(господи эл мы все-таки сбили его)
события той ночи. Но потом он перевел взгляд на Джорджа, распластавшегося рядом с машиной и дрожавшего всем телом. Дискуссионная команда в полном составе высыпала наружу и сбилась в кучку у дверей, не сводя глаз с Джорджа. Кровь у него на лице оказалась из ссадины, которая не выглядела серьезной, но вот кровотечение из уха было скорее всего симптомом сотрясения мозга. А потому, как только Джордж сделал попытку подняться, Джек стряхнул с себя мисс Стронг и устремился к нему. Джордж испуганно отпрянул.
Джек двумя руками уперся парню в грудь, не давая встать.
– Лежи тихо, – сказал он. – Постарайся не делать лишних движений.
Потом он повернулся к мисс Стронг, которая с ужасом смотрела на них обоих.
– Пожалуйста, позовите сюда немедленно школьного врача, – попросил он. Она повернулась и кинулась в сторону школьных кабинетов.
Джек оглядел свою дискуссионную группу и не побоялся встретиться взглядом с каждым, потому что он снова был их руководителем, полностью овладевшим собой, а когда он адекватен, во всем Вермонте не сыскать более приятного человека. Наверняка они об этом знали.
– Можете на сегодня расходиться по домам, – тихо сказал он им. – Встретимся завтра утром.
К концу недели шестеро членов команды добровольно покинули ее, и среди них двое лучших, но это уже не имело значения, потому что к тому времени его самого информировали, что ему придется уйти.
Но он не сорвался и не запил, и это было уже кое-что.
И он никогда не опускался до ненависти к Джорджу Хэтфилду. В этом он был совершенно уверен. То есть опять-таки не он сам совершил поступок, а было произведено действие, направленное против него.
Вы меня ненавидите, потому что знаете…
Но он не знал ничего. Ничего. В этом он готов был поклясться самому Господу Богу, как чистосердечно мог покаяться, что перевел таймер вперед всего на минуту. Но не из-за ненависти, а из чувства сострадания.
Две осы медленно ползали по крыше рядом с дырой в кровле.
Он наблюдал за ними до тех пор, пока они вдруг не расправили свои с виду лишенные аэродинамических достоинств, но тем не менее на редкость эффективные крылья и не улетели куда-то в сторону октябрьского солнца, ища, кого бы еще ужалить. Если уж Бог снабдил этих созданий жалами, рассудил Джек, они обречены использовать их по назначению.
Долго ли он просидел, глядя в дыру, где его поджидал неприятный сюрприз, и вороша тлеющие угольки воспоминаний? Он посмотрел на часы. Почти полчаса.
Потом он добрался до края крыши, свесил ногу и нащупал верхнюю перекладину лестницы, упертой под кромку ската. Нужно спуститься к сараю, где он хранил шашку против насекомых на одной из самых высоких полок, чтобы до нее не добрался Дэнни. С этой бомбой он вернется, и теперь большой сюрприз будет ожидать ос. Они могли ужалить его, но и он мог нанести ответный удар. В этом он не сомневался. Через какие-то два часа от гнезда останется только остов из жеваной бумаги, и Дэнни сможет хранить его у себя в комнате, если пожелает, – когда Джек сам был ребенком, у него лежало в спальне пустое осиное гнездо, которое навсегда пропахло древесным дымком и бензином. Его можно будет положить прямо на тумбочку у изголовья постели. Это абсолютно безопасно.
– Мне стало намного лучше.
Звук собственного голоса, столь громко прозвучавшего в тишине, хотя он вовсе не собирался произносить эти слова вслух, придал ему дополнительную уверенность в себе. Ему действительно становилось лучше. Появлялась возможность выйти из пассивного состояния и перейти к активным действиям, воспринимать вещи, которые в свое время чуть не свели тебя с ума, как нечто несущественное, имеющее к тебе лишь косвенное отношение. И если существовало место, где это можно было сделать, то находилось оно именно здесь.
Он спустился по лестнице за дымовой шашкой. Он их проучит. Они сполна расплатятся за то, что посмели ужалить его.
Глава 15Во дворе перед отелем
Две недели назад в глухом углу сарая для инструментов Джек обнаружил огромное плетеное кресло, покрашенное белой краской, и вытащил его на террасу вопреки возражениям Уэнди, утверждавшей, что ничего уродливее она в жизни не видела. Он как раз расположился в нем, погрузившись в чтение романа Э.Л. Доктороу «Добро пожаловать в тяжелые времена», когда услышал тарахтение гостиничного пикапа, возвестившего о возвращении жены и сына.
Уэнди лихо припарковалась прямо на полукруглой площадке перед парадным входом, как заядлый гонщик, пару раз газанула, заставив мотор взреветь, а потом заглушила его. Единственный задний габаритный фонарь машины погас. Двигатель еще несколько раз дернулся и лишь потом окончательно затих. Джек поднялся из кресла и не спеша направился встречать их.
– Привет, пап! – крикнул Дэнни, взбегая наверх. В руках он держал коробку. – Ты только посмотри, что мне купила мама!
Джек схватил сына на руки, дважды крутанулся с ним на месте, а потом чмокнул мальчика прямо в губы.
– О, да это же сам великий Джек Торранс. Юджин O’Нил своего поколения. Американский Шекспир! – шутливо приветствовала мужа Уэнди. – Кто бы мог ожидать встретить вас здесь, среди заоблачных горных вершин?
