Подшивки газет хранились в подвале. Среди них преобладали старые номера местной «Газетт», обанкротившейся в 1963 году, ежедневного листка, выходившего в Эстес-Парке, и боулдерской «Камеры». Денверские издания отсутствовали.
Грустно вздохнув, Джек взялся за просмотр «Камеры».
Когда он дошел до 1965 года, вместо нормальных газетных полос ему предложили кассеты с микрофильмами. («Все благодаря федеральной дотации, – радостно сообщила ему библиотекарша. – Мы надеемся перевести на пленку все с тысяча девятьсот пятьдесят восьмого по шестьдесят четвертый год, когда получим следующий чек, но они пока не торопятся, вы же понимаете? Будьте очень осторожны, хорошо? Впрочем, вижу, что вы умеете обращаться с этим. Позовите меня, если что-то понадобится».)
Линзу единственного аппарата для чтения оказалось совершенно невозможно правильно сфокусировать, и когда сорок пять минут спустя Уэнди положила руку Джеку на плечо, голова у него раскалывалась от острой боли.
– Дэнни гуляет в парке, – сказала она, – но мне не хотелось бы оставлять его на улице слишком долго. Как думаешь, сколько тебе еще понадобится времени?
– Десять минут, – ответил Джек.
Вообще-то он уже проследил окончание увлекательной истории «Оверлука» за годы, прошедшие с убийства мафиозного главаря до воцарения Стюарта Уллмана с его командой. Но ему почему-то не хотелось признаваться Уэнди, что он закончил.
– Чем ты здесь занимался таким таинственным? – спросила она, потрепав его по волосам, но вопрос был шутливым лишь наполовину.
– Просто выяснял некоторые подробности истории «Оверлука», – сказал он.
– С какой-то определенной целью?
– Нет,
(тебе-то что за дело до этого?)
просто из любопытства.
– Нашел что-нибудь интересное?
– Ничего особенного. – Вот теперь ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос не выдал раздражение. Она всегда и во все совала свой нос, донимала расспросами, не давала покоя еще в Стовингтоне, когда Дэнни был совсем младенцем. Куда ты уезжаешь, Джек? Когда вернешься? Сколько у тебя при себе денег? Ты возьмешь нашу машину? А Эл будет вместе с тобой? Сможет тогда хотя бы один из вас остаться трезвым? И так без конца. Ведь это она, простите за выражение, довела его до ручки и вынудила прибегать к выпивке. Конечно, не только она, но и она тоже. Она зудела, зудела и зудела, пока у тебя не появлялось желание врезать ей как следует, чтобы заткнуть рот и остановить
(Куда? Когда? Зачем? А как? А почему?)
бесконечный поток вопросов. От него возникало мучительное ощущение
(головной боли? похмелья?)
головной боли. Этот дурацкий аппарат для чтения с искаженным текстом в линзе! Из-за него так раскалывается башка.
– У тебя все в порядке, Джек? Ты что-то побледнел…
Она попыталась дотронуться до его лба, но он резко уклонился.
– У меня все отлично!
Его злобный взгляд заставил ее отшатнуться. Она выдавила из себя подобие улыбки, но это далось ей с очевидным трудом.
– Что ж… Как скажешь… Я тогда пойду и подожду тебя в парке вместе с Дэнни.
Она повернулась, чтобы уйти. Улыбка растворилась и превратилась в гримасу удивления и обиды.
– Уэнди! – окликнул он ее.
Она оглянулась.
– Что, Джек?
Он встал и подошел к ней.
– Прости меня, детка. Наверное, мне действительно немного не по себе. Этот треклятый аппарат… У него линза неисправна. Очень болит голова. У тебя есть аспирин?
– Конечно. Есть анацин. – Она порылась в сумочке. – Оставь пока у себя.
Он взял металлическую пробирку.
– А экседрина нет?
Ее лицо сразу чуть заметно омрачилось, и он понял почему. Поначалу это было всего лишь грустной шуткой, но потом проблема с алкоголем перестала быть поводом для смеха. Хотя он всерьез утверждал, что экседрин – единственное продающееся без рецепта средство, которое мгновенно исцеляет любой похмельный синдром. Исключительное по своему воздействию. Джек даже стал называть каждый свой утренний приступ похмелья «новым лабораторным испытанием экседрина на человеке».
– Экседрина нет, – ответила она. – Уж извини.
– Ничего, – сказал он, – анацин вполне подойдет.
Но анацин его не устраивал, и уж она-то могла бы разбираться в таких вещах. Однако иногда она вела себя как самая тупая корова…
– Хочешь, я принесу воды запить таблетку? – спросила она, уже немного успокоившись.
(Нет, я хочу, чтобы ТЫ КАТИЛАСЬ ОТСЮДА К ЧЕРТЯМ СОБАЧЬИМ, И КАК МОЖНО СКОРЕЕ!)
– Я воспользуюсь питьевым фонтанчиком, когда буду уходить. Спасибо.
– Хорошо. – Она начала подниматься по лестнице, ее красивые ноги грациозно двигались под короткой светло-коричневой шерстяной юбкой. – Мы будем в парке.
– Понял. – Он рассеянно сунул упаковку анацина в карман, вернулся к аппарату для чтения и выключил его. Убедившись, что жена ушла, поднялся наверх. Боже, такой головной боли у него не было очень давно! Если уж тебе голову сдавливают тисками, ты должен по меньшей мере иметь право насладиться парой стаканчиков, чтобы компенсировать страдания.
