хотя б за музыку одну
родившихся четверостиший.
«Твои глаза светлей и тише…»
Твои глаза светлей и тише
воды осенней, но, соскучась,
я помню волосы: в них дышит
июльской ночи тьма и жгучесть.
Ну где еще отыщет память
такую грезящую шалость,
в которой так ночное пламя б
с рассветным льдом перемешалось?
Такой останься, мучь и празднуй
свое сиянье над влюбленным, –
зарей несбыточно-прекрасной,
желаньем одухотворенным.
Яблоня
Чем ты пахнешь, яблоня –
золотые волосы?
Дождевыми каплями,
тишиною по лесу,
снегом нерастаянным,
чем-то милым сызмала,
дорогим, нечаянным,
так что сердце стиснуло,
небесами осени,
тополями в рубище,
теплыми колосьями
на ладони любящей.
Дождик
День за днем жара такая все –
задыхайся и казнись.
Я и ждать уже закаялся.
Вдруг откуда ни возьмись
с неба сахарными каплями
брызнул, добрый на почин,
на неполитые яблони,
огороды и бахчи.
Разошлась погодка знатная,
с похмела тряхнув мошной,
и заладил суток на двое
теплый, дробный, обложной.
Словно кто его просеивал
и отрушивал с решёт.
Наблюдать во всей красе его
было людям хорошо.
Стали дали все позатканы,
и, от счастья просияв,
каждый видел: над посадками –
светлых капель кисея.
Не нарадуюсь на дождик.
Капай, лейся, бормочи!
Хочешь – пей его с ладошек,
хочешь – голову мочи.
Миллион прозрачных радуг,
хмурый праздник озарив,
расцветает между грядок
и пускает пузыри.
Нивы, пастбища, леса ли
стали рады, что мокры,
в теплых лужах заплясали
скоморохи-комары.
Лепестки раскрыло сердце,
вышло солнце на лужок –
и поет, как в дальнем детстве,
милой родины рожок.
«Уже картошка выкопана…»
Уже картошка выкопана,
и, чуда не суля,
в холодных зорях выкупана
промокшая земля.
Шуршит тропинка плюшевая:
весь сад от листьев рыж.
А ветер, гнезда струшивая,
скрежещет жестью крыш.
Крепки под утро заморозки,
под вечер сух снежок.
Зато глаза мои резки
и дышится свежо.
И тишина, и ясность…
Ну, словом, чем не рай?
Кому-нибудь и я снюсь
в такие вечера.
Зимние стихи
Скажите, вы любите холод,
трескучий, крещенский и крепкий,
здоровья осанку и хохот,
как наши румяные предки,
полозья порхающих санок
и губы, раскрытые с негой?..
Скажите, вы любите запах
лохматого русского снега,
тончайшую роспись пейзажа,
застывших стихов закорюки,
с работы по льду пробежаться,
похукивая на руки,
а вечером – ежась и нежась –
небес голубое свеченье?..
Скажите, вы любите свежесть
дымящейся стужи вечерней,
когда в ожиданье тепла мы,
зевая, у печки скучаем,
и строим чудесные планы,
и греемся водкой и чаем?..
А утром – солнце и иней,
бодрящая душу погода?..
Скажите, вы любите имя
любимого времени года,
растущие снежные кучи,
морозца хрустящую поступь,
сверкающий, свежий и жгучий
отчизны отчетливый воздух?
Ворон ветки клюнул, каркнув,
зори землю обожгли,
и влюбленные из парков
охладелые ушли.
Горстку праздничной теплыни
под пальто проносим мы.
Город – в дымном нафталине,
в хрупком кружеве зимы.
Еле веки открывая,
на окошечки дыша,
в очарованных трамваях
будто спит его душа…
Но вглядись то там, то здесь ты:
нет, косматая, шалишь!
Дышат светлые подъезды
теплотой людских жилищ.
И, струясь румяным соком
новых вёсен, лучших лет,
льется золото из окон,
пахнет солнцем свежий хлеб.
Люди трудятся и любят,
лица светятся от дум.
