– Вот так, – сказал он. – А теперь пойдем.
Они вернулись в свою спальню.
– Куда тебя ужалили? – спросил он.
– В запястье.
– Дай взглянуть.
Она показала ему руку. Чуть выше «браслета» из морщинок между запястьем и ладонью был виден укус. Кожа вокруг него покраснела.
– У тебя есть аллергия на укусы насекомых? – спросил он. – Подумай хорошенько! Потому что если есть, то Дэнни мог ее унаследовать. А эти треклятые твари впились в него раз пять или шесть.
– Нет, – ответила она уже заметно спокойнее. – Просто я… Просто я их ненавижу, вот и все. Ненавижу!
Дэнни сидел в изножье кровати, держа на весу левую руку, и смотрел на них. В его глазах на побледневшем от испуга лице читался упрек.
– Папа! Ты же сказал, что убил их всех до одной. Моя рука… Очень больно.
– Давай посмотрим, док. Нет, трогать я не буду. Так станет только больнее. Просто протяни руку ближе ко мне.
Дэнни подчинился, а Уэнди запричитала:
– О, Дэнни… О, бедненькая твоя ручка!
Позже доктор насчитает у Дэнни одиннадцать укусов. Но сейчас они могли видеть только россыпь точек, словно ладонь и пальцы их сына посыпали молотым красным перцем. Рука сильно распухла и стала напоминать рисунки из комиксов про кролика Багза или утенка Даффи, когда эти смешные персонажи случайно попадали себе по пальцам молотком.
– Уэнди, принеси спрей из ванной.
Когда она вышла из комнаты, Джек сел рядом с Дэнни и обнял его за плечи.
– Как только мы подлечим твою руку, я сделаю несколько снимков «Полароидом», док. А спать ты сегодня будешь вместе с нами, идет?
– Конечно, – сказал Дэнни. – Только зачем тебе фотографии?
– Чтобы попробовать в суде вытряхнуть кое из кого всю душу.
Уэнди вернулась с баллончиком, по форме напоминавшим химический огнетушитель.
– Это не больно, милый, – сказала она, снимая крышку.
Дэнни снова вытянул руку, и мама опрыскала ее с обеих сторон, покрыв блестящим слоем лекарства.
– Жжет? – спросила она.
– Нет. Так стало лучше.
– А теперь прими это. Разжуй их, прежде чем проглотить. – И она протянула ему пять таблеток детского аспирина с апельсиновым вкусом. Дэнни одну за другой отправил их в рот.
– Не слишком много аспирина? – спросил Джек.
– Нет. Зато слишком много укусов, – огрызнулась Уэнди. – Ты сейчас пойдешь и избавишься от этого гнезда, Джек Торранс. Немедленно!
– Дай мне одну минуту.
Он подошел к гардеробу и достал из верхнего ящика фотоаппарат. Порывшись еще немного, нашел несколько одноразовых вспышек-кубиков.
– Джек, что ты делаешь? – спросила Уэнди с надрывом в голосе.
– Папа несколько раз сфотографирует мою руку, – с серьезным видом объяснил Дэнни. – А потом мы вытряхнем кое из кого всю душу. Верно, пап?
– Верно, – отозвался Джек с мрачной решимостью. Он отыскал крепление для вспышки и присоединил его к фотоаппарату. – Вытяни руку, сынок. Я предполагаю, что каждый укус обойдется им тысяч в пять долларов.
– Что за чушь ты несешь? – почти закричала Уэнди.
– Скажу просто, чтобы до тебя дошло, – ответил он. – Я в точности следовал инструкции на упаковке шашки. Теперь мы подадим на них в суд. Эта чертова штука имела какой-то дефект. Должна была иметь. Как иначе объяснить то, что произошло?
– Да уж, – сказала она совсем тихо.
Джек сделал четыре снимка, передавая каждый Уэнди, чтобы она записала точное время съемки по часикам в виде кулона, которые носила на шее. Дэнни настолько поразила мысль, что каждая ранка на его руке может стоить тысячи долларов, что он постепенно начал забывать о страхах и активно интересовался съемкой. Хотя рука у него пульсировала тупой болью и немного разболелась голова.
Когда Джек убрал камеру на место, а снимки разложил для просушки, Уэнди спросила:
– Разве нам не надо показать Дэнни врачу сегодня же?
– Только если разовьется сильная боль, – ответил Джек. – Если у человека аллергия на осиный яд, реакция наступает уже через тридцать секунд.
– Реакция? О чем ты…
– Он впадает в кому. Или же начинаются конвульсии.
– О Боже! – Она обхватила себя руками, бледная и изнуренная.
– Как ты себя чувствуешь, сынок? Как думаешь, сможешь заснуть?
Дэнни смотрел на них, часто моргая. Образы недавнего кошмара потускнели и расплылись в его памяти, но он все еще был напуган.
– Если только я могу лечь вместе с вами.
– Конечно же, можешь! – воскликнула Уэнди. – О, мое солнышко! Прости нас, пожалуйста!
– Все в порядке, мама.
Она снова ударилась в слезы, и Джеку пришлось положить ладони ей на плечи.
– Клянусь тебе, Уэнди, я абсолютно точно следовал инструкции.
– Но ты избавишься от гнезда прямо с утра, хорошо?
– Само собой, я это сделаю.
Втроем они улеглись в постель, и Джек уже собирался выключить свет, когда вдруг о чем-то задумался и снова откинул одеяло.
