящие к Вам на концерты, в какой-то степени ущербны?
— Нет. Это здоровые, нормальные люди.
— Ты обладаешь даром открывать новые имена. Это «Спинки мента», «Чёрный Лукич», «Анархия»… За последнее время этот перечень пополнился какими-нибудь новыми группами?
— Нет. Мы бы хотели сейчас заняться продюсерством. Мне и сейчас присылают кассеты, но в основном — это либо команды, которые под нас, типа «Красные звёзды», либо — какой-то современный попс.
— Вас на телевидение приглашают?
— В программе «А» дали прямой эфир. Я выступил. Но там меня постоянно прерывали. После этого у них были большие неприятности.
— Расскажи какой-нибудь интересный случай из сферы общения с фанами…
— Как-то под Новый год мне позвонила девушка и какую-то грустную бодягу понесла. Я говорю ей, что сегодня праздник, 31 декабря, я тебя поздравляю. Ты что не празднуешь? А она мне отвечает: «А какой это праздник?» Я ей говорю: «Вспомни, как раньше было: ёлочки, снежинки». Она на своём: «Мне 15 лет, я ничего не помню». Тут-то я опечалился.
На стороне титановИнтервью «Элементов» с лидером группы «Гражданская Оборона» Егором Летовым
Элементы: Егор, на ваших концертах часто происходят агрессивные действа, ваши поклонники вступают в конфликт с силами правопорядка и также друг с другом. На наш взгляд, все это свидетельствует о том, что в вашей музыке, в вашем имидже и в вашей идеологии изначально содержится принцип агрессии. Так ли это?
Егор Летов: Совершенно верно. Мы сознательно отдаём себе отчёт в том, что наша музыка и наша культура несёт в себе принцип агрессии. С нашей точки зрения, агрессии представляет собой абсолютно позитивное звено в любом виде творчества, и, более того, в любом проявлении жизни. Иными словами, агрессия представляет собой самое яркое, самое ясное, самое точное проявление жизни вообще.
Эл.: Но не кажется ли вам, что от агрессии страдает некая органическая конструкция, некая цельность? По крайней мере, именно так — как нарушение органической целостности, как вмешательство в спокойное течение внутренней жизни неких внешних, тёмных, разрушительных сил — воспринимается агрессия обыденным сознанием?
Е. Л.: Для того чтобы ответить на этот вопрос, следует сначала уяснить, что же такое жизнь. Жизнь представляет собой некий полигон, где взаимодействуют две силы — чёрная и белая, смерти и жизни, холода и огня. И жизнь человека представляет собой испытание на этом поле. Чтобы остаться живым, не быть скошенным, как сорный колос, ему необходимо занять определённую позицию, и именно на это указывает известная герметическая формула: «Кто умер, тот никогда не жил». На жизненном «поле экспериментов», где существует возможность победы только одной из сторон, агрессия представляет собой единственный способ остаться в живых, сохранить звание Человека, победить. Жизнь, таким образом, — это агрессия. Любая настоящая Поэзия — это тоже агрессия, Маяковский — это агрессия, Введенский — это агрессия. Рембо, Бодлер — это агрессия. Лимонов — это агрессия. То, чем мы занимаемся в музыке — это агрессия, это победа, это наступательный масштаб. Иначе не победить — это нужно констатировать для себя каждому человеку, отождествляющему свою жизнь со светлыми силами. Агрессия для него есть средство преодоления в равной мере агрессивной инерции, вселенской энтропии.
Эл.: Если агрессия — это жизнь, то мир (не-война) — это смерть. Так ли это?
Е. Л.: Да, разумеется. Все, не соотносящееся с агрессией, балансирует на грани между жизнью и смертью. Состояние агрессии, таким образом, — это та энергия, которая тратится на то, чтобы остаться в живых, но не в обывательском смысле этого слова, а в высшем, вечном, космическом его понимании. Это — сверхъестественная сила, проявляющая себя на более низком уровне как естественная. В Евангелии есть такая фраза Иисуса: «Мир мой даю вам, не так как мир даёт, я даю вам». Это означает, что мир, который приходит сверху, отличен от того контрагрессивного пацифистского направления, с которым мы встречаемся в нашей действительности. Я однозначно отождествляю себя с последователем Христа, пришедшего, чтобы утвердить небесный мир и победить мирской, чудовищный пацифизм, под маской которого скрывается сатаническая сила.
Эл.: Что такое творчество в вашем понимании?
Е. Л.: Творчество — это тотальная революция, это изначальная война против инерции и энтропии. Это — уничтожение всех укладов, каких бы то ни было структур, скелетов этой жизни во имя ничего. Творчество не несёт в себе никакой идеологии, ибо идеология есть сугубый продукт этой цивилизации, которая обречена, как Вавилон. Творчество носит сверхсознательный, революционный характер. Каждая подлинная революция есть разрушение всех старых параметров и конструкций, более того, революция — это антиэгоистичное и антиличностное действие, потому что личность — это частность, это определённая частная проекция цивилизации. На понятии личности основаны все политические структуры, и прежде всего либеральные. Революция, в какой бы сфере она ни проявлялась — в творчестве или в общественной реальности — относится к сфере надличностного, сверхсознательного.