С доброй речью в холод лютый
речка плещется во льду.
Так и я – в снега, в морозы, –
хоть и втиснуты в броню,
под броней прозрачной прозы
праздник лирики храню.
«Сколько б ни бродилось, ни трепалось…»
Сколько б ни бродилось, ни трепалось, –
а поди, ведь бродится давно, –
от тебя, гремящая реальность,
никуда уйти мне не дано.
Что гадать: моя ли, не моя ли?
Без тебя я немощен и нищ.
Ты ж трепещешь мокрыми морями
и лесными чащами шумишь.
И опять берешь меня всего ты,
в синеве речной прополоскав,
и зовешь на звонкие заводы,
и звенишь – колдуешь в колосках.
Твой я воин, жаден и вынослив.
Ты – моя осмысленная страсть.
Запахи запихиваю в ноздри,
краски все хочу твои украсть.
Среди бед и радостей внезапных,
на пирах и даже у могил
не ютился я в воздушных замках
и о вечной жизни не молил.
Жить хочу, трудясь и зубоскаля,
роясь в росах, инеем пыля.
Длись подольше, смена заводская,
свет вечерний, добрые поля.
Ну а старость плечи мне отдавит,
гнета весен сердцем не снесу, –
не пишите, черти, эпитафий,
положите желудем в лесу.
Не впаду ни в панику, ни в ересь.
Соль твоя горит в моей крови.
В плоть мою, как бешеные, въелись
ароматы терпкие твои.
Ну так падай грозами под окна,
кровь морозь дыханием «марусь», –
все равно, покуда не подохну,
до конца, хоть ты мне и не догма,
я тебе – малюсенький – молюсь.
«Апрель – а все весна не сладится…»
Апрель – а все весна не сладится.
День в день – не ветрен, так дождист.
Когда в природе неурядица,
попробуй на сердце дождись.
Блеснет – на миг – и тучи по небу,
и новый день не удался.
А все ж должно случиться что-нибудь,
вот-вот начнутся чудеса.
И что душе до вражьих происков,
что ей, влюбленной, боль и суд,
когда в лесу синё от пролесков
и пахнет почками в лесу?..
Ода нежности
О, дай мне одой нежности побыть,
кувшинкой белой, дуновеньем мяты!
Я так боюсь заветное забыть!
Хоть на минуту вспомнишь ли меня ты?
Я повторю на тысячи ладов,
перетрублю сиянье лир и лютен,
что нет, не страсть, о нет, и не любовь,
но, нежность, ты всего нужнее людям.
Ты приходила девочкой простой,
вся из тепла, доверия и грусти –
как летний луг с ромашкой и росой,
как зимний лес в сверкании и хрусте.
Касалась боли холодом бинта,
на жаркий лоб снежинками снижалась,
и в каждом жесте мне была видна
твоя ошеломительная шалость.
Я помню пальцы твердые твои,
их волшебству вовеки не угаснуть.
Явись еще и чудо сотвори,
верни мою утраченную ясность.
Твой тихий шаг звучит едва-едва.
Зову, мечусь: да разве ж ты немая?
Я целый мир у зла отвоевал,
а твоего не вызвал пониманья.
Ни заслужить, ни вымолить нельзя,
чтоб соловьями волосы запели.
Ты – легкая. Ты – светлая. Ты – вся,
как первый снег и первый звон капели.
И только ты нас делаешь людьми.
Нам хорошо в твоей певучей власти.
О, сохрани несбыточность любви
от прямоты ожесточенной страсти!
Плесни в мой жар, о карая река,
омой мою струящуюся муку.
Живи со мной, как правая рука,
не торопись на вечную разлуку.
Ведь если я и вздор порой мелю
и если вдруг и потемнею ликом,
то это в легком праздничном хмелю,
а не в чаду удушливом и диком.
Этот март
Разнообразны и вкусны
повествования весны.
Она как будто и близка,
а снегу сроду столько не было.
Иду по марту, как по небу,
проваливаясь в облака.
Еще морочат нас морозы,