– Просто толчея больших городов стала для меня невыносимой, дорогая леди, – в тон ей отозвался он и обнял ее за талию. Они поцеловались. – Как прошла поездка?
– Очень неплохо. Правда, Дэнни жаловался, что машина часто дергалась, но, честное слово, двигатель не заглох ни разу и… О, Джек, ты закончил работу!
Она разглядывала крышу, и Дэнни тоже поднял глаза. Его лицо едва заметно омрачилось, когда он увидел широкую полосу свежих пластин дранки поверх западного крыла «Оверлука», отливавших более ярко зеленой краской, чем остальная крыша. Но потом он снова перевел взгляд на коробку у себя в руках и просиял. По ночам сцены, показанные Тони, возвращались к нему и преследовали в своей изначальной ужасной четкости, а вот при свете дня об этом легко можно было забыть.
– Посмотри, папа! Ты только посмотри на это!
Джек взял у сына коробку. В ней лежала сборная модель одной из почти карикатурных машин дизайнера Биг Дэдди Рота, которые так восхищали Дэнни. Он выбрал себе копию «фолькса-убийцы», и на коробке был нарисован огромный пурпурный «жук» с вытянутыми задними фонарями в духе «кадиллака» 1959 года, оставляющими кровавый отблеск на проселочной дороге. В крыше машины имелся лючок, из которого высовывался устрашающего вида бородавчатый монстр с налитыми кровью глазами и маниакально-злобной усмешкой; он положил когтистые лапы на руль, а на голове у него красовалась огромная английская гоночная кепка, повернутая козырьком назад.
Уэнди не смогла сдержать улыбку, а Джек подмигнул ей.
– За что я особенно люблю тебя, док, – сказал он, возвращая коробку, – так это за отменный вкус. Тебе нравятся такие же простые и располагающие к размышлению вещи, как и мне самому. Да, ты определенно плоть от плоти моей.
– Мама пообещала, что ты поможешь мне собрать ее, как только я смогу прочесть первый рассказ о Дике и Джейн.
– Лучше отложить это до конца недели, – заметил Джек. – Что еще вы привезли в своем столь привлекательном с виду грузовичке, мэм?
– Нет уж! – Она схватила мужа за руку и потащила в сторону от машины. – Не подглядывать! Там есть кое-что исключительно для тебя, но в дом это отнесем мы с Дэнни. А ты можешь потом забрать молоко. Оно стоит на полу в кабине.
– Так вот кто я такой для вас! – воскликнул Джек, в притворном отчаянии приложив руку ко лбу. – Обыкновенная тягловая лошадка. Разнорабочий. Принеси-подай.
– Просто принесите, пожалуйста, молоко, мистер, и подайте его на кухню.
– Нет, я этого не вынесу! – воскликнул Джек и повалился на траву рядом с хохочущим Дэнни.
– Вставай! Развалился тут, хотя здоровый как бык, – сказала Уэнди, легонько пнув его носком кроссовка.
– Слышал? – обратился Джек к Дэнни. – Она обозвала меня быком. Будешь свидетелем.
– Буду свидетелем, буду свидетелем! – весело подхватил Дэнни, перепрыгивая через отца.
Джек сел.
– Кстати, о подарках, ребята. У меня для вас тоже есть кое-что. Посмотрите на террасе возле пепельницы.
– Что там такое?
– Забыл. Пойдите и взгляните сами.
Джек поднялся, встал рядом с женой, и они вместе смотрели, как Дэнни в нетерпении бежит вверх по склону лужайки, а потом прыгает по ступеням террасы. Джек снова обнял Уэнди за талию.
– Ты всем довольна, детка?
Она ответила ему с очень серьезным видом:
– Мне не было так хорошо со времени нашей свадьбы.
– Это правда?
– Чистейшая, как на духу.
Он крепко прижал ее к себе.
– Я очень люблю тебя.
Она ответила на его объятия, глубоко тронутая. Эти слова в устах Джека Торранса стоили дорого. Те случаи, когда он их произносил, она могла бы пересчитать по пальцам.
– Я тоже люблю тебя.
– Мамочка! Мамуля! – Дэнни уже стоял на террасе и подпрыгивал в радостном возбуждении. – Пойди посмотри! Ух ты! Ничего себе штуковина!
– Что же это такое? – спросила Уэнди, когда они медленно направились к отелю, держась за руки.
– Забыл, – повторил он.
– Смотри, а то я забуду о твоем подарке, – сказала она, слегка пихнув его локтем в бок. – Рискуешь не получить его.
– Я надеялся получить лучший из подарков сегодня ночью, – возразил он, и Уэнди рассмеялась.
Немного погодя он спросил:
– Как думаешь, Дэнни здесь тоже хорошо?
– Тебе лучше знать. Это ведь ты подолгу о чем-то разговариваешь с ним каждый вечер на сон грядущий.
– Мы с ним чаще всего обсуждаем, кем он хочет стать, когда вырастет, или спорим, существует ли Санта-Клаус на самом деле. Для него это почему-то очень важно. Мне кажется, его старый приятель Скотт наговорил ему об этом всякой чепухи. Но об «Оверлуке» он мне почти ничего не говорит.
– Мне тоже. – Они уже поднимались по ступенькам. – Но он ведет себя здесь до странности тихо большую часть времени. И он, кажется, похудел, Джек. Правда, заметно похудел.