Эл.: Личность — это ценность?
Е. Л.: Личность — это не ценность, личность — это грех. Гораздо лучше торжество агрессивных стихий, которые идут сквозь личность, против личности, вовне личности, внутри личности. Ведь все настоящие стихии агрессивны, и особенно агрессивны наши стихии, те стихии, которые стоят за нашей спиной. Это — солнечные, огненные стихии, самые агрессивные из всех, ибо воюем против пассивности, против мрака, против слякоти, против холода. Именно к этим проявлениям принадлежит личность, ибо она частна, отдельна, она представляет собой атомарный фрагмент безжизненной конструкции.
Эл.: Но это, согласитесь, особая агрессия. Полагаете ли вы, что в личности, в её атомарности тоже есть своя правда, которая ориентирована против вас и против той идеологии, которую вы защищаете?
Е. Л.: Я считаю, что правда — одна, и она очевидна для всех. По этой причине я считаю солидарными и не противоречащими друг другу все проявления этой правды как в сфере чистого искусства, так и в сфере нашей политической деятельности. Единое знание, таящееся во всём человечестве, одинаково реагирует на любое проявление этой правды.
Эл.: Всё, что вы изложили сейчас в отношении агрессии, удивительно напоминает пафос борьбы с отчуждением в левых революционных доктринах. Как вы оцениваете проблему отчуждения и борьбы с отчуждением?
Е. Л.: Всё, что я сделал за свою жизнь, и всё, что я собираюсь делать дальше, — это война армии стихийных сил, в которой я являюсь рядовым, может быть, сержантом, но не более того, против ценностей и систем, в которых торжествуют личности и дискретные элементы. Это война сатанинских и огненных сил, в которых огненные силы представляют собой силы внеличностные, против сил, носящих мелкий, раздробленный характер. Безусловно, я борюсь против отчуждения, и мой альбом «Сто Лет Одиночества» посвящен именно этой проблеме.
Эл.: Среди ваших поклонников бытует утверждение, что у Летова есть особая доктрина, называемая «доктриной красного смеха». Не могли бы вы пояснить, о чём идёт речь?
Е. Л.: Существует рассказ Леонида Андреева «Красный смех», написанный после Русско-японской войны, на заре XX века, и являющий собой некий метафизический и эстетический манифест. Мы рассматриваем его как краткое резюме нашей позиции. Мы, «Г О», представляем собой движение таких людей, которые в результате жизненного кошмара, выпавшего на их долю, соприкоснулись с определёнными чудовищными ценностями Вселенной, находящимися над личностным, над человеческим вообще уровнем. Потом эти страшные «обнаруженные» ценности мы начали внедрять, пусть даже насильственным образом, в массы, во имя того, чтобы человечество духовно не умерло окончательно, не угасло, не уничтожилось. Ибо то, что сейчас происходит с цивилизацией, это, несомненно, падение Вавилона, и для того, чтобы Человек с большой буквы (а не обыватель!) остался в живых, нужно прилагать насильственные действия, которые должны носить характер крупномасштабный и, видимо, жестокий. В этом смысле принцип агрессии сейчас должен быть воплощён в жизнь, должна родиться новая чудовищная кровавая армия, которая сметёт с лица земли всю вавилонскую цивилизацию. Ведь эта цивилизация погребла под своими останками традицию, всю культуру, которые составляли вплоть до недавних пор наиболее высокий аспект человечества. Сейчас нам остаётся только одно: надо полностью изменить заново всю человеческую традицию, которая бесповоротно исчезла (и не надо иметь на сей счёт никаких реставрационистских иллюзий). Мы должны сотворить новую глобальную революцию, создать нового, настоящего Человека, лишённого комплексов и каких бы то ни было аксиом. Человека живого, настоящего, такого, какой сделал первую наскальную надпись. Это — Человек. Художник с большой буквы, который может пролить свою кровь для того, чтобы написать слово. Это — агрессия «красного смеха», направленная против цивилизации как таковой и носящая сугубо творческий, утверждающий характер. Это — агрессия против инерционного и энтропийного бытия, которое породила нынешняя «конфуцианская» цивилизация. Должна родиться новая цивилизация, в которой в живых останутся только те Люди, о которых говорил Христос: много званых, да мало избранных. Эти избранные и есть воинство Божие. Красный смех — это бескомпромиссное состояние сознания, тёмное, но необходимое для того, чтобы пройти врата смерти, чтобы штурмовать врата небесные. Это — состояние человека, выходящего одного против танков, состояние Матросова.
Эл.: В героизме «красного смеха» и в агрессии, которую вы описываете, есть очень много от восстания титанов против богов. На чьей стороне выступаете вы?
Е. Л.: Разумеется, на стороне титанов. Я считаю, что боги, если они вообще существуют, — это кровожадные существа.