– Нужно сфотографировать и само гнездо.
– Но только сразу же возвращайся.
– Разумеется.
Он подошел к шкафу, взял фотоаппарат и последнюю вспышку, а потом послал Дэнни салют, соединив в кольцо кончики большого и указательного пальцев. Дэнни улыбнулся и показал ему такой же ответный жест.
Ну и парень у нас растет, думал Джек, переходя в маленькую спальню. Даст любому сто очков вперед.
В комнате все еще горел верхний свет. Джек подошел к изголовью кровати, посмотрел на тумбочку и моментально покрылся гусиной кожей. У него в буквальном смысле волосы встали дыбом.
Сквозь прозрачную салатницу он почти не видел гнезда. Всю внутреннюю поверхность стекла покрывали копошившиеся осы. Их невозможно было сосчитать. Штук пятьдесят, если не сто.
С сильно колотящимся сердцем Джек сделал снимки, а потом отложил камеру, чтобы дождаться проявки. Машинально вытер губы ладонью. В голове стучала одна и та же мысль, наводившая почти
(Ты потерял контроль над собой. Ты потерял контроль над собой. Ты потерял контроль над собой.)
суеверный ужас. Они вернулись. Он убил ос, но они вернулись.
И он опять услышал свой истошный крик, обращенный прямо в испуганное и залитое слезами лицо сына: Прекрати заикаться!
И еще раз вытер губы.
Затем, подойдя к столу Дэнни, он порылся в ящиках и нашел большую коробку с пазлом. Поднес ее вплотную к краю тумбочки и с величайшей осторожностью передвинул на картон накрытое салатницей гнездо. Осы злобно жужжали в своей тюрьме. Потом, крепко прижав салатницу рукой, чтобы она не съехала, Джек вышел в коридор.
– Ты идешь спать? – спросила Уэнди.
– Идешь спать, папочка?
– Мне нужно на минутку спуститься вниз, – нарочито небрежно ответил он.
Как такое могло случиться? Как, во имя всего святого?
Ведь дымовая шашка сработала по всем правилам. Он дернул за кольцо и увидел, как из нее повалил густой столб белого дыма. А когда вернулся через два часа, ему оставалось только высыпать мертвые тельца насекомых через отверстие в верхней части гнезда.
Так каким же образом? Путем спонтанной регенерации?
Нет, это безумие. Чепуха, в которую не верили уже в семнадцатом веке. Насекомые не способны регенерировать. И даже если учесть, что из отложенного осиного яйца через двенадцать часов выходило взрослое насекомое, матки не откладывали яиц с наступлением холодов. Для этого у них есть сезон, начинающийся в апреле или мае. Осенью для ос наступала пора смерти.
Однако живое опровержение исходило под стеклом яростным жужжанием.
Он спустился со своей ношей вниз и прошел через кухню. В самом ее дальнем углу располагался черный ход. Колючий холодный ветер сразу же атаковал его почти обнаженное тело, а ноги мгновенно онемели от промерзшего бетона площадки, на которую он встал. В разгар сезона здесь разгружали бутылки со свежим молоком. Джек аккуратно опустил картонку с салатницей на бетон, а потом распрямился и посмотрел на термометр, прибитый рядом с дверью. Кончик ртутного столбика застыл на двадцати пяти градусах[11]. К утру стужа убьет их всех. Джек вернулся в дом и плотно закрыл за собой дверь. На секунду задумался, а потом решил на всякий случай еще и запереть ее на засов.
Пройдя через кухню, он выключил в ней свет. Какое-то время стоял в полной темноте, размышляя и ощущая томительное желание выпить. И внезапно он услышал, что отель наполнен множеством едва уловимых звуков: скрипами и стонами, завыванием ветра под скатом крыши, где, словно отравленные плоды, могли висеть другие осиные гнезда.
С осами, которые могли ожить.
И внезапно Джек осознал, что ему уже не нравится «Оверлук», как нравился прежде, словно не осы ужалили его сына – осы, невероятным образом пережившие химическую атаку, – а сам отель.
Его последняя мысль перед возвращением наверх к жене и сыну
(отныне ты не позволишь себе потерять контроль над собой. Что Бы Ни Случилось.)
была решительной, обдуманной и выстраданной.
Но, идя по коридору, он тыльной стороной ладони вытер губы.
Глава 17На приеме у доктора
Раздетый до трусиков и лежавший на смотровом столе Дэнни Торранс казался очень маленьким. Он смотрел на доктора («Зови меня Билл») Эдмондса, который подкатил к нему большой и непонятный черный агрегат. Дэнни скосил глаза, чтобы лучше разглядеть его.
– Не надо пугаться, парень, – сказал Билл Эдмондс. – Это всего лишь электроэнцефалограф. Больно не будет.
– Электро…
– Сокращенно мы называем его ЭЭГ. Я подцеплю кучу разных проводов к твоей голове… Нет, нет, не воткну, а только прикреплю, а потом самописцы в этом приборе сделают запись активности твоего мозга.
– Как в «Человеке за шесть миллионов долларов»?
– Да, примерно так. Ты бы хотел стать похожим на Стива Остина, когда вырастешь?
– Ни за что! – ответил Дэнни, а медсестра между тем прикрепляла электроды к крошечным выбритым участкам кожи на голове мальчика. – Папа говорит, что однажды у него в башке случится короткое замыкание… и он окажется в… Короче, в полной заднице.