Но он тут же постарался избавиться от этой мысли, хотя настроение оставалось хуже некуда. Подошел к столу заведующей библиотекой, держа в руках упаковку спичек в виде книжечки, на которой был записан номер телефона.
– У вас здесь есть телефон-автомат, мэм?
– Нет, но вы можете воспользоваться моим телефоном, если звонок местный.
– Увы, междугородний.
– Что ж, в таком случае вам надо в аптеку. Там установлена кабинка.
– Благодарю вас.
Он вышел на улицу, миновал памятник неизвестному генералу и направился в сторону центра, засунув руки глубоко в карманы. В голове словно бухал свинцовый колокол. Небо тоже отливало свинцом. Наступило седьмое ноября, и погода изменилась. Уже несколько раз прошел небольшой снежок. Впрочем, первый снегопад случился еще в октябре, но тогда снег сразу растаял. Теперь же он местами задержался и в солнечную погоду даже радовал глаз хрустальным сверканием. Вот только сегодня солнце не пробилось сквозь облака, а когда Джек добрался до аптеки, вновь посыпались белые хлопья.
Будка с телефоном располагалась в дальнем углу заведения, и Джек как раз шел туда мимо полок с лекарствами, позвякивая в кармане мелочью, когда ему на глаза попались белые коробочки с зелеными надписями. Взяв одну из них, он вернулся к кассе, расплатился и снова направился в сторону телефона. Плотно закрыв дверь кабинки, высыпал на полку монеты, положил упаковку спичек с номером и набрал 0.
– Куда бы вы хотели позвонить, сэр?
– Пожалуйста, девушка, соедините меня с Форт-Лодердейлом во Флориде. – Джек назвал ей номер вызываемого телефона, а потом номер кабинки, откуда звонил. Она сообщила ему, что стоимость разговора составит доллар девяносто центов за первые три минуты, после чего он один за другим опустил в прорезь восемь четвертаков, морщась при каждом звонке, которым автомат возвещал, что принял монету к оплате.
Потом, когда ему оставалось только ждать соединения, слушая щелчки и писки на линии, он достал из белой коробочки пузырек с экседрином, открутил крышку, вынул лежавшую сверху ватку и бросил ее на пол кабинки. Зажав трубку между плечом и ухом, вытряхнул три таблетки и выложил их на полку рядом с остававшейся у него мелочью. Завинтил крышку и убрал пузырек в карман.
На другом конце провода трубку сняли после первого же гудка.
– «Серф-сэнд ризорт», чем могу вам помочь? – осведомился бойкий женский голос.
– Я бы хотел поговорить с управляющим.
– Вы имеете в виду мистера Трента или…
– Мне нужен мистер Уллман.
– Думаю, как раз сейчас мистер Уллман крайне занят, но если вы хотите, чтобы я проверила…
– Хочу. Передайте ему, что звонит Джек Торранс из Колорадо.
– Одну минутку, пожалуйста. – И она отошла от телефона.
Вся неприязнь Джека к напыщенному маленькому хлыщу Уллману нахлынула на него с новой силой. Он взял с полки таблетку экседрина, несколько секунд разглядывал ее, а потом отправил в рот и принялся жевать – медленно и со смаком. Вкус вернул давние воспоминания, в которых смешались наслаждение и печаль. Сухая горечь, но такая соблазнительная. Скорчив гримасу, он проглотил остатки лекарства вместе со слюной. Привычку разжевывать таблетки он приобрел в свои пьяные деньки и с тех пор не делал этого ни разу. Но при такой головной боли, как и при жестоком похмелье, казалось, что измельченная во рту таблетка действует быстрее. Он даже где-то вычитал, что привычка жевать обычный аспирин может перерасти в зависимость. Где ему это попалось? Он наморщил лоб, стараясь вспомнить, но в этот момент к телефону подошел Уллман.
– Торранс? У вас какие-то проблемы?
– Никаких проблем, – ответил он. – Котел все еще работает, а я пока еще даже не приступал к планированию убийства жены. Думаю заняться этим после праздников, когда станет совсем скучно.
– Очень смешно! Так зачем вы звоните? У меня слишком много дел здесь, чтобы…
– Да, вы занятой человек, понимаю. А звоню я по поводу некоторых славных и великих страниц из истории «Оверлука», о которых вы мне почему-то не сообщили. О том, например, как Хорас Дервент продал отель группе остроумнейших людей из Лас-Вегаса, а те, в свою очередь, перепродали его потом столько раз и стольким разным компаниям, что никакой налоговой службе оказалось не под силу выяснить, кто же его реальный владелец. И как они дождались подходящего момента, чтобы превратить его в игрушку для главарей мафии, после чего в шестьдесят шестом году отель прикрыли, когда одного из них здесь немножечко пристрелили. Вместе с телохранителями, оберегавшими его покой у дверей президентского люкса. Потрясающее место, этот ваш президентский люкс! Вильсон, Гардинг, Рузвельт, Никсон и Вито-Мясник… Я ничего не перепутал?
Какое-то время на противоположном конце линии удивленно молчали, а потом Уллман очень тихо сказал:
– Не вижу, какое отношение все это может иметь к порученной вам работе, мистер Торранс. Тут нет…